Следовательно, человек не только результат божественного творения, но и дитя предвечной свободы, без которой он не был бы богоподобным, т.е. способным к творчеству. И он должен был на собственном опыте вкусить все соблазны и тяготы свободы, ответственность за нее перед собственной совестью и перед Богом. Первым результатом испытания свободой, стали, согласно Бердяеву, объективация духа в результате разграничения добра и зла и выпадение человека из царства Духа в объективированный и тем самым искаженный, «падший» мир — в «царство Кесаря».
2.2. Центральная категория метафизики Бердяева
«Объективация» является одной из центральных категорий метафизики Бердяева. Она ничего общего не имеет с гносеологической оппозицией объективного и субъективного. По своему смыслу понятие объективации близко таким достаточно распространенным в гегелевской и марксистской философии понятиям, как «опредмечивание» и «отчуждение». Приведем здесь одно из наиболее эмоционально-образных определений объективации, данных самим мыслителем: «Мир объективации есть падший, мир заколдованный, мир явлений, а не существующих существ. Объективация есть отчуждение и разобщение. Объективация есть возникновение «общества» и «общего» вместо «общения» и «общности», «царство Кесаря», вместо «царства Божьего». Она означает выбрасывание человека во вне, его экстериоризацию, подчинение условиям пространства, времени, причинности, рациональности. Закрепленная сознанием привычка жить в этом падшем мире привела к тому, что именно он признается первичным, действительным миром. Однако в экзистенциальной глубине человек по-прежнему находится в общении с духовным миром и со всем космосом. И именно тот «иной» мир считает своим подлинным миром. Так в результате объективации происходит раздвоение мира на феноменальный, в который человек оказался выброшенным, и оставшийся по ту сторону, ноуменальный мир. В отличие от немецкой (кантовской) философии Бердяев признает наличие связи между ними. Ноуменальный мир сокрыт, но он раскрывается человеку на основе его духовного опыта и творчества.
Отношения между подлинным духовным миром и миром, объективированным Бердяев описывает в следующей оппозиции: объективированный мир, природный и социальный, есть мир необходимости и рабства, вражды и господства; духовный мир есть мир свободы и творчество, мир любви и сострадания.
В своей «Метафизике» Бердяев выделяет основные признаки объективированного мира, которые и определяют условия существования человека, его рабского положения в этом мире:
1) отчуждение объекта от субъекта;
2) поглощенность неповторимо-индивидуального, личного общим, безлично-универсальным;
3) господство необходимости, детерминации извне, подавление и
закрытие свободы;
4) приспособление к массивности мира и истории, к среднему человеку, социализация человека и его мнений, уничтожающая оригинальность».
В силу означенной раздвоенности существование человека в мире носит трагический характер. Он выброшен в объективированный, падший мир и связан с ним своими корнями, условиями существования. Но в то же время он беспрестанно осознает свою «инаковость», принадлежность к миру иному, находящемуся за пределами данного мира, свою причастность к тайнам космического процесса. Эта раздвоенность человека порождает трагизм человеческого существования. Он переживает острое чувство одиночества, страха перед существующим миром и тоски по мирам иным, отблески которых прорываются в его снах, творческих интуициях. Проблема одиночества человека представляется Бердяеву основной философской проблемой персонализма. С ней связаны проблемы «я», личности, эроса, общения, познания. В предельной же своей постановке проблема одиночества есть проблема смерти, смерти индивида и бессмертия личности.
В порядке компенсации за утраченную способность к непосредственному общению с Богом и миром у человечества вырабатывается способность познания мира и творчества в условиях объективированного, «падшего» мира. Творчество есть прорыв духа из небытия и свободы в бытие и мир.
Расколотость мира на объект и субъект ставит проблему познания его человеком как по «сю», так и по «ту» его сторону. То, что называют объективным познанием этого мира, есть лишь познание его падшести, будучи укорененным, в нем понятийно оно лишь усугубляет его объективацию. В объективации нет приобщения к предмету, она означает утрату свободы интуиции и чувства, подчинение их необходимости, господствующей в падшем мире. Преодоление объективации возможно лишь путем трансцендирования, т.е. откровения, духовного перехода «по ту» сторону сущего. Но и на уровне объективного познания, «по сю» сторону возможно постижение тайны бытия. Во-первых, оно есть познание этого падшего мира, в котором мы живем. И, во-вторых, объективное познание на определенном уровне способно к прорывам и трансцендентную сферу (это особенно характерно для математики, в которой отражается Логос). Наконец, объективное познание способно пролить свет на сам процесс объективации. Таким образом, хотя познание есть объективация, оно есть и осознание ее. Тем самым познание открывает смысл за бессмыслицей бытия, порядок за беспорядком, космос за хаосом. И это связано с активностью мысли, подчеркивает Бердяев. Познание не может ограничиваться дублированием действительности. Такое дублирование было бы бессмысленно и ненужно. Познание что-то прибавляет к действительности, «просветляет» ее, через него возрастает смысл мира. Познание и теоретически и практически, подчиняет мир человеку через его творчество и труд. Вся техника по преимуществу есть результат такого объективированного познания.
2.3. Путь экзистенциальной философии
Другой путь ориентации субъекта в мире есть путь экзистенциальной философии. На этом пути не происходит объективации, тут субъект-человек познает не объект, а существование человека и через человека существование мира и Бога. Познание есть деятельность духа и тогда, когда оно в процессе познания мира преображает его, и тогда, когда оно отрешается от мира, созерцая его. Источником познания в этом случае служит углубленное погружение в себя, самопознание, и через это постижение смысла мира. С этим связана проблема интуиции, которая, согласно Бердяеву, имеет активно творческий характер, потому что экзистенциальный субъект вносит в нее элемент свободы, недетерминированной никаким объектом или законом. Но все же, признает он, в познании свобода согласуется с Логосом.
Элемент свободы в познании это не только источник его творческого характера, но одновременно и источник блужданий сознания, его трагических ошибок и заблуждений. Поэтому, замечает мыслитель, в познании должно быть великое послушание реальности и зоркий взгляд на реальность. В этом он видит нравственный пафос в познании истины, присущий настоящим ученым. Познание есть преображение реальности через привнесенный элемент свободы, просветленной Логосом. Этой встрече свободы с Логосом Бердяев приписывает эротический характер: овладение свободой, как женственной стихией мужественным смыслом Логоса. В этом смысле познание есть вид творчества.
Согласно Бердяеву, познание, как и творчество, предполагает три элемента: 1) элемент свободы, благодаря которой только и возможно творчество нового, небывшего; 2) дар Божий (не случайно мы говорим о творческой одаренности человека); 3) наличие сотворенного уже мира, в котором совершается творческий акт и из которого человек-творец черпает материал для своего творения. В творчестве человек уподобляется Богу, но оно же является источником его мучений, неудовлетворенности собой. С этим связана аскеза творчества. И именно творчеством оправдывается человек о своем назначении в мире.
Учение о духовности человека есть одновременно учение о личности. Личность осознает свое бытие в мире через «я», единственное и неповторимое, как высший смысл мира и свое назначение в нем. И мир отзывается на это. Со свойственной ему афористичностью Бердяев пишет: «Когда личность вступает в мир, единственная и неповторимая личность, то мировой процесс прерывается и принужден изменить свой ход, хотя бы внешне это не было заметно».
В соответствии со своим персоналистическим учением Бердяев различает понятия индивидуум и личность, хотя и не отрицает, что, между ними существует определенная связь. Индивидуум имеет природно-душевное основание и является всецело предметом естественных наук — биологии, психологии. Личность же имеет духовное основание. В каждом индивидууме изначально заложена потенциальная личность, но актуальной личностью он становится в живом общении «я» с «ты» в «мы».
Самосознание «я» предшествует сознанию моей внедренности в мир, который первоначально идентифицируется с моим «я». Но, замечает Бердяев, сознание «я» упирается в сознание существования другого «н», которое выступает для меня как «ты», и других, образующих со мной сообщество — «мы». Таким образом, заключает он, сознание «я» метафизически социально. Оно проходит сложный путь от неотдифференцированного сознания тождества «я» с миром, через дуализм «я» и «не-я», к конкретному единству «я» с «ты» при сохранении осознания множества в «мы». При этом, однако, всегда сохраняется опасность превращения «ты» и «мы» в безличное «не-я» или враждебное «оно». Отсюда настороженно раздвоенное отношение человека (личности) к миру порождает на уровне подсознания охранительный эгоцентризм, которому сопутствует сознание одиночества.
«Я» пытается преодолеть одиночество различными способами: на путях познания и искусства, в любви и дружбе, в социально-политической жизни общества и нравственных поступках, в обращении к Богу. Это позволяет человеку уйти от одиночества, но лишь отчасти и на время. Потому что за «ты» скрывается «не-я», а за «мы» — «оно», или объективированное общество с его уравнительными принципами, законами и духом буржуазности и повседневности. Даже общение с Богом приобретает отчужденно объективированный характер, когда божество из интимного «ты» превращается в грозное и карающее «Оно». Этим объясняется бунт личности против Бога и атеизм, как его выражение. Попытки бегства от одиночества находят выражение как в стремлении раствориться в массе, так и в нарциссизме. Крайним выражением такого бегства становится самоубийство. Отсюда двойственное отношение «я» (личности) к миру. С одной стороны это переживание одиночества, чуждости этому миру и глубинная память о мирах иных. С другой — это сознание связи с этим миром, который есть «мой мир» и вся история этого мира есть глубинный слой моего бытия, а все его превратности — моя судьба. Отсюда непрекращающаяся противоречивость отношений «я» с обществом при условии экзистенциальной социальности человека.