Материалисты говорят о том, что надо наблюдать окружающую реальность (во многом – с помощью органов чувств) и постепенно проникать в ее тайны и открывать ее законы, а идеалисты предлагают, как правило, игнорировать, т.е. не обращать особенного внимания на материальный, физический мир, так как он – вторичное и неподлинное существование, и напрямую устремлять свои мысленные взоры к первичному и настоящему существованию – мировому Сознанию, одним только умозрением (а не органами чувств) постигая его вечные и совершенные истины.
Значительным представителем идеализма был и немецкий философ Георг Гегель. Так, Платон говорил, что все видимые нами вещи физического мира – это всего лишь отражения или тени бестелесных идей, находящихся в высшей и невидимой сфере, а Гегель утверждал, что материальная или чувственная природа – это в иной форме существующий Мировой Разум, и называл ее «застывшей мыслью».
В общем, идеалистические течения новейшего времени склонны были к такому прочтению и к такому пониманию Платона, при котором идеализм Платона приближался к абстракциям их собственных идеалистических построений. Это был идеализм Платона, увиденный сквозь очки идеализма Гегеля, Канта, кантианцев. Задача воссоздания образа Платона, более близкого к его исторической действительности, представляла большие трудности. Для решения и преодоления этих трудностей требовались не только огромные по объему знания, превосходная научная ориентировка в текстах Платона, но и свобода от гипноза позднейших интерпретаций, навеянных учениями послеплатоновского идеализма, в особенности идеализма нового времени. Свобода эта труднодостижима для зарубежных буржуазных интерпретаторов учения Платона, в том числе для самых выдающихся и глубоких.
Советская историко-философская наука располагает трудами ученого, чрезвычайно одаренного, исключительно много знающего и вместе с тем свободного от указанного выше недостатка и ограниченности зарубежных знатоков Платона. Ученый этот – профессор Алексей Федорович Лосев. Глубокий исследователь Платона и неоплатонизма А.Ф. Лосев в своих многочисленных, тщательно и обстоятельно разработанных трудах стремится воссоздать учение Платона во всем его историческом своеобразии. Характеризуя, как это делали и его предшественники, учение Платона в качестве учения объективного идеализма,А.Ф. Лосев одновременно разъясняет, чем платоновская форма, или платоновский тип объективного идеализма, существенно отличается от объективно-идеалистических систем, явившихся в феодальную эпоху и в буржуазно-капиталистическом обществе нового времени. У Платона идеи образуют особый мир: весь чувственный мир с обнимаемой им природой и обществом рассматривается Платоном как отражение и как воплощение этого вознесенного над чувственной действительностью особого мира идей. Это идеальная действительность, а идеи существуют объективно, вне и независимо от человека.
Но сказать толькоэто – не значит характеризовать своеобразное содержание и своеобразный характер платоновского объективного идеализма. Особенность Платона, не легкая для понимания современного человека, который обычно знает идеализм лишь в гораздо более абстрактных и логизированных его формах, состоит в том, что, развивая свое учение объективного идеализма, Платон, как показывает А.Ф. Лосев, оставался греком, человеком античного культурного мира. Платон одновременно и противопоставляет идеальный мир, царство «идей» чувственному миру, и не может остаться при их дуализмеи противопоставленности. Космос Платона – и не только его одного, но и весь космос античных мыслителей со всем, что есть в нем, в том числе и с самой душой, – есть космос телесный,огромное шаровидное тело. Основная интуиция Платона эстетическая, оптическая, зрительная: мир мыслится у Платона наподобие прекрасного скульптурного изваяния или скульптурной фигуры.
Таким образом, философия Платона, будучи объективным идеализмом, есть особый вид этого идеализма, это античный объективный идеализм.
В связи с этим для Платона высшая действительность есть «единое». Это не абстрактное арифметическое или математическое единство всего сущего, а «тождество всего идеального и материального... тот первопринцип, из которого только путем его дробления возникает идеальное и материальное».[1]
Особенность объективного идеализма Платона в том, что он одновременно стремится и к самому крайнему, идеалистическому пониманию космоса и идеального мира и – в своей глубоко античной, свойственной древнему греку интуиции космоса – стремится «понимать идеальный мир максимально реально».[2] Следуя этому стремлению, Платон вводит для идеального мира двойное ограничение:«сверху» и «снизу». «Сверху» идеальный мир ограничен «единым». «Снизу» он ограничен «душой мира».
1.3 Идейные истоки платоновского идеализма
Даже люди, не изучавшие историю философии или поверхностно ее изучавшие, представляют себе более или менее смутно, что идеализм есть учение, по которому истинное бытие вещей – мысль, идея, понятие.
Одной из основных мыслей Платона является известное утверждение о том, что видимое не есть реальное: если мы что-то видим, это вовсе не значит, что оно существует именно так, как нами воспринимается. Эта мысль является одной из вечных в философии. Вспомним: элейские философы говорят – мы видим вокруг себя движение и изменение, но на самом-то деле ничто не движется и не меняется; Гераклит утверждал, что если нечто наблюдается нами неизменным, то это не означает, что оно действительно таково, просто никто не замечает всеобщее и непрекращающееся движение; вы думаете, говорит нам милетский философ Анаксимен, что вокруг нас – разные вещи, ничего подобного – всё кажущееся различным есть одно и то же вещество – воздух, только в разных своих состояниях; мы видим горы и деревья, луга и озера, звезды и планеты, утверждает Демокрит, и совсем не понимаем, что нет ни того, ни другого, ни третьего, а есть только набор невидимых нами атомов, которые движутся в пустоте. Итак, вполне может быть, что видим мы одно, а на самом деле существует совсем другое.
Чтобы лучше понять теорию Платона, представим себе такую картину. Допустим, перед нами лежат три предмета – яблоко, груша и слива. Эти вещи совершенно различные и не похожие друг на друга, понятно, что яблоко – это не груша, груша – не слива и т.д. Но есть в них нечто общее, сходное, делающее их отличными от других вещей, объединяющее их в одну группу предметов. Это общее мы называем словом «фрукт». Теперь спросим: существует ли фрукт в реальности – в качестве вещи, в которой были бы собраны все возможные фрукты земли, в качестве предмета, который можно было бы посмотреть или потрогать? Нет, не существует, говорим мы. «Фрукт» – это всего лишь понятие, термин, имя, название, которым мы обозначаем группу сходных между собой вещей. Реально существуют только сами эти предметы, а их названия реально в мире не существуют, так как они находятся в качестве понятий или идей только в нашем сознании. Так считаем мы.
Но ведь вполне можно предположить, что всё обстоит совсем наоборот. Реально и сначала существуют идеи или понятия вещей, и не в нашем уме, а сами по себе, вне нас, только в особом, высшем, недоступном нам мире, а все вещи, которые нас окружают, – всего лишь порождения этих первичных сущностей – идей и являются их отражениями или тенями и поэтому реально не существуют. Эта мысль – главная в учении Платона. Нам кажется, говорит он, что мир один – тот, который мы видим вокруг себя. На самом же деле мира два: один – высший и невидимый мир идей, другой – низший и воспринимаемый нами мир вещей. Первый порождает второй. Существует, например, в высшем мире идея лошади, она и обуславливает каждую конкретную лошадь, которая находится на земле. И именно благодаря этой идее земная лошадь остается лошадью и не превращается в какой-нибудь другой предмет. Т.е. чувственно воспринимаемые вещи обретают смысл, реальность, устойчивость, постоянство как раз из-за причастности к вечным и неизменным идеям. Если бы этого стабилизирующего мирового начала – идей – не было, то любая вещь постоянно переходила бы в любое иное состояние: муравей мог бы превратиться в слона, или гору, или цветок, а планета могла бы стать треугольником, или облаком, или каплей росы... Таким образом, мир идей – это как бы смысловой «каркас» чувственного или физического мира, не видимый глазу, но доступный умозрению.
Но наш мир не вполне низший, потому, что ниже его находится материя. Идеальный мир Платон называет Бытием, материю – Небытием. Она – ничто, с его точки зрения, но она есть. Как это понимать? Мысленно перемешаем все разнообразные вещи нашего мира до состояния однородной массы. Получится некое мировое смешение, в котором не будет ни конкретных предметов, ни их свойств. Что можно будет сказать об этой массе? Ничего. Какая она? Единственно возможный ответ – никакая. И в этом именно смысле она ничто, Небытие. Знакомый нам по чувственному восприятию мир возникает как раз на стыке материи и мира идеального: какая-либо высшая сущность – идея – из бесформенной частицы материи творит нормальную, воспринимаемую нами вещь. Поэтому предметы физического или чувственного мира всё же более совершенны по сравнению с никакой материей, так как в их появлении решающую роль играют вечные и неизменные, действительно сущие идеи.
Вещи телесного мира являются их проекциями, контурами, бледными подобиями или, всего лучше, тенями. Для иллюстрации своего воззрения Платон предлагает следующую аллегорию. Представьте себе, говорит он, что мы сидим в пещере спиной к входу и смотрим на ее стену. За нами в солнечных лучах проходят какие-то животные, пролетают птицы, растут цветы. Мы же видим на стене пещеры тени этих предметов, но поскольку сидим спиной к входу, то не знаем об их существовании – нам кажется, что наблюдаемые тени и есть сами предметы и представляют собой единственно возможную реальность. Но вот, допустим, кому-либо удалось оглянуться и увидеть сам предмет, который, конечно же, тысячекратно совершеннее по сравнению со своей тенью. Увидевший поймет, что всё время принимал тень за саму вещь, сравнит одно с другим, и удивлению его не будет предела. Он осознает, что настоящий мир совсем не такой, каким он его раньше видел, восхитится и уже никогда более не будет смотреть на жалкие тени, но все свои силы направит на созерцание самих предметов; более того, он выйдет из пещеры, чтобы увидеть, что помимо ее низкого свода, серых, мрачных стен, гнилого воздуха есть широкие зеленые равнины, прекрасные луга, свежий простор, бесконечное лазурное небо, на котором сияет великое Солнце. Так же и в нашей жизни: мы видим вокруг себя различные вещи и полагаем их реально и единственно существующими, не понимая, что они всего лишь ничтожные отражения, несовершенные подобия или бледные тени идей – сущностей мира действительного и в высшей степени подлинного, но недоступного и невидимого. Если бы кому-то из нас удалось увидеть за физическими вещами их настоящее начало – идеи, сколь бесконечно он презрел бы тот материальный, телесный мир, нам близкий, понятный и привычный, в котором мы живем, считая его единственно возможным.