этапа: первый - овладение теорией; второй - овладение практикой. Если я хочу
научиться искусству медицины, я должен в первую очередь познать определенные
факты относительно человеческого тела и относи тельно различных болезней. Но
даже когда я обрету все эти теоретиче ские знания, я все еще не смогу
считаться сведущим во врачебном искус стве. Я стану мастером в этом деле
после длительной практики, когда, наконец, результаты моего теоретического
знания и результаты моей практики сольются в одно - в мою интуицию,
составляющую сущность мастерства в любом искусстве. Но наряду с теорией и
практикой сущест вует третий фактор, необходимый для того, чтобы стать
мастером в любом искусстве - овладение искусством должно стать предметом
наивысшего сосредоточения; не должно существовать в мире ничего более
важного, чем это искусство. Это относится к музыке, медицине, к столярному
искусству - а также и к любви. И, может быть, именно здесь содержится ответ
на вопрос, почему люди нашей культуры так редко изучают это искусство
вопреки их очевидным неудачам в нем. Вопреки глубоко коренящейся жажде
любви, почти все иное считается едва ли не более важным, чем любовь: успех,
престиж, деньги, власть. Почти вся наша энергия употребляется на обучение
достижению этих целей, и почти никакой - на обучение искусству любви.
Может, достойными затраты сил на обучение надо считать только те вещи,
при помощи которых можно приобрести деньги или престиж, а любовь, которая
приносит пользу "только душе", но бесполезна в современном смысле, является
роскошью, которой мы не вправе отдавать много энергии? Как бы там ни было,
дальнейший ход рассмотрения в этой книге будет основываться на приведенном
ниже разделении. Во-первых, я рассмотрю теорию любви - это займет большую
часть книги, и, во-вторых, я рассмотрю практику любви - насколько можно
вообще говорить о практике в этой, как и в любой другой области.
Содержание | Вперед
. . .
Любовь - ответ на проблему человеческого существования
Любая теория любви должна начинаться с теории человека, человеческого
существования. Хотя мы обнаруживаем любовь, вернее эквивалент любви, уже у
животных, их привязанности являются, в основном, частью их инстинктивной
природы; у человека же действуют лишь остатки этих инстинктов. Что
действительно существенно в существовании человека так это то, что он вышел
из животного царства, из сферы инстинктивной адаптации, переступил пределы
природы. И все же однажды оторвавшись от нее, он не может вернуться к ней;
однажды он был изгнан из рая - состояния первоначального единства с природой
- и ангел с огненным мечом преградит ему путь, если б он захотел вернуться.
Человек может идти только вперед, развивать свой разум, находя новую
гармонию, человеческую гармонию вместо дочеловеческой, которая безвозвратно
утеряна. Когда человек родится - как весь человеческий род, так и отдельный
индивидум - он оказывается перенесенным из ситуации, которая была
определенной. Как определенны инстинкты, в ситуацию, которая неопределенна,
неясна, открыта. Ясность существует только относительно прошлого - а
относительно будущего ясно только, что когда-нибудь да наступит смерть.
Человек одарен разумом, он есть сознающая себя жизнь, он осознает себя,
своего ближнего, свое прошлое и возможности своего будущего. Это осознание
себя, как отдельного существа, осознание краткости собственной жизни, того,
что не по своей воле рожден и вопреки своей воле умрет, что он может умереть
раньше, чем те, кого он любит, или они раньше его, и осознание собственного
одиночества и отделенности, собственной беспомощности перед силами природы и
общества - все это делает его отчужденное, разобщенное с другими
существование невыносимой тюрьмой. Он стал бы безумным, если бы не мог
освободиться из этой тюрьмы, покинуть ее, объединившись в той или иной форме
с людьми, с окружающим миром.
Переживание отделенности рождает тревогу, оно является источником
всякой тревоги. Быть отделенным значит быть отторгнутым, не имея никакой
возможности употребить свои человеческие силы. Быть отделенным это значит
быть беспомощным, неспособным активно владеть миром - вещами и людьми, это
значит, что мир может наступать на меня, а я при этом неспособен
противостоять ему. Таким образом, отделенность - это источник напряженной
тревоги. Кроме того, она рождает стыд и чувство вины. Это переживание вины и
стыда в связи с отделенностью выражено в библейском рассказе об Адаме и Еве.
После того, как Адам и Ева вкусили от "древа познания добра и зла", после
того как они ослушались (нет добра и зла, пока нет свободы ослушания), после
того, как они стали людьми, высвободившись из первоначальной животной
гармонии с природой, т. е. после их рождения в качестве человеческих
существ, - они увидели, что "они нагие, и устыдились". Должны ли мы
предположить, что миф, такой древний и простой как этот, несет в себе
стыдливую мораль, свойственную девятнадцатому веку, и что самая главная
вещь, которую эта история желает нам сообщить, состоит в том, что они пришли
в смущение, увидев, что их половые органы открыты посторонним взглядам? Едва
ли это так. Понимая эту историю в викторианском духе, мы утратим главную ее
мысль, которая, как нам кажется, состоит в следующем: после того, как
мужчина и женщина начали осознавать самих себя и друг друга, они осознали
свою отдельность и свое различие из-за принадлежности к разным полам. Но как
только они поняли свою отделенность, они стали чужими друг другу, потому что
о и еще не научились любить друг друга (что вполне понятно хотя бы из того,
что Адам защищал себя, обвиняя Еву, вместо того, чтобы пытаться защитить
ее). Осознание человеческой отдельности без воссоединения в любви это
источник стыда и в то же время это источник вины и тревоги. Таким образом,
глубочайшую потребность человека составляет потребность преодолеть свою
отделенность, покинуть тюрьму своего одиночества. Полная неудача в
достижении этой цели означает безумие, потому что панический ужас перед
полной изоляцией может быть преодолен только таким радикальным отходом от
всего окружающего мира, чтобы исчезло чувство отдельности, чтобы внешний
мир, от которого человек отделен, сам перестал существовать.
Во все времена во всех культурах перед человеком стоит один и тот же
вопрос: как преодолеть отделенность, как достичь единства, как выйти за
пределы своей собственной индивидуальной жизни и обрести единение. Этот
вопрос оставался тем же для примитивного человека, жившего в пещерах, для
кочевника, заботившегося о своих стадах, для крестьянина в Египте, для
финикийского купца, для римского солдата, для средневекового монаха, для
японского самурая, для современного клерка и фабричного рабочего. Вопрос
остается тем же самым, потому что той же самой остается его основа:
человеческая ситуация, условия человеческого существования. Ответы различны.
На этот вопрос можно ответить поклонением животным, людскими жертвами,
милитаристским захватом, погружением в роскошь, аскетическим отречением,
одержимостью работой, художественным творчеством, любовью к богу и любовью к
человеку. Хотя существует много ответов - набор которых и является
человеческой историей - они тем не менее не бесчисленны. Напротив, если не
брать в расчет малые различия, которые касаются скорее отдельных частностей,
чем сути дела, то придется признать, что существует только ограниченное
число ответов, которые были даны и могли быть даны человеком в различных
культурах, в которых он жил. История религии и философии это история этих
ответов, их разнообразия, как и их ограниченности.
Ответ в определенной степени зависит от уровня индивидуальности,
достигнутой человеком. У младенца "я" уже развито, но еще очень слабо, он не
чувствует отделенности, пока мать рядом. От чувства отделенности его
оберегает физическое присутствие матери, ее груди, ее тела. Только начиная с
той поры, когда в ребенке развивается чувство своей отделенности и
индивидуальности, ему становится недостаточно уже присутствия матери, и
начинает возрастать потребность иными путями преодолеть отделенность.
Сходным образом человеческий род в своем младенчестве еще чувствовал
единство с природой. Земля, животные, деревья - все еще составляли мир
человека. Он отождествлял себя с животными, и это выражалось в ношении
звериных масок, поклонении тотему животного и животным-богам. Но чем больше
человеческий род порывал с этими первоначальными узами, чем более он
отделялся от природного мира, тем более напряженной становилась потребность
находить новые пути преодоления отделенности.
Один путь достижения этой цели составляет все виды оргиастических
состояний. Они могут иметь форму транса, в который человек вводит себя сам
или с помощью наркотиков. Многие ритуалы примитивных племен представляют
живую картину такого типа решения проблемы. В трансовом состоянии
экзальтации исчезает внешний мир, а вместе с ним и чувство отделенности от
него. Ввиду того, что эти ритуалы практиковались сообща, сюда прибавлялось
переживание слиянности с группой, которое делало это решение еще более
эффективным. Близко связано и часто смешивается с этим оргиастическим
решением проблемы сексуальное переживание. Сексуальное удовлетворение может
вызвать состояние, подобное производственному или действием определенных
наркотиков. Обряды коллективных сексуальных оргий были частью многих