761
ком случае этот мир составлял бы часть какого-то другого мира, подобно тому как дело обстоит с возникающими и уничтожающимися индивидами этого мира, и тогда этот ряд либо по необходимости завершится миром, извечным как нечто единичное, либо же этот ряд будет бесконечным. А если необходимо прервать этот ряд, то лучше всего прервать его на этом мире, то есть рассматривать его извечным, единым по числу.
[Абу-Хамид говорит]:
«Четвертое доказательство
[философов — следующее]. Они говорят: любой возникающей вещи предшествует материя, которая находится в ней, ибо возникающая вещь не может не нуждаться в материи. По этой причине материя никогда не возникает; то, что возникает, — это только формы, акциденции и качества, пребывающие в материи. Доказательство этого состоит в том, что каждый возникающий предмет должен до своего возникновения быть либо возможно сущим, либо невозможно сущим, либо необходимо сущим. Возникающий предмет не может быть невозможно сущим, ибо невозможное само по себе вообще несущ-ествует; он не может быть и необходимо сущим, ибо необходимое само по себе вообще не бывает несуществующим; значит, возникающий предмет есть возможно сущее само по себе. Следовательно, этот предмет имеет до своего возникновения возможность возникать, но возможность возникновения есть относительный атрибут, который сам по себе существовать не может. Следовательно, эта возможность нуждается в субстрате, с которым она могла бы сочетаться; но нет другого субстрата, кроме материи, и возможность сочетается с ней таким образом, что мы можем сказать: данная материя получает тепло или холод, белизну или черноту, движение или покой, то есть что в ней возникают данные качества и данные изменения, в силу чего возможность и есть атрибут материи...
В качестве возражения можно сказать: возможность, о которой говорят философы, восходит к суждению разума, и мы называем возможным то, существование чего допускает и не считает невозможным разум; если же разум считает существование чего-то
762
невозможным, то мы называем это что-то невозможным; [наконец], мы называем нечто необходимым, если считаем, что несуществование его недопустимо. Все это суждения разума, [из которых следует, что возможность] не нуждается в чем-то существующем и не бывает, таким образом, атрибутом последнего...»
Я говорю:
Возможность есть универсалия, у которой, так же как и у других универсалий, имеются единичные вещи, существующие вне ума, а знание есть не знание всеобщего понятия, а такое знание единичных вещей, которое вырабатывается умом, когда он отвлекает от единичных вещей одну общую [для них] природу, распределяющуюся между [различными] материями. Поэтому природа универсалии не тождественна с природой тех вещей, универсалией которых она является. Абу-Хамид своим рассуждением вводит в заблуждение, ибо он утверждает, что природа возможности — это природа универсалии, не говоря при этом о существовании единичных вещей, на которые опирается эта универсалия, то есть общее понятие возможности...
Нельзя сомневаться в том, что понятия разума имеют значение лишь постольку, поскольку разум через их посредство судит о природе вещей, находящихся вне души. Если бы вне души не было ни возможного, ни невозможного, то не было бы никакой разницы, существуют понятия разума или нет, и точно так же не было бы никакой разницы между разумом и воображением...
Он говорит:
«Если скажут: во всех возражениях вы опирались на противопоставление одних сомнительных положений другим, но ничто из того, что вы привели, не лишено сомнительности, то на это мы ответим так: возражение, которое необходимо обнаруживает ошибочность рассуждения и разъясняет некоторые стороны вопроса, заключается в том, что приводятся противоположные воззрения и их обоснование. Мы не ставили себе в этой книге другой задачи, кроме обнаружения неясности учения философов и ошибочности их доказательств, дабы вскрыть их непоследовательность. Мы
763
вели этот разговор не для того, чтобы поддержать какое-то особое учение. Поэтому мы не выходим за пределы цели, преследуемой в этой книге, и не пускаемся в дальнейшие рассуждения относительно доказательств происхождения [мира] во времени, ибо единственное наше намерение—опровергнуть утверждения философов о том, что они познали вечность [мира]. Но после завершения работы над этой книгой мы, если будет угодно Аллаху, сочиним особую книгу, где будет обосновано истинное учение; книгу эту мы назовем «Основоположения веры»; в ней мы будем обосновывать с тем же усердием, с каким мы в этой книге опровергали».
Я говорю:
. Что касается противопоставления одних сомнительных положений другим, то оно не приводит к опровержению, а вызывает лишь недоумение и сомнения среди тех, кто сравнивает одно сомнительное положение с другим, не понимая при этом, в чем сомнительность одного положения и в чем ошибочность другого, противоположного ему сомнительного положения...
Прежде чем приняться смущать своих читателей и вызывать в них недоумение, Абу-Хамид должен был сначала установить истину, дабы не случилось так, что его читатель умрет до того, как ознакомится с [обещанной] книгой, или же он сам умрет, не написав этой книги. Но до нас эта книга так еще и не дошла, да, по-видимому, он и не сочинил ее. Что же касается его слов о том, что он в своей книге не ставит себе целью поддержать какое-то особое учение, то сказаны они были им для того, чтобы не подумали, будто он ставит себе целью поддержать учение ашаритов 13. Из приписываемых ему книг явствует, что в метафизических науках он обращается к учению философов. Самым ярким свидетельством и наиболее убедительным подтверждением тому служит книга его, озаглавленная «Ниша света»,
ЕВРЕЙСКАЯ ФИЛОСОФИЯ СРЕДНЕВЕКОВЬЯ
История средневековой еврейской философии начинается в VII в. Произведения еврейских философов написаны на древнееврейском и арабском языках (поскольку эти философы в рассматриваемую эпоху, по крайней мере до XII в., жили в странах арабоязычной культуры). Ниже публикуются в переводе А. И. Рубина тексты двух наиболее значительных представителей еврейской философии средневековья — Ибн-Геби-роля и Маймонида.
ИБН-ГЕБИРОЛЬ
Соломон бен-Иегуда ибн-Гебироль (ок. 1021/1022 — ок. 1050 или 1070) — еврейский философ и поэт, живший в Испании. Его главное философское сочинение — «Источник жизни» — было написано на арабском языке в виде диалога между учителем и учеником. На еврейских и арабских философов средневековья оно заметного влияния не оказало. В середине XII в. оно было переведено на латинский язык монахом Гун-дисальви, причем автор был назван Авицебронном (или Ави-цебролем). Под этим именем ибн-Гебироль приобрел большую известность и влияние среди европейских мыслителей, считавших его арабом. С ним полемизировал или воспроизводил его идеи ряд западноевропейских философов-схоластиков, в том числе Давид Динанский, Фома Аквинский, Роджер Бэкон, Дуне Скот (тексты которых читатель найдет ниже).
Настоящий перевод отрывков из «Источника жизни» осуществлен по древнееврейскому тексту, напечатанному (вместе с французским переводом) в книге: S. Mitnk. Melanges de Philosophie juive et arabe. Nouvelle edition. Paris, 1955. Этот текст представляет собой перевод на еврейский язык примерно одной трети всего арабского оригинала (до нас не дошедшего), воспроизводящий все существенное в содержании арабского
765
оригинала, в чем можно убедиться, сравнив его с полным латинским переводом «Источника жизни», изданного Беймкером в серии «Beiträge zur Geschichte der Philosophie des Mittelalters», I, 2—4, 1892—1895.
ИСТОЧНИК ЖИЗНИ
КНИГА ПЕРВАЯ
[Предварительные замечания. — Идея всеобщей материи и всеобщей формы. — Различные виды материи]
1. Так как разумная часть — самая лучшая из частей человека, то он в первую очередь должен стремиться к познанию. Он должен больше всего стремиться к познанию самого себя, дабы таким образом достигнуть познания других вещей помимо самого себя, ибо он сам, то есть его сущность, объемлет другие вещи и проникает в них, так что они подпадают под его познавательные силы. Вместе с тем он должен стремиться к познанию конечной причины, ради которой "он существует, дабы таким образом достигнуть высшего блаженства, ибо существование человека имеет конечную причину, ради которой он существует, так как все подчинено воле единого существа.
2. Воля есть божественная сила, творящая все и движущая всем, так что нет ни одной вещи, которая была бы независима от нее. Благодаря познанию и деятельности душа соединяется с высшим миром, ибо знание побуждает к деятельности, а деятельность отдаляет душу от противоположных вещей, портящих ее, и возвращает ее к ее природе и к ее сущности. Говоря вообще, знание и деятельность освобождают душу от уз природы, очищают ее от мутного и темного в ней, и тогда она возвращается к своему высшему миру.
3. В бытии имеются всего три вещи, а именно: материя вместе с формой, первая субстанция и воля, представляющая собой промежуточное звено между двумя крайними звеньями. То, что в бытии имеются только эти три вещи, объясняется тем, что не может быть действия без причины и без промежуточного звена между ними. Причина — это первая субстанция, действие — это материя вместе с формой, промежуточное звено между ними — это воля. Материя и форма
766
подобны телу человека и его форме, которая представляет собой связь его членов; воля подобна душе, а первая субстанция — разуму.
4. То, что, познакомившись с искусством доказательства, то есть с логикой, нужно изучать раньше всего и что нам полезнее всего изучать, — это сущность души, ее силы, ее акциденции и все, что касается ее и связано с ней; ибо душа — субстрат познаний; своими силами, проникающими во все, она постигает все вещи. Когда ты изучишь науку души, ты поймешь ее совершенство, ее бессмертие и ее способность проникать во все; ты будешь поражен ее сущностью, когда ты увидишь, что она в некотором роде носительница всех вещей. Ты почувствуешь тогда, что ты сам объемлешь все то, что познаешь из существующих вещей, и что существующие вещи, которые ты познаешь, существуют некоторым образом в тебе самом. Когда почувствуешь, что ты сам объемлешь все то, что познаешь, ты увидишь, что ты в одно мгновение объемлешь весь мир. Ты не мог бы это сделать, если бы душа не была и сильной, и тонкой субстанцией, которая проникает во все вещи и есть восприемница всех вещей.