Мне приходилось слышать, что варвары изменялись под влиянием Китая, но я не слышал, чтобы варвары изменяли Китай (там же).
[О доброй природе человека]
Гао-цзы сказал: «Природа человека подобна иве, а справедливость — [ивовой] чаще. Воспитание человеколюбия и справедливости подобно выделке ивовых чашек» (гл. «Гао-цзы»).
Гао-цзы сказал: «Природа человека не делает разницы между добрым и недобрым, подобно тому как вода в своем течении не делает разницы между востоком и
208
западом». Мэн-цзы возразил: «Текучая вода действительно не различает востока и запада; но разве она течет куда попало, не разбирая, где верх, а где низ? Наклонность человеческой природы к добру подобна стремлению воды вниз. Между людьми нет таких, у которых бы не было стремления к добру, так же как нет воды, которая не стремилась бы течь вниз» (там же).
Если природа человека повинуется естественному движению чувств, то она может стать доброй. Вот что я имею в виду, говоря, что природа человека добрая. И если люди не делаются добрыми, то это не потому, что у них нет наклонности к добру. Ведь у всех людей есть чувство сострадания, есть чувство стыда и негодования, есть чувство почтения и благоговения, есть чувство правды и неправды. Чувство сострадания — это [основа] человеколюбия; чувство стыда и негодования — это [основа] справедливости; чувство почтения и благоговения — это [основа] ли, чувство правды и неправды — это [основа] спссобности приобретения знаний. Человеколюбие, справедливость, ли и способность приобретения знаний не извне вливаются в нас, а прирождены нам, но только мы не думаем о них (там же).
Мэн-цзы сказал: «В урожайные годы большая часть молодых людей бывает доброй, а в голодные — злой. Такая разница происходит не от тех природных качеств, которыми наградило их небо. А случается это потому, что голод погружает их сердца во зло» (там же).
Нет ни одной вещи, которая бы не преуспевала, если только она будет иметь надлежащий уход, так же как нет ни одной вещи, которая бы не погибла, если она не будет иметь надлежащего ухода (там же).
Я ценю жизнь, но еще больше ценю справедливость. Если я не могу иметь и то и другое, то я предпочту справедливость.
Я также ценю жизнь, но есть нечто такое, что ценно более жизни, и потому для сохранения ее не сделаю ничего зазорного. Я питаю отвращение к смерти, но есть нечто такое, что я ненавижу более смерти, и потому не уклоняюсь от опасности. Но если для человека нет ничего желаннее жизни, то почему бы не прибегнуть ко всякому средству, которое может сохранить ее? Если
209
для человека нет ничего ненавистнее смерти, то почему бы не делать всего того, что может избавить от опасности?
Если поступить таким образом, то можно было бы сохранить жизнь; но есть люди, которые предпочитают не делать этого. Если действовать таким способом, то можно было бы избежать опасности; но есть люди, которые предпочитают не поступать таким образом. Следовательно, у людей есть нечто такое, что они ценят более жизни, и есть нечто такое, что они ненавидят более смерти. Это чувство имеют не одни только добродетельные и мудрые люди, но и^ все остальные; разница лишь в том, что первые не теряют его (там же).
Учение имеет лишь одно назначение — отыскание утраченной природы человека (там же).
Мэн-цзы сказал: «Есть небесные благородные достоинства и есть земные. Человеколюбие, справедливость, преданность и верность в сочетании с неустанной радостью, почерпаемой в них, — это небесные благородные достоинства. Правитель, первый министр и сановники — это воплощения земных достоинств. Древние люди воспитывали в себе истинные благородные достоинства, и человеческие достоинства следовали за ними. Нынешние люди воспитывают в себе небесные благородные достоинства ради снискания человеческих, а когда обретают последние, отметают первые. Они очень заблуждаются, потому что в этом случае они, без сомнения, утратят в конце концов и человеческие достоинства» (там же).
ЧЖУАН-ЦЗЫ
Чжуан-цзы (ок. 369—286 до н. э.) — виднейший представитель даосизма. Лаконичные изречения и афоризмы Лао-цзы, которые мы находим в сочинении «Даодэцзин», нашли свое развитие в ряде глубоких рассуждений, диалогов и притч Чжуан-цзы. Им присуще богатство поэтической фантазии, образность языка. Это делает Чжуан-цзы философом-поэтом Древнего Китая. С его именем связана книга «Чжуан-цзы», из Которой до нас дошли 33 главы. Наряду с «Даодэцаином» эта книга — основной философский памятник даосизма. Оперируя теми же категориями, которые мы находим в «Даодэцзине», прежде всего дао и дэ, Чжуан-цзы усилил их идеалистическое истолкование. В его учении о познании μηοϊο элементов релятивизма, а также мистицизма.
210
[Учение о дао и дэ и о естественности]
Состояние Вселенной неуловимо, ее изменения бесконечны. Умирает или живет человек в этих бесконечных изменениях? Действительно ли слились воедино жизнь и смерть, небо и земля? Или же погибает только тело, а дух бродит в одиночестве? К сожалению, об этом нельзя сказать ничего определенного. Дух бродит в одиночестве, но где он бродит? Хотя перед нашими глазами мелькает все сущее, однако можно с уверенностью сказать, что нет ничего, что действительно могло бы стать местонахождением [души] человека после смерти. Как же быть в таком случае? Чжуан-цзы усердно размышлял об этом (гл. «Об управлении Поднебесной»).
Это дэ — наивысшая истина (гл. «Долженствование императоров и правителей»).
Дэ — это то, благодаря чему существуют вещи (гл. «Небо и земля»).
От единого начала происходят все вещи, которые сменяют друг друга в самых различных формах. Их начало и конец вертятся, как колесо, и нельзя установить, где они находятся. Это и есть естественное изменение (гл. «Притчи»).
Все сущее выходит из пылинки (гл. «О высшей радости» ).
Все сущее, появляясь подобно молнии, в один миг претерпевает бесчисленные изменения.
Вследствие изменений возник человек. Человек в годы, отведенные ему природой, подвержен переменам, как и все сущее, однако перемены эти происходят так быстро, что нет возможности противостоять им. Не прискорбно ли это? Разве не вызывает скорбь мысль о том, к какому неизвестному состоянию приведут непрерывные изменения, где будет конец? (гл. «Однородность вещей и учений»).
Дао присущи стремления и искренность. Оно находится в состоянии бездействия и лишено формы. О дао можно рассуждать, но его нельзя потрогать. Дао можно постигать, но его нельзя видеть. Дао — корень и основа самого себя. Оно было прежде неба и земли и
211
существует извечно. Дао движет духом и одухотворяет владыку, порождает небо и землю (гл. «Великий праотец и учитель»).
Небо и земля существуют вместе со мной, все сущее составляет со мной единое целое (там же).
Дун Го-цзы спрашивает Чжуан-цзы: «Где находится ояо?» Чжуан-цзы отвечает: «Нет такого места, где бы не находилось дао». Дун Го-цзы настаивает: «В конце концов, где же оно находится? Ты должен указать!» Чжуан-цзы отвечает: «В телах червя и муравья». Дун Го-цзы спрашивает: «Почему же дао находится в телах таких ничтожных тварей?» Чжуан-цзы продолжает: «В маленьком зернышке». Дун Го-цзы спрашивает: «Почему же [дао находится] в еще более ничтожном предмете?» Чжуан-цзы... продолжает: «В испражнениях и моче». Услышав это, Дун Го-цзы отчаялся и перестал спрашивать. Заметив недовольство Дун Го-цзы, Чжуан-цзы сказал: «Ты спросил меня, чтобы я тебе ясно указал, где находится дао; естественно, я стремился идти по нисходящей линии, ведь только так можно уяснить местонахождение дао. Чем же ты недоволен?» (гл. «Чжибэйю»).
Без дао тела не рождаются, а без дэ не проявляется их жизнь (гл. «Небо и земля»).
[Этические и политические идеи]
Наказание — это плоть власти, обряды — ее крылья, знания — ее опора, добродетель — средство привлечь к себе людей (гл. «Великий праотец и учитель»).
В Поднебесной есть две великие заповеди: одна — судьба, другая — справедливость (гл. «В мире людей»).
Кто чрезмерно нравствен, тот затемняет природу вещей, дабы сделаться таким знаменитым, чтобы во всей Поднебесной под звуки флейт и барабанов превозносили его как недосягаемый образец. Это ли не фальшь? (гл. «Бянъму»).
Когда в Поднебесной было дао, мудрецы бездействовали. Когда же Поднебесная отрешилась от предначертаний дао, мудрецы стали усердствовать и люди на-
212
чали прислушиваться к их поучениям. А в настоящее время все стараются лишь избежать наказаний.
Когда ищут выгоды, забывают об искренности (гл. «Тянь-цзы-фан»).
Не следует искать выгоды в вещах и ценностях (гл. «Небо и земля»).
Высшее человеколюбие не принимает во внимание родственных связей (гл. «Движение неба»).
Не почитай мудрецов, не используй дарований (гл. «Небо и земля»).
Разве всеобщая любовь не ограничена? Показное безразличие к личной выгоде скрывает стремление к ней (гл. «Небесное дао»).
Если исходить из обычаев, то представления о благородных и неблагородных создаются окружающими, а вовсе не прирождены человеку (гл. «Цюшуй»).
Возьмем, к примеру, дерево, разросшееся за сотни лет своей жизни. В один прекрасный день его рубят топором, и это портит его природные качества. С помощью пилы, молотка и долота из него выделывают жертвенные чаши. Ты полагаешь, что для превращенного в жертвенные чаши дерева это более сообразно с его природой, чем для выброшенных в ров обрубков дерева? На самом же деле превращение дерева в жертвенные чаши противно его природе, так как оно утрачивает свои естественные качества.
То же происходит и с людьми (гл. «Небо и земля»).
Человек низкий для неба, но благородный среди людей. Человек благородный для неба, но низкий среди людей (гл. «Великий праотец и учитель»).