Глава 2. Суть религиозных идей Н.А. Бердяева.
2.1. Бердяев о сути своего "христианского экзистенциализма".
Фундаментальный труд Бердяева "Смысл творчества. Опыт оправдания человека" М, 1994. создавался на волне развертывающегося в те годы в России культурного ренессанса (так его именовал Бердяев). В указанном истории труде Бердяев изложил главные посылки своей новой философии, дав ей название "христианский экзистенциализм".
Экзистенциализм (от позднелат. exi (s)tentia– существование) –одно из влиятельных направлений западной философии ХХ века, для которого характерна антропологическая ориентация; в центре – проблемы смысла жизни, индивидуальной свободы, ответственности. Существование, или "экзистенция", - ключевое понятие этого направления.[18]
О сути своего христианского экзистенциализма он пишет: " Меня не
без основания называли философом свободы, - пишет Бердяев, - Такова была моя основная проблематика, которую часто плохо понимали. Большое значение имел для меня Я. Беме…. Из чистых философов я более других был обязан Канту… Но определяющее значение имел для меня Достоевский. …"Мои взгляды, - продолжает Бердяев, - на поверхности могли меняться, главным образом, от моих слишком острых и страстных реакций на то, что в данный момент господствовало, о я всю жизнь защитником свободы духа и высшего достоинства человека.[19]…..Более верно назвать мою религиозность эсхатологической….Понимание же эсхатологии у меня творческое, а не пассивное. Конец этого мира, конец истории зависит от творческого акта человека (!)… Я раскрыл трагедию человеческого творчества… Основной проблемой для меня является проблема объективации, которая основана на отчуждении, утрате свободы и личности и подчинении общему и необходимому.[20]
Поясним этот центральный пункт. Весь объективный мир, согласно воззрениям Бердяева, вторичен – это лишь вынесение человеком вовне "своего собственного "Я". Первично лишь мое бытие, существование, одним словом экзистенция… "Я утверждаю дуализм мира феноменального, который был создан объективацией и не является вообще истинным, и мира нуменального, который есть мир подлинной жизни и свободы – творение Духа в человеке. Этот дуализм преодолим лишь эсхатологически".[21]
В своей "Философии свободного духа" Бердяев пишет о том, что современный интерес к оккультизму и, в частности, к антропософии порожден кризисом, с одной стороны, науки, с другой – исторического христианства. Позитивизм, подчинивший себе, как науку, так и Церковь, закрывает от человека доступ к духовному миру; живущий одной верой человек лишен знаний закономерностей и устройства духовного космоса, знания своего собственного существа.[22] Между тем, "могут наступить времена, когда незнание станет опаснее знания. (…) Знание нужно, чтобы защищать себя от враждебных сил мира. Нужно не только механическое знание природы, вооружающее нас техникой, но знание внутренней жизни космоса, внутреннего строения мира. (…) Наступают времена, когда нейтральная наука уже будет невозможна, когда наука будет или христианской, или черной магией".[23]
2.2. "Новое религиозное сознание" – по Бердяеву ("нехристианство").
В своей автобиографии Бердяев пишет, что не получил религиозного воспитания в семье, а когда началось его "духовное пробуждение", не Библия запала ему в душу, а Шопенгауэр. Настоящее его обращение к Церкви произошло гораздо позднее, после того как он оставил идеи марксизма. Бердяев считал это обращение "новым религиозным сознанием" и "нехристианством". Он был склонен к отвержению "исторического христианства", ибо пришла "новая всемирно-историческая эпоха". " "Историческое" христианство он (вслед за Мережковским ) воспринимает как чисто аскетическое, полагая, что для "человека нового религиозного сознания… нужно сочетание язычества и христианства". Новые перспективы, которыми занят Бердяев очень увлекательны: "… пространство и время должны исчезнуть"; "будет "земля", преображенная… вневременная и внепространственная"; государство есть "одно из дьявольских искушений"; "в апокалиптическом христианстве будет вмещено то, что не вмещалось историческим христианством"; "человекобожество, богоборчество, демонизм являются божественным началом".[24]
Правда, несколько позже Бердяев все же смягчит свой подход к вопросам религии. Он напишет о том, что "новое религиозное сознание надо рассматривать в "неразрывной связи со святыней и священством".
Бердяев уже не хочет находиться "в области священной человеческого самомнения". Впрочем, он ожидает глубочайшей революции", верит, что в мир входит новый религиозный принцип, наступает время "искусства, преображающего бытие". В "Русской идее" Бердяев подробно анализирует проблему веры и знания и приходит к выводу, что их противопоставление должно смениться доказательством их взаимодействия. Но чтобы объединить веру и знание, нужно отказаться от гордыни рационализма. Мыслитель исходит из того, что и субъект, и объект относятся к бытию[25], а вне "бытия нет места ни для кого и ни для чего, разве для царства дьявола".[26]
Отсюда гнет позитивизма как теории социальной среды, давящий кошмар необходимости, бессмысленное подчинение личности целям рода, насилие и надругательство над вечными упованиями индивидуальности во имя фикции блага грядущих поколений, вера в возможность окончательного устроения человечества на основе верховного могущества объективной науки. Такова расплата за ложный объективизм, натурализм и материализм. Как выйти из философского тупика? Ответ на этот вопрос недостаточно ясен и для самого Бердяева, по крайней мере, в его ранней книге".[27]
В книге "Философия свободы" он пишет, что "философия не может обойтись без религии", что она должна быть "органической функцией религиозной жизни".[28]
И вот наступает период, когда Бердяев пишет книгу Смысл творчества", где говорит о том, что "не только человек нуждается в Боге, но и Бог нуждается в человеке".
Подробнее остановимся на этом фундаментальном труде Н.А. Бердяева.
2.3. Анализ произведения Н.А. Бердяева "Смысл творчества. Опыт оправдания человека".
Важнейшим сочинением Бердяева, одним из самых интересных и в то же время спорных, по мнению М.И. Мотрошиловой, является "Смысл творчества. Опыт оправдания человека".[29]
"Дух человеческий - в плену, - так начинается введение в книгу. – Плен этот я называю "миром", мировой данностью, необходимостью". Этот мир есть мир "вражды, атомизации и распад живых монад космических иерархий. И истинный путь есть путь …духовного освобождения духа человеческого из плена у необходимости". Из этого призрачного мира, с которым человек все же связан, нужно вырваться в какой-то иной мир, в истинно сущее как подлинное бытие для жизни свободной, т.е. божественной. Для этого необходимо собирание всех творческих сил для духовного прорыва к единству с Богом.[30]
Но единству, во многих отношениях необычному, замечает Н.В. Мотрошилова. В германской мистике в трудах Якоба Беме, Парацельса и других, хотя и в неявной форме, была выражена идея о нужде Бога в человеке- антропогонии как продолжающейся теогонии. Эти идеи нашли косвенное преломление в книге Бердяева "Смысл творчества". Опыт оправдания человека и есть антроподицея, которая, по мысли Бердяева, должна начаться с превращения философии в творческий акт. Препятствием этому является понимание мировой философии как науки.[31]
Образец творческой философии Бердяев находит у Платона. Подобные ему философы в центр философствования помещают не познание, не категории, а любовь.
А это означает, что философия является антропологической, что было достаточно непривычно для философии. К этой проблеме обращается и Бердяев, решая ее, по мнению Н.В. Мотрошиловой, интересно и глубоко[32]: "Бердяев задумал свою книгу, - пишет она, - как антроподицею, то есть как оправдание человека, философией человека. На протяжении всей своей жизни он видел свою задачу именно в том, чтобы повернуть философию к проблемам человека, чтобы сделать ее в полном смысле открытой, глубокой философской антропологией, философией человека". К сожалению, это сочинение было мало известно нп Западе. Но, утверждает Н.В. Мотрошилова – видный специалист по западной философии, - "соответствующим западным "экзистенциальным" образцам книга Бердяева, несомненно предшествует и в некоторых отношениях их превосходит".[33]
Некоторые критики Бердяева отмечают противоречивость в понимании Бердяевым свободы, предстающей подчас в негативном обличье хаоса, ничто, дьявольской свободы, граничащей с чистым произволом. И это не случайные оговорки. Зло существует в мире, и его нельзя обойти стороной, считает Бердяев, и человек призван активно бороться со смертоносными силами зла и тем самым творчески уготовлять наступление Царства Божьего. Вместе с тем, Бердяев отнюдь не склонен к ортодоксальному христианству. "Как сын свободы, - писал он в книге "Экзистенциальная диалектика божественного и человеческого", - я признаю свободную критику исторического христианства и свободную критику откровения, которая должна быть подобна критике чистого разума".[34]