Помимо предметных истин могут существовать объективные
истины, не носящие предметного характера. К их числу принадле-
жат, например, абстрактные математические истины, т. е. утверж-
дения, относящиеся к абстрактным, так называемым идеальным
математическим объектам: числам, функциям, матрицам, систе-
278
мам уравнений, многомерным пространствам, различным фор-
мальным системам и т. п., а также истинам, например истори-
ческим, объектом которых являются давно исчезнувшие события,
процессы и явления, с которыми мы в настоящее время не можем
непосредственно взаимодействовать. Поэтому, критерии, приме-
нимые к предметным истинам, не могут считаться универсаль-
ными по отношению к истинам этого последнего рода, хотя и они
могут обладать всеми признаками объективности, т. е. не зависеть
по своему содержанию ни от человека, ни от человечества в це-
лом.
Подлинный всеобщий критерий истины был впервые предло-
жен философией марксизма. Под объективной истиной она пони-
мает такое содержание человеческих представлений, «которое не
зависит от субъекта, не зависит ни от человека, ни от челове-
чества...»1.
Что же нового и ценного в этом определении? Рассматривая
любые виды знания как отражение объектов, легко заметить, что
в каждом случае имеется, с одной стороны, нечто, что зависит
от человека, от данной социальной или профессиональной груп-
пы, и, с другой — нечто, что не зависит ни от одного человека.
Каждый врач обладает индивидуальными навыками в распозна-
вании малярии или стресса, но в диагнозе этих болезней есть и
нечто такое, что зависит лишь от объективного положения дел и
не зависит от личного опыта и привычек врача. Математики,
составляя программы для решения какой-то задачи, могут дви-
гаться различными путями. Но если решение правильное, то его
содержание зависит уже не от индивидуальных способностей
математика, а от существа задачи и от точно доказанных теорем,
которые не подчиняются индивидуальным вкусам и способ-
ностям отдельных людей или даже всего человечества. В этом
смысле и диагноз, и решение математической задачи объективны.
Здесь можно было бы возразить, что признаки малярии и стресса
открыты медиками, а теоремы доказаны математиками. Это, ко-
нечно, верно, открытия делаются людьми, но, после того как уста-
новлен диагноз, доказана теорема, они как продукты челове-
ческой деятельности существуют объективно.
Крупнейшим вкладом в теорию познания, сделанным К. Марк-
сом, было утверждение p том, что критерием предметной истин-
ности является практика 2. Ранее мы рассматривали практику как
составляющий элемент в структуре познания, как его источник
и основу. Теперь же она выступает в принципиально новой роли —
в роли критерия предметной истины. При этом практика пони-
мается в самом широком смысле, как социально-преобразова-
тельная деятельность людей, вырастающая на основе труда и ма-
териального производства в целом. Популярно поясняя эту
мысль, Ф. Энгельс писал, что существование пудинга доказывает-
' Ленин В, И. Поли. собр. соч. Т. 18. С. 123.
- См.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 42. С. 264.
279
ся тем, что его съедают; истинность определения структуры кра-
сящего вещества ализарина, добывавшегося ранее из растений,
подтверждается тем, что его научились вырабатывать из каменно-
угольной смолы. Поэтому, развивая эту мысль, часто говорят:
«Знать — значит уметь сделать». То, что наше знание о строении
атома и его ядра истинно, подтверждается на практике, напри-
мер, тем, что мы умеем синтезировать несуществующие в при-
роде трансурановые элементы, в состоянии использовать энергию
атомного ядра. То, что установленные нами законы тяготения и
аэродинамики истинны, подтверждается, в частности, тем, что мы
создали самолеты и умеем летать на них. Однако сказанное выше
не следует утрировать. Истинность наших знаний о строении и
происхождении Вселенной, нашей Галактики или даже нашей Сол-
нечной системы вовсе не означает, что мы можем создать Все-
ленную, Галактику или Солнечную систему. Истинность наших
знаний о предметах и процессах, рассматриваемых в многомер-
ном (например, 26-мерном) пространстве, вовсе не означает,
что мы можем построить 26-мерную сферу или провести летний
отпуск в 26-мерном пространстве. Как же быть с критерием прак-
тики в этих случаях?
Здесь уместно вспомнить марксистское понимание практики
как социальной, технической и производственной деятельности,
преобразующей окружающий мир. Научный эксперимент —
часть такой практики. Если мы, основываясь на современных науч-
ных знаниях, успешно проводим эксперимент по запуску искусст-
венных спутников Земли, осуществляем лунную посадку автома-
тической лаборатории и ее возвращение с Луны, приближаемся
к управлению термоядерной реакцией, то все это есть экспери-
ментальное, практическое подтверждение правильности наших
знаний о Солнечной системе, устройстве Вселенной, звезды или
атомного ядра.
Вместе с тем существует немало таких типов знаний, которые
нельзя подтвердить или опровергнуть с помощью эксперимен-
тов, наблюдений или практики, понимаемой в вышеуказанном
смысле. Доказывая теоремы многомерной геометрии или решая
нелинейные уравнения высших порядков, математик не пользует-
ся ни наблюдением, ни экспериментом, хотя, несомненно, осу-
ществляет определенную деятельность. Эта деятельность интел-
лектуальна. Чисто интеллектуальную деятельность не следует
смешивать с практикой. Последняя осуществляется с помощью
особых материальных средств, например орудий труда, машин,
механизмов и т. д., играющих решающую роль в создании опре-
деленных предметов и преобразований материальной и социаль-
ной среды. Чисто интеллектуальная деятельность, например до-
казательство теорем, во многих случаях вообще не имеет отно-
шения к материальным объектам и явлениям социальной дейст-
вительности. Правда, при определенных обстоятельствах (напри-
мер, в случае неевклидовой геометрии Лобачевского и Римана)
такая деятельность может соединиться с практикой, с научным
280
экспериментом, и тогда абстрактные математические истины (или
Заблуждения) могут в той или иной степени обнаружить,- выявить
или приобрести предметное содержание. Но независимо от этого,
т. е. независимо от возможной практической проверки, такие
истины могут оказаться совершенно объективными, не завися-
щими от отдельных людей или социальных групп. Соответствую-
щие абстрактные знания могут проверяться и устанавливаться
с помощью интеллектуальной деятельности, которая в конечном
счете через ряд опосредствующих ступенек по своему происхож-
дению и применению может быть связана с практикой, но тем
не менее не тождественна с ней.
Особый случай представляют собой истины исторические.
Формулируя знания о давно живших людях или происходивших
событиях, т. е. об исторической реальности, которая существова-
ла раньше, но уже не существует сейчас, историк в качестве источ-
ника для своих знаний может пользоваться документами (лето-
писями, письмами, дневниками, старинными текстами и т. п.) или
археологическими памятниками. С ними он может взаимодейст-
вовать вполне практически, перелистывая их страницы, проверяя
подлинность, подвергая химическому анализу, раскапывая древ-
ние дворцы или поселения и т. п. Но знания, которые он извле-
кает из этих памятников и источников, относятся, собственно, не
к ним, а к историческому прошлому, информацию о котором
передают нам эти источники и памятники. С прошлым мы взаимо-
действовать не можем. Мы можем сталкиваться с его последст-
виями и испытывать их на себе. Но это уже совсем другое дело.
Взаимодействовать же с прошлым практически с помощью мате-
риальных средств, орудий труда, а тем более изменять его чело-
век не в состоянии. Знания о прошлом можно намеренно или не
намеренно, в корыстных целях или нечаянно исказить, извратить,
вывернуть наизнанку. Но исказить прошлое, саму историческую
действительность невозможно. Таким образом, и для установле-
ния исторических истин нам приходится пользоваться особыми
видами деятельности: смысловым анализом источников, сравне-
нием различных документов, лексическим анализом, анализом
исследования, достоверности источников и памятников и т. д. Мы,
следовательно, можем утверждать, что самые различные типы
знаний могут проверяться на истинность и уточняться с помощью
различных соответствующих им видов деятельности. Если эти
знания так или иначе соотносятся или применяются к объектив-
ной, вне нас существующей реальности, то рано или поздно прямо
или косвенно участвующие в их установлении и проверке виды
деятельности будут доведены до уровня практики, т. е. предмет-
но-орудийной, социально-преобразовательной деятельности. Та-
ким образом, мы приходим к деятельиостной концепции крите-
рия истины, согласно которой различные типы объективной
истины устанавливаются и проверяются в различных типах дея-
тельности. Наиболее важной и социально значимой из послед-
них является практика. При всем этом важно подчеркнуть, что
281
она не может быть единственным, а тем более исключительно
возможным критерием объективной истины для всех типов зна-
ний. Гипертрофированное подчеркивание исключительной роли
практики в развитии советской науки еще в недавнем прошлом
приводило к тяжелым последствиям, имевшим катастрофи-
ческое значение для крайне важных фундаментальных исследо-
ваний. Требование непосредственного практического народно-
хозяйственного значения для высших разделов математики,
теоретической физики, теоретической биологии, историографии,
логики, генетики и астрофизики и т. д. приводило к системати-
ческим разгромам научных школ и отдельных ученых, занимав-
шихся фундаментальными теоретическими исследованиями и
имевшими высокую международную репутацию. В конце концов
результатом подобных гиперпрактических претензий стало отста-
вание нашей науки во многих сферах фундаментальных иссле-
дований, а как следствие, и существенное отставание науки в
целом. Ибо нет бесполезных истин. Коль скоро та или иная науч-
ная истина установлена и подтверждена соответствующим ей
видом деятельности, она сама по себе становится величайшей
культурной ценностью и рано или поздно, хотя бы через деся-
тилетия, а иногда и через века, может приобрести практическую
полезность. Именно поэтому немецкий физик Л. Больцман го-
ворил: «Нет ничего практичнее хорошей теории». Это, однако,
не означает, что требование практичности и практической про-
веряемости должно немедленно применяться ко всем видам
научных знаний. Такая грубая и упрощенная прямолинейность
может быть только пагубна.