ВВЕДЕНИЕ
Русский космизм — комплексное учение о взаимодействии человека и мира, построенное на глобальном планетарном мышлении, характерном для плеяды отечественных учёных XIX-XX вв.: Н.Ф.Федоров, Вл.С.Соловьев, К.Э.Циолковский, П.А.Флоренский, В.И.Вернадский, А.Л.Чижевский, Н.О.Лосский, Н.А.Бердяев, Д.Л.Андреев и др.
Русский космизм определяет человеку простое и ёмкое предназначение - вселиться в свой дом - во Вселенную. Это учение относится не столько к отдельным гносеологическим или иным проблемам философии, сколько к целостному пониманию человека, установлению его миссии и вселенской предназначенности. Восстановление естественной связи человека с природой и историей, возрождение духовного образа жизни, расширение миропонимания человека до планетарного, вселенского уровня - такие позиции характеризуют философию русского космизма.
В философии русского космизма действует древний фундаментальный принцип, имеющий определяющее значение для установления предпосылок соответствующего типа образования: микромир подобен макромиру, то есть человек подобен Вселенной. Отсюда следует, что глобальные процессы в определённой степени тождественны локальным, перемены в человеке соответствуют переменам в обществе, изменения на всех уровнях организации общества (и природы) сходны и сопряжены с вселенскими изменениями.
Когда мы слышим слово космос – перед нашим мысленным взором предстают самые разные картины: то это бескрайняя черная гладь, украшенная гроздьями звезд, то величавое движение планет в небесных сферах. Человек XXI века вообразит взлетающую в небо ракету, или отважных покорителей Вселенной, которых выводят на страницах своих книг писатели фантасты. Однако совсем не таким виделся космос нашим предкам, жившим всего лишь несколькими столетиями ранее. Понятие космоса появилось задолго до эры освоения космического пространства. С давних времен бескрайнее небо над головой манило людей, заставляло задуматься, вызывало восхищение. Древне-шумерская, финикийская, египетская цивилизации уделяли серьезное внимание изучению влияния небесных тел на окружающий их мир. Само слово «kosmos» пришло к нам из античной Греции и буквально означает – устройство, упорядоченность, украшение.
Античное понимание космоса глубоко изучил и всесторонне рассмотрел в своих работах выдающийся русский философ, А.Ф. Лосев. Вот что он говорит о космосе в своей ранней работе «Античный космос и современная наука»: «Изучающий историю греческой науки сталкивается сразу с такой массой разнородных астрономо-философских учений, что изложение греческого космоса может быть только историческим. Надо давать историю греческого космоса и его конструкций, и только тогда можно надеяться на полноту и окончательную ясность античной астрономии»[1]. Именно такого подхода А.Ф. Лосев и будет придерживаться позднее в своей работе «История античной эстетики».
А.Ф. отмечает, что термин «космос» употреблялся сначала в обыденной жизни в смысле любой упорядоченности, например, в смысле «нарядности» одежды, «красоты» оружия, нравственного достоинства молчания или образования. Первым использовал термин «космос» для обозначения мира в целом Пифагор. Первичный античный космос представлялся пространственно конечным телом. Даже Аристотель отрицает бесконечность космоса на том основании, что человек вообще не мог бы воспринять никакого бесконечного тела, поскольку всякое реально воспринимаемое человеком тело всегда конечно, то есть является самой обыкновенной, хотя бы самой и огромной величиной. Вот что пишет об этом А.Ф. Лосев: «Перед нами возникает одна из самых первичных категорий античного мышления - «космос». <…> Весь космос есть не что иное, как чувственно-материальный космос, то есть космос видимый и слышимый, с землею посредине, с небесным сводом и звездным небом наверху, обязательно видимым и слышимым, и подземным миром внизу. В этом тоже удивительная специфика античной космологии, которая бесконечно отлична и от духовного понимания неба в средние века, и от бесконечно пространственного понимания его в Новое время. Чувственно-материальный космос является для античности самым настоящим абсолютом, так как ничего другого, кроме космоса, не существует и ничем другим этот космос не управляется, как только самим же собою».
Лосев развивает эту идею в своей работе «12 тезисов об античной культуре». Вот, что он пишет: «Чувственный космос, чувственно-материальный космологизм – вот основа античной культуры. Интересно, что даже идеалисты с умилением посматривали на звездное небо, на чувственный космос. Платон <…> утверждает: самое главное для человеческой души – подражать движению небесных тел. Они прекрасно вращаются целую вечность: всегда одинаково, симметрично, гармонично, без всякого нарушения. Такой должна быть и человеческая душа. <…> В «Тимее» Платона, где рисуется космология, мастер-демиург создает космос из материи по типу разумного, одушевленного и живого, то есть явно человеческого существа: телесным, а потому видимым и осязаемым – вот каким надлежало быть тому, что рождалось. И далее, когда необходимо было завершить космос так, чтобы он стал Всем, боги приступили к образованию трех родов опять-таки живых и телесных существ (на земле, в воздухе и в воде)»[2].
В своей монументальной «Истории античной эстетики», так называемом «втором восьмикнижии» философа, где он очень подробно представил всю историю античной мысли, философ не раз обращается к разработке теории, связующей философско-эстетическое мировоззрение античного человека с миром тяжкой рабской зависимости, о которой так выразительно писал Аристотель. «Космос прекрасен, так как он раб своего абсолютного господина – мирового Ума, который как истинный художник привел в великолепный порядок «бесформенную, неодушевленную, безгласную и бессмысленную, даже не-сущую материю».
Чрезвычайно близкими Лосевским оказываются взгляды на античный космос другого религиозного философа XX столетия: Павла Александровича Флоренского. Он выступает своеобразным продолжателем традиции, идущей ещё от античных натурфилософов, для которых все мироздание было единым, гармоничным Космосом, а философия — цельным знанием, вбиравшим все науки и даже искусства. Однако, отец Павел Флоренский берёт на вооружение несколько иной метод исследования античности: в лекциях по истории философии, которые он читает в Московской духовной академии, для него важно проследить «вопрос о возникновении эллинской философии». Флоренский пытался установить главные принципы в развитии философского знания, подходя к их изучению с различных точек зрения: науки – географии, семантики, гносеологии и т.д. и религии – православного христианства. Античная культура в понимании Флоренского была насыщена религиозным содержанием, которое распространялось на все сферы жизни. Её важнейшими чертами являются: обращённость к высшему миру, целостное восприятие жизни, мистика переживаний, метафизика символов. О символичности и мифологичности любой культуры, а не только культуры античной Греции говорится и в лосевской «Диалектике мифа» 1930 года. Там же Алексей Фёдорович развивал близкие Павлу Александровичу Флоренскому идеи о конечности пространства и времени: «Итак, синтезом бесконечности и конечности мирового пространства является фигурность этого пространства», - подчёркивал А.Ф. Лосев, - «Кроме того, наличие конечного мира делает возможным (а с другой стороны, прямо требует) изменения объема массы тела в зависимости от места в мире, т.е. от движения по миру. В частности, эта диалектика требует, чтобы на периферии мира пространство было таково, чтобы оно обеспечивало превращение объема тела в нуль. Однако ничто не мешает думать, чтобы объем тела превращался в мнимую величину. Это будет способом пребывания тела за пределами мира».[3] В работе «Мнимости в геоментрии» 1922 года отец Павел Флоренский писал о возможности следования из принципов теории относительности замкнутой конечной «Аристотеле-Птолемее-Дантовой Вселенной». Конечным и замкнутым в себе при этом оказывается и время. За гранью конечного мира, «которой и до сих пор эвклидовская «чернь не зрит»»,[4] находится дантовый Эмпирей. Дантово конечное пространство-время, порожденное средневековым представлением о конечности мира, Флоренский противопоставляет бесконечному эвклидовому пространству и коперниковой возрожденской системе мира.
Другой подход к проблеме «космоса» можно встретить у родоначальника традиции русского космизма, Николая Фёдоровича Фёдорова, в определённом смысле сформировавшего стремление будущих поколений к покорению космических пространств. Сочинения Фёдорова вышли уже после его смерти под редакцией его учеников Н. Петерсона и В. Кожевникова под названием «Философия общего дела» (т. 1, 1906; т. 2, 1913). Пафос Фёдоровского творчества заключается в обосновании идеи преодоления смерти. Смерть – это главное зло мира, по Фёдорову. Она может быть побеждена именно человеком, который должен отказаться от иллюзорных представлений о смерти как неизбежном «природном» явлении. Но для этого должен измениться сам человек, его отношение к другим людям, к обществу и природе. Объединить людей в «общем деле», по убеждению Фёдорова, может чувство долга и любви по отношению к предкам, к «отцам», ко всем умершим людям. «Вереница смертей» будет прекращена, а все когда-либо жившие люди должны быть воскрешены после вступления человечества в историческую фазу «регуляции» космических процессов. Вот что он пишет[5]: «Для сынов же человеческих небесные миры – это будущие обители отцов, ибо небесные пространства могут быть доступны только для воскрешённых и воскрешающих; исследование небесных пространств есть приготовление этих обителей». Федоров возлагал большие надежды на науку и ученых как особое «сословие», способное сыграть решающую роль в борьбе со смертью.