Смекни!
smekni.com

Дуализм 2 (стр. 5 из 5)

Онтологически гордыня – самозамкнутость обособившейся части. Но часть вне органического целого обречена на саморазрушение. Как метафизическая сила, гордыня есть противосмысл истории, или, иначе говоря – эйдическая скорлупа, которая столь же активно проявляется в историческом процессе, что и прочие смыслы.

Действие эйдической скорлупы обнаруживается не только в злой воле исторических личностей, но и в связи с волей внеисторической, представленной в иерархии демонов. Однако последних не следует понимать как момент раскрытия предзаданного смысла в определенной иерархии бытия, – они вне ее, ибо лишены внутреннего бытия в силу своей противопоставленности смыслу и способны лишь паразитировать на ином бытии. Противосмысл истории – это участвующая в историческом процессе воля, лишенная собственного бытийного содержания.

11. Внутримировое раскрытие смысла.

Всеобщее спасение в сперматическом виде содержится в каждом моменте истории. Подобно тому, как в звуке может быть явлена музыкальная гармония, так и в отдельном событии всеобщее спасение из сперматического тождества в той или иной степени может переходить в тождество живое.

В отношении к человеку это видно, когда он через собственный поступок, направленный на всеобщее спасение, раскрывает смысл оного в конкретном моменте.

Полнота спасения может явиться не как конечный результат человеческой жизни, а как раскрытие содержания того или иного человеческого действия. В каждом моменте может зазвучать гармония всеобщего спасения, и от человека зависит способность слышать эту гармонию.

Зрительное явление спасения – открытие красоты в безобразном, реального – в условном. Полное осуществление спасения – в вечной жизни, но для раскрытия содержания вечной жизни не важно местоположение во времени момента, обращенного к ней. Спасение – это музыка истории, и слышащий ее уже здесь имеет жизнь вечную.

12. Симметричное и асимметричное раскрытие смысла истории.

Всеобщее спасение, как центральный смысл истории, имеет два момента: искупительный и эсхатологический, связанный с концом истории.

Ожидание конца света и второго пришествия Христа становится главным смыслом истории в христианском сознании. И тут мы сталкиваемся с двумя традициями понимания конца света, сосуществующих бок о бок: ожидание внезапного разрушения мира и наказания не успевших раскаяться и надежда на мирное обращение всех ко Христу, и через это – преображение всего мира.

Эти традиции определяются различным пониманием эсхатологического смысла истории. Для одной – этот смысл отождествляется с одним из исторических моментов, он внутри истории, в то время как для другой – он вне истории, не связан ни с каким историческим моментом в отдельности, но связан со всей историей как целым.

Ярко показал, как эти два истолкования смысла определили характер Восточного и Западного христианства, и раскрыл культурно-исторический контекст возникновения этих традиций С.С.Аверинцев****. Для Восточного христианства характерно внеисторическое понимание смысла истории, где каждый исторический момент в равной степени приближен к эсхатологическому смыслу.

Такое равно приближенное к каждому историческому моменту раскрытие эсхатологического смысла, я, вслед за Аверинцевым, называю симметричным раскрытием*****.

Соответственно, для Западного христианства характерно внутриисторическое истолкование эсхатологического смысла. Моменты истории могут быть ближе или дальше от момента, который отождествляется с этим смыслом. Эсхатологический смысл раскрывается в истории неравномерно – асимметрично.

Теперь следует обратить внимание, какие именно архетипы мышления формируются симметричным и асимметричным истолкованием смысла истории.

Асимметричное истолкование смысла противопоставляет тех, кто удален от этого смысла и тех, кто приближен к нему. В христианской сотериологии это выражается на дуалистическое расчленение на спасенных и не спасенных. Если конец света связан с определенным моментом истории, то все спастись не успеют. Бог, как Всемогущий, предвидит это, предвидит обреченность на вечную гибель некоторых людей.

Вспоминается, сколько сил потратил крупнейший богослов Западного христианства Блаженный Августин, мучившийся над этой проблемой и вынужденный признать со стоической мужественностью предопределенность к гибели не предизбранных ко спасению. В протестантизме идея предопределенности спасения и гибели доводится до логического конца.

Подобным образом и на протяжении человеческой жизни можно быть ближе или дальше от спасения. Приблизиться ко спасению – значит заслужить его. Бог понимается как судья, определяющий, кто заслужил, а кто нет, искупление превращается в изменение юридического отношения между Богом и человеком. В последствии возникла даже нелепая идея о том, что оные заслуги можно перепродавать в виде индульгенций.

Симметричное истолкование раскрытия смысла истории, более характерное для Восточного христианства, снимает противопоставление на спасенных и не спасенных, ибо все люди во все моменты жизни в равной степени приближены ко спасению.

Неудивительно, что идею о всеобщем спасении впервые высказал представитель Восточной традиции – Ориген Александрийский. Однобокое ее истолкование несло соблазн пассивного ожидания спасения, и потому было отвергнуто, хотя подспудно всегда присутствовало в православной святоотеческой традиции.

В каждый момент жизни человек остается в равной степени близок ко спасению, независимо от того, какие заслуги или грехи он накопил. В любой момент грешник может покаяться и обратиться к Богу, получив от Него спасение, в то время как праведник может согрешить и отпасть от Бога, а может просто жить, так и не обращаясь к Нему, довольствуясь своей праведностью. Такое понимание ориентирует на необходимость постоянного выбора между добром и злом в каждый момент жизни. Важным становится не то, кто совершает выбор – грешный или праведный, а то, какой выбор он делает.

Если для западного человека достаточно руководствоваться заповедями, верить в Бога и быть праведным, дабы быть уверенным в правильности пути, то восточный человек лишен этой уверенности будучи обречен быть свободным, обречен постоянно делать заново выбор, и от ошибки его не могут застраховать ни предшествующие заслуги, ни праведность, ни вера в Бога.

Даже в своей вере он постоянно делает выбор, ибо всегда может ошибиться, впасть в прелесть, принять дьявола за Бога. Вера православного – это не самодовольная умиротворенность, она подобна огню, нечто движущееся, меняющееся, требующее постоянного напряжения всех духовных сил, постоянного преодоления сомнения, беспрерывного поиска Истины.

Православный видит мир не только в плане исторического потока, но и в плане внеисторической реальности. Каждый элемент этого мира связан не только с прошлым или будущим, но и с высшим и низшим. Мир превращается в систему символов, через которую человек соединяется со всей внеисторической смысловой иерархией. И в этой системе символов он обречен постоянно делать выбор между раскрытием смысла и той эйдической скорлупой, которая, как злая воля участвует наряду с человеком в истории.

_________

*А.Ф.Лосев Музыка как предмет логики // А.Ф.Лосев Из ранних произведений, М.: Правда, 1990

**П.Флоренский Столп и утверждение Истины, М.: Правда, 1990

***Ф.Б.Я.Кейпер Труды по ведийской мифологии, М.: Наука, 1986

****С.С.Авернцев Поэтика ранневизантийской литературы, М.: Наука, 1977

*****Там же