[37] Анализ социального состава народников 70-х, сделанный историками революционной борьбы в России, показал, что из примерно 6 000 человек, причастных (за десятилетие) к этому движению, 54% составляли учащиеся вузов, гимназий, семинарий и даже – военных училищ. Средний возраст народника в семидесятые годы – 23,6 года. Из них дворян – 31-32%, разночинцев – более 50% (см.: Революционеры 1870-х годов. Л., 1986. С. 39–40).
[38] Самые крупные из процессов над народниками – это процессы «50-ти» (1877) и «193-х» (1877–1878).
[39] Умеренное крыло землевольцев, делавшее ставку на пропагандистскую работу и отвергавшее возможность изменения существующего политического и социалного порядка без сознательного участия в революции большинства народа, организовало группу «Черный передел» (Г. В. Плеханов, В. И. Засулич, О. В. Аптекман, М. П. Попов и др.).
[40] Ради исторической точности следует отметить, что народовольческая традиция существовала и в 80–90-е годы, хотя и не имела уже прежнего влияния на молодежь. Наиболее известной была революционная организация «Террористическая фракция партии Народная воля» (1886), члены которой готовили покушение на Александра III. За подготовку покушения четверо участников этого кружка были повешены (1887), в числе повешенных был и А. И. Ульянов (старший брат В. И. Ленина). Из разрозненных групп наследников народовольчества («группа старых народовольцев», «группа молодых народовольцев») в начале ХХ века сформировалась партия социалистов-революционеров (эсеров). Небольшая часть народников (из тех, кто во второй половине 70-х входил в группу «Черный передел» и выступал против тактики индивидуального террора) перешла на марксистские позиции. В 1883 году, в Женеве, ими была создана первая социал-демократическая организация – группа «Освобождение труда» во главе с Г. В. Плехановым.
[41] Правда, некоторое время Михаил Александрович был убежден, что он принимает участие в этом движении, поскольку был введен в заблуждение Нечаевым, убедившим его в том, что он, Нечаев, представляет многочисленную и хорошо законспирированную революционную организацию, так что Бакунин какое-то время полагал, что он непосредственно связан с революционной организацией в России.
[42] От этого периода до нас дошло несколько его статей, названия которых говорят сами за себя: «Гимназические речи Гегеля. Предисловие переводчика», «О философии», «Реакция в Германии», «Шеллинг и откровение», «О современной немецкой философии».
[43] В отличие от большинства теоретиков народничества Бакунин был не позитивистом, а материалистом.
[44] Бакунин, М. А. Философия. Социология. Политика. М., 1989. С. 44.
[45] Часть социал-демократов-меньшевиков, возглавляемых Плехановым, вступила в борьбу с социал-демократами-большевиками, возглавлявшимися Лениным. Большевики исходили из необходимости бороться «за перерастание буржуазно-демократической революции в социалистическую» даже вопреки неготовности (с точки зрения ортодоксальной марксистской теории) социально-экономических оснований для такого перехода. Плеханов же был против «форсирования истории», видел в тяге к «ускорению» исторического процесса знакомое ему с молодых лет гипертрофирование роли «субъективного фактора» боевым крылом народников, подозревая за сторонниками революционного активизма готовность к осуществлению революционного насилия (избранного) меньшинства над инертной «народной массой».
[46] На языке философской публицистики Михайловский выразил, по сути, ту же самую мысль, что и Риккерт, разделивший науки на номотетические (естественно-математические) и идеографические (гуманитарно-исторические) и утверждавший, что в области «наук о духе» неизбежна и вполне правомерна оценка изучаемых явлений с точки зрения ценностей.
[47] Схема эта представляет собой видоизменение трехчленной схемы исторического развития О. Конта, которую Михайловский ценил весьма высоко. По Конту, история делится на три стадии: теологическую, метафизическую и научно-положительную, так что мировоззрение человека развивается от «иллюзорного» к «научному» сознанию.
[48] Цит. по: Левицкий, С. А. Очерки по истории русской философии. М., 1996. С. 196.
[49] Встань, человек! (Хрестоматия). М., 1985. С. 54–55.
[50] Михайловский, Н. К. Полное собрание сочинений. Т. I. Предисловие к третьему изданию. С. V. Цит. по: Лосский, Н. О. История русской философии. М., 1991. С. 74.
[51] Но если можно сказать, что тяга русского человека к соединению истины с добром нашла себе идеальное словесное выражение в слове «правда», то верно и обратное: присутствие в русской лексике концепта «правда» во многом предопределило саму эту тягу, задало тот неосознаваемый смысловой горизонт, в котором русский образованный человек искал «точку опоры» в стремительно изменявшемся и в то же время – инертном, косном мире.
[52] Михайловский, Н. К. Полное собрание сочинений. Т. I. С. 347 (Цит. С. 74)