Эпохе, феноменологическая редукция, интенция. Внешний для человека предмет дается ему в ощущениях, восприятиях, созерцаниях. Но этим познание не закончено, а только начинается. Теперь наступает черед специальной работы сознания. Не навсегда, а на время надо внешний мир "заключить в скобки", воздержаться от поспешных суждений о нем (такое воздержание со времен древних греков называется эпохе). На время анализа внешний мир "замкнут", сведен (редуцирован) к явлениям сознания. При этом нельзя забывать, что в стратегическом смысле сознание всегда ориентировано, направлено на предмет. Это и означает, что сознание интенционально, т.е. направлено на предмет.
Идентирование. Эйдос. Интуиция. Рассмотрим феноменологический метод на конкретном примере. Как воспринять и осмыслить, что такое яблоня? Человек рассматривает конкретную яблоню и синтезирует получаемые от нее восприятия. Человек имеет дело с восприятиями от одной и той же яблони, поэтому синтезирование выступает как Идентирование, т.е. "схватывание" одинакового. Так субъект формирует представление "об этой яблоне".
Но как составить себе идею (по Гуссерлю, эйдос) о яблоне вообще? Кстати Гуссерль не случайно использует слово эйдос. Эйдос – это идея, не потерявшая своей конкретности, образности. На пути к эйдосу "яблоня" субъект воображает (фантазирует), представляет себе различные яблони, в том числе и такие ее свойства, которые присущи всякой яблоне. В результате достигается эйдетическое описание. Оно формируется в сознании, без какого-либо вмешательства предмета.
Акту переживания соответствует высказывание. Динамике переживаний соответствует динамика высказываний. Все дело в том, чтобы высказывание обладало подлинным значением. Есть слова и выражения, которые всего лишь указывают на нечто, это бедные знаки. И есть высказывания подлинные, полновесные знаки, в которых человек выражает свое отношение к происходящему, делает себя ответственным за происходящее.
Феноменолог стремится сохранить и приумножить полноту бытия, которая реализуется в динамике созерцаний, переживаний, их смыслов (эйдосов), высказываний. Но благодаря чему удается совершить переход от созерцания отдельных предметов к их смыслу? Благодаря интуиции.
Существенное обстоятельство состоит в следующем: едва ли не во всяком высказывании содержится больше того, на что указывает содержание. Допустим, я, указывая пальцем на книгу, утверждаю: "На этом столе лежит книга". Я вижу два предмета – стол и книгу. Я никогда не увижу в словах "на", "этом", "лежит" тот смысл, который вкладываю в слово "книга". Человек образует смысл не на пустом месте, а благодаря исходным созерцаниям. Но в смыслах заключено больше, чем в созерцаниях.
Итак, феноменолог берет предмет созерцания "в скобки", затем он обогащает созерцание смыслами и только после этого полученный эйдос возвращается предмету, что и означает сохранить полноту жизненного мира. В этом смысле очень показательно, что Алексей Лосев, высоко оценивая гегелевскую диалектику идей, настаивал на замене идей эйдосами. Эйдосы, по сравнению с идеями, более конкретны, более жизненны, более смыслоемки. Позже я более подробно остановлюсь на философии А. Ф. Лосева.
Подводя итог, можно вычленить квинтэссенцию философской деятельности феноменолога. Начиная философствовать, он на время анализа самого сознания абстрагируется от внешнего мира, “заключает его в скобки”. После этого философ обогащает материал созерцания своим воображением (представляет то, что он анализирует в различных формах). Это самое воображение приводит к эйдосу, который обозначается высказыванием. На основе полученных результатов, феноменолог интерпретирует содержание предмета анализа. И последнее, что нужно сказать, это то, что феноменолог не должен допускать всякого обеднения жизненного мира человека.
По древнегреческому преданию бог Гермес – вестник Зевса, владыки богов и людей. Гермес должен был разъяснять людям послания Зевса, обеспечивать их понимание.
Средневековая евангелия, в переводе с греческого – это весть (благая весть). Вначале было слово, но его смысл надо разъяснить (в этом состоит первоочередная задача посланников Бога, апостолов). Христианские проповеди, методика которых была разработана весьма детально еще в средние века, есть уяснение смысла божественного слова, но не столько рациональными, сколько иррациональными средствами.
Исходя из изложенного, герменевтику часто определяют как способ философствования, центром которого является интерпретация, понимание текстов. Это соответствует тому обстоятельству, что в герменевтике языку уделяется огромное внимание. Тем не менее, содержание герменевтики много шире приведенного определения. В связи с последним утверждением обратимся к истории становления герменевтики как философского направления.
Выше при определении герменевтики я использовал центральный для нее термин "понимание". Что такое понимание? Как понимает человек, бытийствующий в мире? Когда человек может с полным основанием утверждать, что он понимает? Если человек задает вопросы, то это свидетельствует о том, что он недопонимает. Вопрошание запускает процесс понимания. Но как в нем добиться успеха? Как достичь истины – вот вопрос вопросов.
В науке понимание часто интерпретируют как подведение под понятие. Так делают, когда решают задачи по математике, физике, другим учебным дисциплинам. Герменевтик считает, что здесь нет подлинного понимания, а присутствует всего лишь объяснение. Понимание должно быть по-настоящему жизненным, оно должно иметь дело с сущим, а наука от многого просто-напросто абстрагируется. В критике "бескровных" идеалов науки герменевтик согласен с феноменологом. Однако по принципиальным вопросам они расходятся.
Феноменолог в основном ориентируется на созерцание, он стремится к миру посредством конструкции сознания. Но почему же не вступить в прямой контакт с внешним миром? Надо, считает убежденный герменевтик, твердо держаться вещи, не убегать от нее в сознание, не довольствоваться всего лишь созерцанием и его обработкой в сознании.
Человек изначально находится в мире сущего, испытывает интерес к нему (на латинском "среди сущего" – интер-ессе, иначе говоря, быть среди сущего значит интересоваться им). Однако вещи закрыты от человека, у них есть свои границы. С другой стороны, свои границы есть и у каждого человека. Понимание будет достигнуто и истина откроется, если удастся добиться слияния границ вещи и человека. Несколько примеров пояснят нам ситуацию.
Допустим, у меня есть автомобиль. Как открыть его тайну? Дать ему возможность показать себя всесторонне, в совершенстве. А для этого им надо пользоваться. Но не любым образом, иначе он просто придет в негодность.
Другой пример. На вопрос учителя, сколько будет 5 умножить на 4, ученик дает неправильный ответ "22". Герменевтически настроенный учитель не расценит такой ответ как торжество глупости, а увидит за ним потаенную сущность. Он постарается ее выяснить, ибо без этого он не в состоянии помочь ученику. Всякий предрассудок имеет свой, иногда глубокий, смысл.
Еще пример (немецкого философа Хайдеггера): "Картина Ван Гога есть раскрытие того, чем вещь, пара крестьянских ботинок, является в истине. Это сущее выступает в непотаенность своего бытия... В произведении искусства действенно произведена истина сущего". Перед картиной Ван Гога остановится тот, для которого изображение двух истоптанных башмаков есть подлинный зов сущего. Ему-то и открывается истина. Истина есть, по Хайдеггеру[3][4], открывшаяся потаенность вещи. Не случайно мы говорим "истинный друг", "истинная любовь" и т.п.
Согласно Хайдеггеру, человек заброшен в мир, он изначально находится среди сущего, он заинтересован им и вместе с тем озабочен, испытывает чувство неопределенности, страха перед неведомым, и, прежде всего в силу своей конечности, смертности. Понимание предполагает практическое действие, но оно с той же необходимостью есть выражение субъекта, его выкладка, интерпретация. Но всякая интерпретация имеет языковую, текстуальную форму. В силу чего герменевтика и есть интерпретация текста.
Понять текст – это значит найти в нем ответы на ряд вопросов, определяемых границами вопрошаемого, его образованием, вкусом (эстетическим, например), талантом, традиционностью. Согласно немецкому философу Гадамеру[5], которого считают основателем современной герменевтики, тщетны попытки видеть смысл текста в сознании его творца (ибо создатель текста сам есть часть мира, к тому же мы хотим познать непосредственно данное, точнее: заданное для нахождения ответа), у текста нет собственного смысла вне его интерпретации, а в рамках этой интерпретации неуместен субъективный произвол, ибо сам текст не произволен. Итак, понимание достигается в обеспечении слияния горизонтов текста и человека. При этом надо иметь в виду так называемый герменевтический круг. Человек должен понять то, внутри чего он с самого начала находится, круговая зависимость связывает целое и его часть. Мы можем понять текст только как часть целого, о котором у нас есть некоторое предпонимание до начала интерпретации текста. Наконец, следует учесть, что понимание исторично, преходяще, временно, а это означает изменчивость самих горизонтов понимания. Каждое новое поколение интерпретирует по-своему. Для герменевтика самое главное – это познать суть дела.