Итак, по Декарту, сознание, мышление есть деятельность
Декарт Р. Избранные произведения. М,, 1950. С. 344,
66
«мыслящей субстанции», существующей самостоятельно, незави-
симо ни от человеческого тела, ни от всего материального мира
вообще, который представляет собой другую — «протяженную
субстанцию», материю, существующую независимо от «субстан-
ции мыслящей». Декарт сочетает в своем учении идеалистиче-
скую и материалистическую позиции. Сознание признается им
независимым от материи, а его носитель объявляется немате-
риальным. В борьбе против владевшей умами слепой, безотчет-
ной веры призыв Декарта ничего не принимать на веру и предо-
ставить все вопросы на суд разума имел большое прогрессивное
значение. Но перед ним неминуемо вставала трудность, связанная
с тем, что человек, ограничиваясь лишь своими мыслями и не
привлекая данных опыта, не может ничего узнать об окружающем
мире и в том числе — о его существовании. Чтобы преодолеть это
затруднение, Декарту пришлось ввести в свою систему бога,
внушающего нам, что все очевидное разуму истинно и что окру-
жающие тела и наше тело реально существуют. Бог не может быть
обманщиком, значит, все эти тела действительно существуют.
Правда, доказать существование бога, признавая истиной лишь то,
что очевидно моему разуму,— задача столь же неразрешимая,
как вывести его существование, признавая, что существуют только
мои ощущения...
Если Декарт признавал за материей такую же независимость,
как и за мыслью, то крупнейшие представители идеалистической
философии от Г. Лейбница и Н. Мальбранша (1638—1715)до
И. Фихте (1762—1814) и Г. Гегеля полагали, что реальная дейст-
вительность всецело зависит от сознания, рассматривавшегося
ими в качестве активной деятельности особого нематериального
начала — «духа». Эта деятельность оказывает решающее, опре-
деляющее влияние на все материальные процессы, происходя-
щие в человеке, в обществе, в природе.
Мне стоит лишь захотеть, считал Дж. Беркли, и у меня сразу
возникает определенная идея, которая вытесняет предыдущую.
Дух. следовательно, является деятельным. Прав ли Беркли в этом
своем утверждении? Не тольков мышлении, но и в работе вообра-
жения, создающего образы явлений, не встречающихся в нашем
опыте, творческая активностьнашего «духа» очевидна. Нет влас-
ти, способной принудительно навязать нам какую-нибудь мысль.
А как обстоит дело с целями, которые мы себе ставим? С какими
бы объективными условиями они ни были связаны, мы избираем
их сами, по собственной воле. Они, как и вообще мышление,
находятся «во власти самого мыслящего, когда бы оно ни захоте-
ло помыслить...»' Все это, по мнению идеалистов, доказывает
независимость «духа» от материи и зависимость материи от
«духа».
Иначе истолковывалось сознание в материалистической фило-
софии. Демокрит, Эпикур, Лукреций (ок. 99—55 до н. э.) считали,
1 Аристотель. Соч.: В 4 т. М., 1975. Т. 1. С. 407.
67
что сознание зависит как от тела человека, так и от воздействий
окружающих его тел. Оно возникает с рождением человека. И ес-
ли у ребенка ощущения и эмоции примитивны, а мыслей вовсе
нет, то с развитием и совершенствованием тела совершенствуют-
ся ощущения, представления, появляется и совершенствуется
мышление; когда же тело дряхлеет, приходит в упадок и со-
знание.
Материалисты древности полагали, что ощущения, мысли,
чувства — это определенное изменение, происходящее в некото-
рых частях человеческого тела, когда оно подвергается воздей-
ствию окружающих тел. По мнению Демокрита и Эпикура, от
поверхности тел отделяется тончайший слой атомов, сохраняю-
щий их форму и очертания. Благодаря этим «образам» тел,
проникающим в нас, мы получаем впечатления об окружении.
Носитель сознания («душа») материален, ибо он представляет
собой тело, состоящее из тонких частиц. Разъясняя это положе-
ние, Эпикур указывал, что бестелесна только пустота, «а пустота
не может ни действовать, ни испытывать действие... Поэтому гово-
рящие, что душа бестелесна, говорят вздор»'.
Взгляды материалистов нового времени на сознание в общем
воспроизводят основные положения античного материализма.
Ощущение, утверждал английский материалист Т. Гоббс, есть
движение в органах и во внутренних частях человеческого тела,
вызванное действием вещей. Представление есть лишь остаток
того же движения, сохранившийся после ощущения, а мышление
есть оперирование словами и предложениями, обозначающими
представления. В противоположность Платону и его последовате-
лям в средние века и в новое время, утверждавшим, что ощу-
щения являются помехой для мышления, которое осуществля-
ется лучше всего, когда человек ничего или почти ничего не ощу-
щает, Гоббс (как и другие материалисты) не только считал мысли
зависящими от ощущений, но и отождествлял их с ощущениями.
Почти сто лет спустя французский материалист К. Гельвеции
(1715—1771) утверждал, что в нашем сознании нет ничего, кроме
чувствительности и памяти, и что чувствительность и память суть
способности, присущие и людям и животным. По его мнению,
и воспоминание, и вообще все операции ума сводятся в конечном
счете к ощущению. Такое понимание мышления приводило к вы-
воду, что все, чего мы не можем видеть, слышать, осязать, обо-
нять, недоступно нашему уму. Сходного мнения придерживались
и другие материалисты XVI || в.
Если идеалисты признавали абсолютную независимость мыш-
ления от человеческого тела, от окружающих его материальных
явлений, от ощущений, то материалисты до Маркса утверждали
абсолютную зависимость мышления от всего этого. Если идеалис-
ты приписывали мышлению, воле, «духу» едва ли не всемогущую
активность, подчеркивая пассивность материи, то материалисты
Материалисты древней Греции. М,, 1955, С. 191.
68
полагали, что активен лишь материальный мир: его воздействием
на человека всецело обусловлено не только возникновение наших
ощущений, мыслей, желаний, но и их содержание; человек лишь
пассивно созерцает, отражает происходящее вокруг нас. Если,
по мнению идеалистов, между нами, носителями бессмертной
души, и лишенными ее животными (которых Декарт считал прос-
то машинами) пролегает непроходимая пропасть, то материалис-
ты, отмечая то общее, что есть у людей и животных в строении
•л деятельности органов, связанных с психикой, и в самой их пси-
хике, на деле стирали грань между психикой животных и чело-
веческим сознанием. Односторонность того понимания сознания,
которого придерживались домарксовы материалисты, ставила
перед ними ряд трудных вопросов. Только с некоторыми из них
они справлялись в той мере, в какой им удавалось отойти от мета-
физического образа мышления. Вот эти вопросы.
Если наши мысли отражают реальность, если возникновение
этого отражения определяется только воздействием реальных
объектов, то оно должно соответствовать последним. Но суще-
ствуют мысли о богах, ангелах, кентаврах, сатирах и множество
других мыслей о том, чего на самом деле вовсе нет (не говоря
уже о мыслях, искаженно изображающих то, что есть). Эти мыс-
ля, казалось бы, не могут возникнуть, поскольку отражаемые ими
объекты просто не существуют. Можно ли тогда считать такие
мысли отражением? Отвечая на этот вопрос, родоначальник анг-
лийского материализма Ф. Бэкон указывал, что источник ошибоч-
ных мыслей коренится в особенностях людей и общественной
жизни. Например, мысль о кентавре сочетает отражения торса
человека и тела лошади. Кентавров нет, но мысль о них — все же
отражение действительности, хотя и искаженное, ибо люди и ло-
шади на самом деле существуют. Все ошибочные мысли — это
искаженные отражения. С ними дело обстоит так же, как с тем,
что мы видим в кривом зеркале. Искаженное изображение пред-
мета в нем отражает не только этот предмет, но и искривлен-
ность поверхности зеркала. Бэкон здесь учитывает, что содержа-
ние сознания зависит не только от объектов, воздействующих на
людей, но и от самих людей.
Являются ли отражением действительности мысли, истинность
которых получила всеобщее признание в науке? Едва ли кто-ни-
будь сочтет нелепым понятие «семь» или «плоскость». Но, хотя
можно встретить семь гор, семь звезд, семь дубов, «семь вооб-
ще» в природе не встречается. Нет в ней и тела, обладающего
лишь шириной и длиной, но лишенного высоты. Предметов, бук-
вально соответствующих математическим понятиям, не существу-
ет. Что же отражают математические понятия? На этот вопрос ста-
рые материалисты отвечали так: допустив, что математические
понятия ничего не отражают, придется признать, что все понятия
вообще ничего не отражают. Ведь в понятии мы мыслим лишь
черты, общие многим вещам, отвлекаясь от того, чем они отли-
чаются друг от друга. Например, в понятии «плод» мы мыслим
69
лишь черты, общие ореху, маслине, яблоку, банану и т. д., созна-
тельно отвлекаясь от особенностей каждого плода. Так обстоит
дело с любым понятием. Конечно, предмета, обладающего толь-
ко общими чертами всех плодов и лишенного каких-либо других
черт, в природе нет. Но реально существующие орехи, маслины,
бананы, яблоки и другие плоды на самом деле имеют некоторые
общие черты. Точно так же в реальности существует множество
материальных явлений, обладающих количественной характерис-
тикой «семь». Не менее реальны ширина и длина, которые при-
сущи всем телам. Поэтому понятия «плод», «семь», «плоскость»
(как и все вообще понятия) — это особые отражения явлений дей-
ствительности. Такие понятия отражают указанные явления не це-
ликом, а выделяют в них, фиксируют те или иные свойства.
Здесь учитывается, что содержание сознания зависит не толь-
ко от отражаемых объектов, но и от людей. Но, исходя из взгля-
дов Гоббса, утверждавшего, что всякое знание есть воспомина-
ние, ответить на вопрос, почему наши мысли о событиях, проис-
ходивших в средние века или в античном мире, являются отраже-
нием данных событий, невозможно. Некоторые материалисты
отвечали на данный вопрос так: свидетели событий далекого
прошлого в своих произведениях сообщают нам об этих собы-
тиях. В таком объяснении содержится признание, что мои мысли
о событиях далекого прошлого суть в первую очередь отражение
не этих событий, а дошедших до нас сообщений о них; лишь через
посредство таких сообщений в моих мыслях отражаются данные
события. Но, обратившись к палеонтологии и геологии, мы найдем
там свидетельства о событиях, происходивших за сотни миллио-
нов и миллиарды лет до возникновения человечества. Ни один
человек не мог их наблюдать и сообщить нам о них. Вышеизло-
женная аргументация старых материалистов не может объяснить,
почему мы должны считать свидетельства о событиях, не воздей-
ствовавших ни на одного человека, отражением этих событий.