Для того чтобы быть уверенными, что знания адекватно от-
ражают действительность и применимы к ней, т. е. на их основе
можно ориентироваться в этой действительности, действовать и
приспособиться к ней, преобразовать ее в соответствии с нашими
целями, мы должны быть уверены, что существует надежный
способ проверки знаний, установления их соответствия с дейст-
вительностью, выявления меры этого соответствия и способа
улучшения и совершенствования знаний. Это подводит нас вплот-
ную к одному из большого числа сложных вопросов теории
познания — к вопросу об истине и ее критериях.
3. ОБЪЕКТИВНАЯ, АБСОЛЮТНАЯ
И ОТНОСИТЕЛЬНАЯ ИСТИНЫ
Проблема истины, т. е. проблема достоверного, правильного,
адекватного (от лат. adaequatus — приравненный) знания, была
сформулирована и осознана еще в Древней Греции. В чем же она
состоит? Элеаты и софисты сомневались в том, что наши знания,
особенно чувственные, дают верные сведения об окружающем нас
мире и правильно его отражают. Платон настаивал, что возможны
лишь знания о вечных и неизменных идеях, а сведения о чувст-
венном мире, т. е. мнения, недостоверны. Поэтому и возникла
проблема установления соответствия между знаниями и объек-
тивными явлениями. Такое соответствие получило в философии
название истины. Аристотель писал: «...истину говорит тот, кто
считает разъединенное разъединенным и связанное — связан-
ным, а ложное — тот, кто думает обратно тому, как дело обстоит
с вещами»1. Аристотель сформулировал классическую концеп-
цию истины, сохранившуюся до наших дней. Согласно этой кон-
Аристотель. Соч.: В 4 т. Т. 1.С. 250.
275
цепции, истина — это соответствие не между отдельными поня-
тиями и объективными явлениями и процессами, а между опре-
деленными утверждениями, т. е. суждениями и высказываниями,
и объективным положением дел. Действительно, понятия «чет-
ное число», «закон тяготения», «бифштекс», «спин» сами по себе
не ложны и не истинны. Однако утверждения, включающие эти
понятия, например «все четные числа делятся на 7 без остатка»,
«закон тяготения не препятствует полету реактивных самолетов»,
«спин — особая физическая характеристика некоторых элемен-
тарных частиц», «бифштекс приготовляется из легированной
стали», могут быть ложными или истинными; так, первое и чет-
вертое предложения ложны, тогда как второе и третье истинны.
В понимании истины и в истории философии, и в современных
философских течениях существует большой разнобой. Например,
сторонники когерентной (от лат. cohaerenria — сцепление, связь)
концепции истины, односторонне утрируя взгляды рационалистов
и опираясь преимущественно на опыт математических доказа-
тельств, считают данное утверждение истинным, если оно полу-
чено по определенным логическим правилам из других предло-
жений, ранее признанных истинными. В математике дело обстоит
так. Пусть имеется ряд аксиом, из которых выводятся теоремы.
В истинности аксиом мы не сомневаемся, что же касается
теорем, то теорема (утверждение, предложение) считается до-
казанной, или истинной, если она выведена из аксиомы по точным
правилам логического вывода. Однако следует иметь в виду, что
понятия «истина» и «ложь» многозначны, имеют разные смыслы
применительно к разным областям знания. В частности, в мате-
матике понятие истины часто употребляется как синоним выра-
жения «теорема (предложение), доказанная (выведенная) по
таким-то и таким-то правилам». И в этом нет ничего ошибочного.
Просто это особое словоупотребление, подчеркивающее, что для
математики формальная правильность, формальная вычисли-
мость или выводимость являются самыми основными (хотя и не
единственными) проблемами. Но как только речь заходит о при-
менении математики на практике—в науке или технике, дело
в корне меняется. Например, в многомерной геометрии имеются
теоремы и утверждения, которые были установлены совершенно
формальным путем и считаются формальными истинами. И пока
они не применены ни к каким реальным физическим процессам,
говорить об их соответствии действительности бессмысленно.
В то же время их нельзя считать и ложными, ибо они строго до-
казаны. Когда в прошлом веке были открыты неевклидовы гео-
метрии Лобачевского, Римана и Больяи, их считали математи-
ческим курьезом, неприменимым в материальной действитель-
ности. Они были доказательными, правильными построениями и
не более того. Но в XX в. Эйнштейн построил новую теорию
гравитации — общую теорию относительности, которая установи-
ла, что некоторые физические процессы могут происходить в
пространстве, описываемом неевклидовой геометрией. В той
276
мере, в какой была подтверждена общая теория относительности,
получила и эмпирическое подтверждение и неевклидова геомет-
рия. Возвращаясь теперь к когерентной теории истины, мы мо-
жем сказать, что она берет одну реальную черту познания, вы-
рывает ее из общего процесса и выдает за процесс в целом.
Существует и другая, корреспондентная теория истины, ко-
торая исходит из того, что те или иные утверждения должны соот-
ветствовать внешней действительности. Как же добиться этого
соответствия? Когда предложения содержат понятия, отражаю-
щие наблюдаемые свойства и отношения, например, «красный»,
«шарообразный», «кислый», «твердый» и т, п., дело обстоит
просто. Достаточно посмотреть, лизнуть или потрогать вещь.
Однако в науке часто встречаются понятия, не поддающиеся пря-
мому наблюдению. Например, «спин», «элементарные частицы»,
«кварк» и т. п. Как быть в таком случае? Сторонники корреспон-
дентной концепции истины делят язык науки на три слоя: язык
наблюдения, язык теории и корреспондентный язык, или язык
интерпретации. При помощи последнего неподдающиеся не-
посредственному наблюдению теоретические понятия («спин»,
«кварк» и т. п.) как бы переводятся на язык наблюдений, заме-
няются понятиями, описывающими ощущения. Сами теорети-
ческие предложения переводятся в предложения, описывающие
вполне наблюдаемые ситуации. Задача вроде бы резко упро-
щается. Однако это простота лишь кажущаяся. Дело в том, что
многие ситуации и процессы текучи, изменчивы и не поддаются
прямому наблюдению. Да и полный перевод теоретических пред-
ложений на язык наблюдений часто невозможен. Корреспондент-
ная концепция истины неприменима и ко многим высшим разде-
лам математики, об истинности или ложности которых, следова-
тельно, нельзя ничего сказать, пользуясь этой концепцией.
В свое время Аристотель говорил, что скептики сомневаются
в возможности истины как соответствия знаний действительности.
Ведь действительность текуча, изменчива и неповторима, и потому
любое соответствие ежесекундно нарушается. Стараясь обойти
подобные трудности, великий мастер диалектики Гегель утверж-
дал, что истина заключается в самом развитии знания, в его дви-
жении. Но так как он был идеалистом, то видел это развитие лишь
в изменении абсолютного духа и реализующего его мышления.
Соответствие знаний и действительности при таком подходе ока-
зывалось соответствием мысли самой себе. Как можно было
выйти из этого заколдованного круга?
Уже Кант отчетливо понимал, что вопрос о природе истины
по существу сливается с вопросом о критерии (от греч. (criteri-
on — мерило, средство установления соответствия знаний их
объектам) истины. «Но весь вопрос в том, чтобы найти всеобщий
и верный критерий истины для всякого знания»1,— писал он. Сто-
ронники когерентной теории истины находят такой критерий в
Кант И. Соч.: Вот. М., 1964. Т. 3. С. 159.
277
логическом доказательстве, сторонники корреспондентной (от
лат. correspondere — отвечать, осведомлять) — в прямом наб-
людении. Есть еще прагматическая (от греч. pragmo — дело,
действие) концепиия истины, представители которой считают,
что истинность знаний проверяется успехом соответствующей
деятельности. Хотя Нант и понимал важность всеобщего крите-
рия истины, сам сн склонялся к тому, чтобы принять в качестве
такового чувственное восприятие. Это не могло удовлетворить
ни естествоиспытателей, ни обществоведов, так как еще Беркли
показал, что, признавая критерием истины лишь ощущения, мож-
но прийти к субъективному идеализму, ибо этот критерий при-
знает существуюш.им лишь то, что воспринимается чувствами.
Современная теория познания рассматривает вопрос об
истинном знании и его критериях как чрезвычайно сложную и
не имеющую формально однозначного решения задачу. Прежде
всего она выделяет понятие объективной истины. Объективная
истина — это такое содержание наших знаний, которое не зависит
ни от человека, ни от человечества. Из этого определения сле-
дует, что в наших знениях всегда присутствует элемент, который
зависит либо от декного человека, либо от данной социальной
группы, либо от всего человечества. Эта зависимость может
порождаться индивидуальными особенностями психики и обра-
зования, особенностями чувственного восприятия (взволнован-
ностью, близорукостью, тугоухостью, повышенной возбудимостью
и т. п.), групповыми предрассудками и аффектами (массо-
вый психоз, национальные или профессиональные предубежде-
ния и т. п.) или родовыми особенностями рода человеческого,
связанными, например, с конкретным земным происхождением,
а также с особен)· остями культуры, пространственными и вре-
менными границами бытия.
Задача, следовательно, заключается в том, чтобы суметь
выделить в наших реальных знаниях такое содержание, которое
не зависит от субъективных элементов и в силу этого является
объективным. Важнейшее с этой точки зрения достижение —
выделение в классе объективных истин особого важного под-
класса, имеющего решающее значение для выживания людей в
реальной социально-исторической обстановке и для развития
человеческого рода. Этот подкласс К. Маркс назвал «предметной
истиной». Она непосредственно относится к окружающей чело-
века и не зависящей от его воображения и произвола реаль-
ности — природе и обществу. Критерием предметной истины
он считал социальную и индивидуальную практику человека. По
отношению к предметной истине практика, таким образом, вы-
ступает в качестве универсального, всеобщего критерия.