Классическое естествознание (XVII —конец XIX в.) исходило
из того, что взаимодействие прибора и объекта познания не ме-
няет объективных характеристик последнего, хотя и может их
выделить, так сказать, «в чистом виде». Классическая механика,
например, считала, что масса тела не зависит от скорости, кото-
рую может придать телу исследователь. Действительно, заме-
тить различия в массе стоящего или плывущего ларохода, по-
коящегося или падающего на землю камня невозможно. Однако
специальная теория относительности открыла, что при скоростях,
приближающихся к скорости света, масса движущегося тела воз-
растает, являясь функцией скорости. Поэтому такая эксперимен-
тальная установка, какой является, например, ускоритель, может
оказать существенное воздействие на характеристики объекта
познания. Учет воздействия прибора на объект особенно важен
для экспериментов с внутриатомными процессами и элементар-
ными частицами. Принцип неопределенности Гейзенберга ут-
верждает, что произведение приращения координаты частицы на
приращение ее импульса ни при каких условиях не может быть
меньше определенной величины, пропорциональной квантовой
постоянной Планка. Из этого следует, что с помощью приборов
299
можно измерить сколь угодно точно для данного момента вре-
мени либо только координату частицы, либо только ее импульс.
Обе эти величины одновременно не могут быть измерены с лю-
бой точностью — взаимодействие частицы с прибором в каждом
случае видоизменяет одну из этих величин.
Субъективные идеалисты нередко представляли этот факт как
свидетельство того, что субъект может изменять состояние
объекта по своему произволу. Отсюда они заключали, что нельзя
узнать, каков объект сам по себе, т. е. вне его взаимодействия
с субъектом и прибором. Верно ли это рассуждение? Не первый
взгляд оно кажется вполне справедливым. В действительности
же оно опирается на методологические предрассудки класси-
ческого естествознания.
Как мы отметили, раньше считалось, что ученый должен изу-
чать свой объект, так сказать, «в чистом виде», изолируя его от
всех внешних влияний и взаимодействий, а также от его собствен-
ного влияния на прибор. Такой подход крайне облегчал и упро-
щал процедуры экспериментирования и наблюдения. До поры
до времени он был оправдан, ибо позволял выделить и изучить
простеГ.шие исходные связи и свойства предметов. Но затем
наступила эпоха исследования более сложных и не всегда доступ-
ных непосредственному наблюдению объектов: атомов, элемен-
тарных частиц, квантовых физических полей, отдаленных кос-
мических тел, вирусов, различных живых организмов в их жизне-
деятельности и т. п. Короче, наступила эпоха изучения объектов
в их взаимодействиях, в развитии. В этой связи важнейшим мето-
дологическим достижением современной науки стало понимание
того, что исследователь, взаимодействуя с объектом и видоиз-
меняя его, не только не искажает объективные характеристики
явлений и процессов, а, напротив, глубже проникает в них. Здесь
методы научного экспериментирования сомкнулись с методами
моделирования и принципом системности. Субъект и объект
познания стали рассматриваться в системе, а не как изолирован-
ные сущности, действующие друг на друга через приборы так,
что сам объект остается неизменным. Субъект, объект и прибор-
ная установка предстали как взаимодействующие подсистемы
единого познавательного процесса. Изменяя условия их взаимо-
действия, дополняя и корректируя получаемые при этом резуль-
таты, современные ученые обретают возможность создавать
теории, учитывающие различные виды взаимодействий и раскры-
вающие динамику изучаемых явлений. Это позволяет глубже
познать мир, сделав в этом познании новый, по сравнению с клас-
сическим естествознанием, шаг вперед.
Активное взаимодействие субъекта, экспериментальной уста-
новки и объекта познания — принципиально новая черта совре-
менных научных исследований. Она обнаруживается не только в
физике, химии и биологии, но и в социологии, экономике, психо-
логии, антропологии и других науках, где вовсе не обязательно
использование особых сверхмощных экспериментальных уста-
300
новок. На протяжении тысячелетий пассивные наблюдения за
животными, в том числе высшими, утверждали мнение о том, что
животные не обладают мышлением, языком, творческими спо-
собностями и, спедовательно, психикой. Это мнение всячески
поддерживалось христианским вероучением, согласно которому
бог наделил душой лишь человека. Первую брешь здесь пробил
Ч. Дарвин, доказавший, что люди произошли от животных — выс-
ших человекообразных приматов. В течение последних двух де-
сятилетий ученые перешли от пассивного наблюдения животных
к активному вторжению в их психическую жизнь. Правда, все
попытки научить говорить с помощью звуковой речи, например,
обезьян оказались безуспешными. Но в 60—70-х гг., как уже сооб-
щалось, несколько шимпанзе удалось научить разговаривать на
языке жестов, которым пользуются глухонемые. Некоторые из
этих обезьян выучили до полутораста и более слов и даже научи-
лись строить из них грамматически осмысленные фразы, соот-
ветствующие их настроениям и окружающей обстановке. Так,
шимпанзе, боявшийся собаки, увидев огромного пса, бегущего за
автомобилем, в котором его вывезли на прогулку, просигналил
жестами: «собака, уходи». Другой шимпанзе, увидев в окно, что
любимая хозяйка собирается сесть в машину и уехать, просигна-
лил: «я плакать». Все это свидетельствует о возможности с по-
мощью глубоко продуманных экспериментов изучить скрытые от
нас прежде особенности психики и мыслительной деятельности
животных и вместе с тем лучше понять законы развития человека
и его мышления.
Во всех современных науках активное экспериментальное вме-
шательство в функционирование изучаемых объектов и процессов
приобретает все большее значение. Это дает основание утверж-
дать, что человек как субъект познания, планирующий экспери-
мент, определяющий его цель, интерпретирующий и применяю-
щий его результаты для дальнейшего познания и практической
деятельности, играет все более важную роль в структуре науч-
ного познания. Анализ этой роли и глубинное понимание акти-
визации субъективного фактора — важнейшая задача марксист-
ской теории познания и методологии науки.
3. МАТЕМАТИЗАЦИЯ НАУЧНОГО ПОЗНАНИЯ
Одна из черт современной науки — ее усиленная матема-
тизация. Однако не следует думать, что применение математики
в научных исследованиях — это совершенно новое, возникшее
только в XX в. явление. К. Маркс, как уже отмечалось, еще в
прошлом веке писал, что наука достигает совершенства только
тогда, когда она использует математику. Математику применяли
для решения практических и научных задач уже в глубокой древ-
ности. Жрецы Древнего Вавилона использовали ее для вычис-
ления площадей земельных участков, финансовых счетов и т. п.
Без использования элементарных арифметических и геометри-
301
ческих представлений нельзя было бы построить такие гигант-
ские сооружения, как египетские пирамиды. Довольно сложные
механические и геометрические задачи решали с помощью ма-
тематики древние греки. Методы приближенного математи-
ческого вычисления и геометрические построения использовали
в своих астрономических системах Птолемей и Коперник. Изобре-
тение новых символов для обозначения переменных величин и
аналитической геометрии (Декарт), создание дифференциаль-
ного и интегрального исчисления (Ньютон и Лейбниц) превра-
тили математику в мощное орудие построения и развития физи-
ческих теорий. В своем первоначальном виде, в трудах Галилея,
Ньютона, Гюйгенса и других ученых, физика выступает именно
как математическая физика. Ее законы формулируются в виде
алгебраических и дифференциальных уравнений, а математи-
ческие вычисления наряду с экспериментами и наблюдениями
становятся важнейшим средством развития научных знаний. Так
продолжается вплоть до начала нашего столетия. Естественно-
научные, прежде всего физические, теории получают признание
лишь тогда, когда они обретают безупречную математическую
форму. Но почему дело обстоит именно так? Прежде всего по-
тому, что математика — это строгая, доказательная и очень точ-
ная дисциплина. Если свойства физических объектов можно обо-
значить через переменные величины, а связи и взаимодействия
физических явлений и процессов описать с помощью уравнений,
то процесс исследования крайне упрощается. Произведя нужные
вычисления и решив уравнение, физик может истолковать, или,
как еще говорят, интерпретировать (от лат. inferprerafio —
истолкование, разъяснение чего-либо), полученные результаты в
терминах экспериментов и наблюдений. Иными словами, эти ре-
зультаты он сопоставляет с показаниями измерительных прибо-
ров и решает на этом основании, существует ли между ними
соответствие. Если такое соответствие имеется, гипотезы и теории
оказываются подтвержденными, если его нет — опровергнутыми.
Что же нового в сравнении с этой классической процедурой ви-
дим мы в математизации современной науки? Есть ли здесь осо-
бые познавательные проблемы?
Первая особенность связана с тем, что в настоящее время ма-
тематические методы построения и развития теорий, а также вы-
числительная математика широко применяются не только в физи-
ке и в технических науках, но и во всех отраслях естествознания
и во многих общественных науках. В XVII—XIX вв. задача пост-
роения математических структур состояла в том, чтобы «увязать»
в единой системе уравнений относительно простые научные абст-
ракции, модели и теории. Сама математика была в то время до-
вольно простой и прозрачной дисциплиной. Затем создание неев-
клидовых геометрий, теории множеств, теории вероятностей и
других видов математических исчислений, в том числе и при-
кладных, значительно расширило способность математики отра-
жать более сложные связи и зависимости в явлениях объектив-