Сократ считал своим долгом принимать активное участие в общественной жизни Афин. При этом он далеко не всегда соглашался с мнением большинства в народном собрании и в суде присяжных, что требовало немалого мужества, особенно в период правления "тридцати тиранов". Свои не согласия с большинством Сократ считал результатом, того, что он всегда стремился к соблюдению законов и справедливости, о которых не всегда заботится большинство людей. Он был обвинен в том, что "не чтит богов и развращает юношество", и приговорен к смерти 361 голосом из 500 судей. Сократ мужественно принял приговор, выпив яд и отвергнув планы своих учеников о побеге как спасении.
Сократ не записывал свои рассуждения, считая, что только живая беседа приводит к нужному результату – воспитанию личности. Поэтому трудно полностью реконструировать его взгляды, о которых нам известно из трех основных источников комедий Аристофана, воспоминаний Ксенофонта и сочинений Платона. Все эти авторы подчеркивают, что именно Сократ впервые рассматривал душу прежде всего как источник нравственности человека, а не как источник активности тела (как это было принято в теориях Гераклита и Демокрита). Сократ говорил о том, что душа – психическое качество индивида, свойственное ему как разумному существу, действующему согласно нравственным идеалам. Такой подход к душе не мог исходить из мысли о ее материальности, а потому одновременно с возникновением взгляда на связь души с нравственностью возникает и новый взгляд на нее, который позже был разработан учеником Сократа Платоном.
Говоря о нравственности, Сократ связывал ее с поведением человека. Нравственность – это благо, реализуемое в поступках людей. Однако для то го, чтобы оценить тот или иной поступок как нравственный, надо предварительно знать, что такое благо. Поэтому Сократ связывал нравственность с разумом, считая, что добродетель состоит в знании добра и в действии соответственно этому знанию. Например, храбр тот человек, который знает, как нужно вести себя в опасности, и поступает соответственно своим знаниям. Поэтому прежде всего надо обучить людей, показать им разницу между хорошим и плохим, а потом уже оценивать их по ведение. Познавая разницу между добром и злом, человек начинает познавать и самого себя. Таким образом, Сократ приходит к важнейшему положению своих взглядов, связанному с переносом центра исследовательских интересов с окружающей действительности на, человека.
Девиз Сократа гласил: "Познай самого себя". Под познанием самого себя Сократ разумел не обращение "вовнутрь" – к собственным переживаниям и состояниям сознания (само понятие о сознании к тому времени еще не вычленилось), а анализ поступков и отношений к ним, нравственных оценок и норм человеческого поведения в различных жизненных ситуациях. Это вело к новому пониманию сущности души.
Если софисты приняли за исходный пункт отношение человека не к природе, а к другим людям, то для Сократа важнейшим становится отношение человека к самому себе как носителю интеллектуальных и нравственных качеств. Впоследствии даже говорили, что Сократ был пионером психотерапии, пытаясь с помощью слова обнажить то, что скрыто за внешними проявлениями работы ума.
Во всяком случае, в его методике таились идеи, сыгравшие через много столетий ключевую роль в психологических исследованиях мышления. Во-первых, работа мысли ставилась в зависимость от зада чи, создающей препятствие для ее привычного течения. Именно такой задачей становилась система вопросов, которые Сократ обрушивал на собеседника, пробуждая тем самым его умственную активность. Во-вторых, эта активность изначально носила характер диалога. Оба признака: а) направленность мысли, создаваемая задачей, и б) диалогизм, предполагающий, что познание изначально социально, поскольку коренится в общении субъектов, – стали в XX веке главными ориентирами экспериментальной психологии мышления.
Об этом философе, ставшем на все века идеалом бескорыстия, честности, независимости мысли, мы знаем со слов его учеников. Сам же он никогда ничего не писал и считал себя не учителем мудрости, а человеком, пробуждающим в других стремление к истине.
После Сократа, в центре интересов которого была преимущественно умственная деятельность (ее продукты и ценности) индивидуального субъекта, понятие о душе наполнилось новым предметным содержанием. Его составляли совершенно особые сущности, которых физическая природа не знает.
Сократовский метод включал в себя две относительно самостоятельные части: так называемую иронию и майевтику. При этом, взятый в целом, он представлял собой не просто логические процедуры и технику переработки информации, а являлся нравственно-логическим действием, призванным не только, даже не столько обработать некоторые эмпирические данные, сколько скорректировать нравственную сторону сознания человека. По мысли Сократа, люди страдают необоснованно завышенной самооценкой своей осведомленности прежде всего там, где речь идет о таких вещах, как добро и зло, справедливое и несправедливое, прекрасное и безобразное и т.п. Они наивно полагают, что знают, что представляет собой каждый из этих предметов. Известное и привычное в силу частого повторения они принимают за подлинное знание. Но у любого из таких "знатоков" тотчас возникла бы трудность в том случае, если бы потребовалось от указания, например, тех или иных красивых предметов перейти к определению сущности самой красоты. Иллюзия твердого и ясного знания, однако, преграждает ему путь к действительному знанию. Именно для этой цели - показать собеседнику, что он не знает сути того предмета, который кажется ему известным - и служила ирония.
Ирония указывает на несколько шутливый и притворный характер действий Сократа [8]; он и в самом деле играет с собеседником и когда скрыто, а когда и откровенно смеется над ним. Прежде всего Сократ старался внушить собеседнику мысль, что сам он (Сократ) собой никогда ничего серьезного в интеллектуальном плане не представлял и, дожив до седых волос, так ничему и не научился, что с детских лет сохранил в себе наивно-невинную любознательность и до сих пор мечтает найти себе учителя, чтобы познать истину [9]. Усыпив, таким образом, где притворной лестью, а где наигранным уничижением, бдительность собеседника и навязав ему роль наставника над недалеким старцем, с юношеским задором на правах любознательного ученика Сократ обрушивал на собеседника ворох вопросов. Вопросы, конечно же, простоватый Сократ ставит с умыслом, имея своей тайной целью привести противника к противоречию с самим собой. Цель оказывалась достигнутой, когда расслабившийся и не ожидающий подвоха собеседник, соглашавшийся с Сократом в каждом пункте его рассуждений, вдруг неожиданно для себя приходит к выводам (с которыми он согласен), прямо противопо-ложным своим исходным посылкам (тоже им одобряемым). Собеседник впадает в состояние замешательства и недоумения, теряется и из положения учителя попадает (если остается желание и не появляется обиды) в положение ученика. Такая растерянность относительно важнейших нравственных категорий, если она искренняя, способна побудить человека к глубокому серьезному исследованию, либо самостоятельному, либо совместному с Сократом.
Вторая часть метода Сократа - майевтика - представляла собой с точки зрения своей логической формы индукцию (наведение) [10]. Развитию индуктивности сократовского метода как нельзя лучше способствовал диалогический способ исследования. Он предполагал, что в начале беседы по необходимости всегда исходят из всем понятных, а потому и самых простых, как бы наглядных положений, имеющих преимущественно чувственный характер, но по мере продвижения диалога переходят к скрытым и более сущностным свойствам обсуждаемых вещей. Воспроизводя структуру диалога-исследования, индукция направлена на отыскание единого во многом: от множества явлений, в которых некая предполагаемая сущность представлена как относительное свойство, легко исчезающее и превращающееся в свою противополож-ность, существующее в них (явлениях) на ряду с другими свойствами, мысль переходит к такой одной вещи, в которой искомое свойство представлено само по себе, не в относительном, а в абсолютном смысле, и не как свойство даже, (любое свойство может быть отъемлемо от вещи, и последняя, хоть и изменит, но не утратит своего существования), а как некая неотъемлемая определенность, тождественная самой вещи, или даже как некая вещь. Итогом такого метания мысли должно быть определение, фиксирующее общее, универсальное свойство, имеющее всеобщее значение для сознания.
Обе части метода Сократ употреблял иногда порознь (сначала ирония, а затем наведение), но чаще одновременно, как нечто единое: индукция по характеру оказывалась вполне ироничной, а ирония имела вид индукции. Бывало, однако и так, что индукция, хотя и присутствовала в диалоге, ни к чему не вела и не венчалась определением, а сам диалог заканчивался ничем, потому что Сократ строил беседу с тем расчетом, чтобы участники (включая самого Сократа) изменили свои позиции на противоположные и в растерянности разошлись. В этом случае господствовала одна ирония.