Сущность прекрасного японцы выражают четырьмя понятиями, называемыми «саби», «ваби», «сибуй» и «югэн». Корни первых трех категорий уходят в синто, последняя — «югэн» — навеяна буддийской философией.
Понятие «саби» связывает воедино красоту и естественность. То, что неестественно, согласно этому принципу, не может быть красивым, но ощущение естественности можно усилить добавлением особых качеств. Естественную красоту вещей, как считают японцы, с наибольшим успехом выявляет время. Поэтому особенно притягателен для японского глаза замшелый камень в саду, потемневшая от старости древесина. Все эти черты также входят в понятие «саби» (это слово буквально означает «ржавчина»). Этот критерий прекрасного, таким образом, подчеркивает, что естественное несовершенство, отмеченное печатью времени, может быть по-настоящему красивым.
Понятие «ваби» воплощает связь между искусством и повседневной жизнью. Ваби — это мудрая воздержанность, отсутствие чего-либо вычурного и броского, благородная простота.
Третье понятие — «сибуй» — появилось в результате слияния первых двух принципов. Таким образом, сибуй — это красота естественности в сочетании с красотой простоты. Сами японцы говорят, что сибуй — это то, что человек с хорошим вкусом называет прекрасным, универсальный критерий оценки.
Но чтобы быть совершенным с японской точки зрения, произведение должно соответствовать требованиям еще одного принципа — «югэн». Это понятие поэтизирует изменчивость, недолговечность, недосказанность. На формирование этого принципа оказали влияние идеи дзэнбуддизма, согласно которым с вечной изменчивостью мира несовместимо понятие завершенности. Поэтому и в искусстве не может быть места статичности, однозначности; произведение должно показывать процесс совершенствования, а не готовое совершенство. Оттого и в японской живописи, и в поэзии как бы намеренно оставляется место, которое каждый заполняет своим собственным воображением. Японский сад, как и все искусство Страны восходящего солнца, создается так, чтобы каждый созерцающий становился его сотворцом и одновременно чувствовал себя частью единого, но изменчивого и многообразного мира.
Не принимая завершенность, югэн отрицает и симметрию, считая ее также несовместимой с вечным движением жизни. Кроме того, симметричность воспринимается японцами как повторение, а любое дублирование элементов несвойственно природе. Поэтому, располагая растения и предметы в саду, художник старается поддержать нарушенное равновесие, асимметрию, которая олицетворяет для него живой и подвижный мир. Предметы в саду ни в коем случае не должны быть одного и того же размера и формы, а воображаемые линии, соединяющие эти предметы, чтобы не нарушать первозданную гармонию, не могут располагаться параллельно или быть одинаковой длины.
Сознательная недосказанность, заложенная в понятии югэн, лучше всего проявляется в целой поэме из камня и песка, которую представляет собой философский сад. Самый знаменитый такой сад был создан в монастыре Рандзи в Киото мастером чайной церемонии Соами в XVI в. Красота этого сада настолько непонятна западному человеку, что многие туристы, незнакомые с тонкостями буддийской философии, называют его теннисным кортом. С их точки зрения, это всего лишь прямоугольная площадка, посыпанная белым гравием, среди которого в беспорядке разбросано полтора десятка камней. Наиболее внимательные, правда, замечают, что композиция из каменных «островков» составлена таким образом, чтобы с любой точки наблюдения ее нельзя было охватить взглядом всю целиком: всегда будет видно на один камень меньше, чем есть на самом деле.
Западный человек видит в этом загадку, но мудрые японцы понимают, что это действительно поэзия. Они не нуждаются в примитивных объяснениях, что камни, торчащие из песчаных волн, олицетворяют тигрицу, переплывающую реку, или что здесь изображены горные вершины над морем облаков. Философский смысл сада камней невозможно до конца выразить словами. Асимметричная гармония выражает бесконечность мира в его вечной изменчивости. Недоговоренность является творческим приемом, благодаря которому художник приглашает зрителя по-своему пережить настроение, владевшее автором в момент создания сада.
В полной мере почувствовать красоту японского сада может только тот, кто понял значение еще одного важного термина — «масс бумей» ( «цивилизация сосновой иглы»). Под этим имеется в виду умение наслаждаться красотой сосновой хвоинки, вместо того чтобы пытаться охватить взором целый лес. Отсюда и эстетическое наслаждение от зрелища одной-единственной капли росы или ветки сакуры, эмоциональный отклик, вызываемый скупой выразительностью композиций икебаны.
Японский сад не выглядит роскошно: во всем, что его составляет, чувствуется благородная сдержанность, мудрая недоговоренность. Созерцающий его должен уметь видеть внутреннюю красоту каждой его составляющей, отдельных участков, которые несут различные смысловые нагрузки, если смотреть на них с разных мест наблюдения, и, наконец, чувствовать своеобразную гармонию, разлитую во всем саду в целом. Углубившись в созерцание, отрешившись от повседневной суеты, нередко занимающей все его мысли, чуткий зритель откроет эту гармонию и в глубине своей души.