Стремление объяснить общественную жизнь естественными, а
не потусторонними причинами — само по себе положительное —
вело, однако, при механистическом подходе к идеализму в рас-
смотрении истории, к подмене действительных причин разви-
тия общества случайными обстоятельствами и вследствие этого
к искажению реальной картины жизни общества. Помимо воли ав-
торов такие их концепции создавали некую фантасмагорию. «Из-
лишек едкости в желчи фанатика, разгоряченность крови в серд-
це завоевателя, дурное пищеварение какого-нибудь монарха,
прихоть какой-нибудь женщины,— полагал Гольбах.— являются
достаточными причинами, чтобы заставить предпринимать войны,
посылать миллионы людей на бойню, разрушать крепости, пре-
вращать в прах города, погружать народы в нищету и траур, вызы-
вать голод, заразные болезни и распространять отчаяние и бедст-
вия в течение целого ряда веков»".
Материалисты XVIII в., при всей значимости их идей, не знали
действительных побудительных причин общественного развития.
Пытаясь понять исторический процесс, они приходили к выводу
о том, что мнения людей, господствующие в каждую эпоху, яв-
ляются продуктами обстоятельств. Но на вопрос о том, от чего за-
висят сами эти обстоятельства, они отвечали — от мнения людей.
Материализм XVIII в. «судил обо всем по мотивам действий, де-
лил исторических деятелей на честных и бесчестных и находил,
что честные, как правило, оказывались в дураках, а бесчестные
торжествовали. Из этого обстоятельства для него вытекал тот вы-
вод, что изучение истории дает очень мало назидательного, а для
нас вытекает тот вывод, что в исторической области старый ма-
териализм изменяет самому себе, считая действующие там
идеальные побудительные силы последними причинами событий,
вместо того чтобы исследовать, что за ними кроется, каковы побу-
дительные силы этих побудительных сил»1.
Однако уже тогда делаются попытки представить общество
в качестве развивающейся системы. Итальянский философ Джам-
баттиста Вико (1668—1744) утверждал, что каждое общество про-
ходит три этапа: возникновения, расцвета и упадка общественной
жизни и культуры. Новое общество возникает на развалинах ста-
рого не по чьему-либо произволу, а с исторической необходи-
мостью, хотя под последней он, как и большинство мыслителей
того времени, понимал божественное провидение. Идеи Вико во
многом предвосхитили учение Ш. Монтескье (1689—1755), под-
черкивавшее зависимость развития общества от внешних усло-
вий, климата, географической среды и т. п., хотя решающим фак-
тором общественного развития Монтескье считал законы и зако-
нодательную деятельность. Выявить подлинное единство мате-
риальных и духовных факторов он так и не сумел.
Глубокие мысли высказывал Ж. Ж. Руссо. Он полагал, что люди
выходят из естественного первоначального состояния благодаря
возникновению частной собственности, а это ведет к расколу об-
щества на бедных и богатых и в итоге — к развитию и смене госу-
дарственных форм и к революциям. Но все же Руссо оставался
идеалистом, ибо объяснял возникновение собственности актом
личной воли, а не объективной необходимостью.
Решительный шаг к пониманию своеобразия общественного
развития был сделан Гегелем. По Гегелю, подлинное развитие
есть только в мышлении и истории, в природе же его нет, в ней
господствует лишь изменчивость. Основой исторического разви-
тия являетсясаморазвертывание «абсолютной идеи», которая
проявляется в «духе народа»,— каждый исторический народ осу-
ществляет диалектическое отрицание культуры своих предшест-
венников, т. е. устраняет из нее все ложное, сохраняя все ценное,
и обогащает последнее чем-то совершенно новым. В историче-
ском развитии полнее всего проявляется диалектический закон
обновления и преемственности — закон отрицания отрицания.
Отдавая должное выдающимся историческим деятелям, Гегель
рассматривает их как персонажи, которые лучше или хуже дру-
гих выполняют определенные роли в великой драме истории,
продиктованной духом времени. В его понимании единства инди-
видуально случайного и исторически необходимого обнаружи-
| Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21. С. 307.171 |
! Гольбах. Избр. произв.: В 2 т. М., 1963. Т. 1. С. 168.
"' Там же. С. 260.
170
ваются предпосылки важного методологического принципа, на-
званного впоследствии принципом историзма.
В XIX в. историческое знание поднялось на качественно новую
ступень. Благодаря совершенствованию методов исторического
и лингвистического анализа различных текстов, развитию архео-
логии, более критическому отношению к свидетельствам прошло-
го оно обрело статус науки. Вместе с тем возникло и отчетливое
осознание того, что историческое и естественнонаучное знания
не просто относятся к качественно различным объектам, но сами
качественно различаются. Этот тезисбыл предельно жестко
сформулирован неокантианцами В. Виндельбандом и Г. Риккер-
том. С их точки зрения, высшая ценность истории — свободно
действующая неповторимая индивидуальность; высшая ценность
естественнонаучного знания — действующий как объективная
необходимость, воспроизводимый и повторяющийся закон. По-
этому историческое познание идеографично (т. е. стремится к
познанию индивидуального), тогда как естественнонаучное яв-
ляется номотетическим, генерализующим (т. е. ориентированным
на познание общего). Такое противопоставление характерно и для
ряда западных мыслителей середины и второй половины нашего
столетия, таких, как Р. Коллингвуд, К. Поппер, В. Дрей и др. Это
вплотную подводит нас к анализу диалектики свободы и необхо-
димости, индивидуального и общего, сознательного и стихийного
в развитии общества.
2. ДИАЛЕКТИКА НЕОБХОДИМОСТИ И СВОБОДЫ;
ЛИЧНОСТЬ И ОБЩЕСТВО
Если человек, никогда не видевший золотого песка или само-
родного золота и даже не представлявший себе, что это такое,
попытается стать золотоискателем, то он почти наверняка не най-
дет ни крупинки этого металла, даже если случайно обнаружит
золотоносную жилу или богатый золотоносный песок. Это и по-
нятно: найти что-либо, не зная, что именно нужно искать, невоз-
можно. При взгляде на историю, возникающем благодаря чтению
исторических трудов, мемуаров, старинных документов или лето-
писей, возникает чрезвычайно сложная и пестрая картина, в ней
причудливо переплетаются низкие и благородные поступки, вы-
сокие страсти и постыдное равнодушие, доблесть и трусость,
коварство и простодушие, придворные заговоры и народные вос-
стания, периоды подъема сменяют эпохи упадка, великие лично-
сти попадают во власть ничтожеств, духовные ценности попирают-
ся теми, кто стремится лишь к наживе, и т. д. Максимум, что
выносили из чтения исторических трактатов в прошлом,— это мо-
ральные нравоучения, согласно которым зло в истории торжест-
вует чаще, чем добродетель, интересы народов, как правило,
приносятся в жертву властолюбию повелителей, а самыми непри-
миримыми преследователями борцов за справедливость являют-
ся те, кому они хотят помочь.
172
Почему же возникает стремление найти и сформулировать
закон исторического развития? Жизненный опыт людей подсказы-
вает: любая общезначимая деятельность совершается тем успеш-
нее, чем больше в ней прочных, повторяющихся связей, чем на-
дежнее, объективнее и устойчивее являются процессы, лежащие
в ее основании. И поскольку жизнь общества и его развитие —
это как раз та сцена, на которой разыгрывается историческая дра-
ма, участниками которой являются люди, живущие в данную эпо-
ху, то вполне естественно их стремление найти прочные, законо-
мерные, надежные основания своей деятельности. Как актер не
может хорошо сыграть отдельную мизансцену, не зная всего сце-
нария, так и человек не может осуществлять и проектировать
свою деятельность, бороться за свои цели, не понимая своего
места в историческом процессе, не зная, откуда он пришел и куда
идет. Недаром создатели материалистического понимания исто-
рии подчеркивали, что она представляет собой деятельность лю-
дей, преследующих свои цели. Но значит ли это, что, преследуя
такие цели, люди каждый раз задумываются о смысле истории, о
ее ходе, о ее результатах, о создаваемых и разрушаемых ею цен-
ностях. Разумеется, нет. В этой связи Энгельс отмечал, что в исто-
рии «желаемое совершается лишь в редких случаях; по большей
же части цели, поставленные людьми перед собой, приходят во
взаимные столкновения и противоречия или оказываются недо-
стижимыми частью по самому своему существу, частью по недо-
статку средств для их осуществления»1. Осуществление индиви-
дуальных целей — именно потому, что они ставятся без учета
связей между ними и общим ходом истории,— в большинстве
случаев вызывает вовсе не те последствия, которые были бы же-
лательны для индивида, часто такие последствия прямо противо-
положны тому, что имелось в виду вначале. Можно ли за этим
переплетением целей,столкновением интересов и случайных со-
бытий увидеть нечто объективное, действующее с природной
или, как говорил К. Маркс, «естественноисторической» необхо-
димостью.
В первом приближении история представляет собой общий
итог множества действующих в различныхнаправлениях устрем-
лений и их разнообразных воздействийна внешний мир. Это
столкновение множества отдельных усилий, отдельных действий
создает в истории состояние, похожее на то, которое существует
в природе,— необходимость прокладывает себе дорогу через
бесконечное количество случайностей. Люди же, действующие
сознательно как индивиды, действуют бессознательно kokтворцы
истории.