Особое значение в социологическом дискурсе, как нам кажется, должно иметь пристальное внимание к мировоззренческим ипостасям культурного развития - в этом смысле современной социологии культуры во много раз ближе становится экзистенциальная социология, интерес которой простирается в глубинные структуры бытия, объясняющие трансформацию человеческого поведения и особенности реакции на него со стороны общества. Показательно в связи с этим мнение о том, что "И "Вишневый сад" обращается к языку экзистенциальной социологии: в событиях пьесы зарегистрирован действительный, исторически верифицируемый социальный конфликт уходящего господствующего класса с новым, но здесь он не сводится к конфликту социальных сил - тут прежде всего конфликт ментальностей, жизнеощущений, способности межчеловеческого общения и понимания" [Сендерович, с. 177]. Этот принцип объективации бытийных структур как нельзя красноречивее свидетельствует о необходимом ракурсе социологического "проникновения" в жизнь, мир, человека, культуру - экзистенциальном. Именно под этим углом зрения в предметном поле социологии культуры возможно достичь должного отношения к онтологическим формам культуры. Поэтому совершенно недостаточным и легковесным представляется сегодня такое исследование культуры, ее многообразных форм, в котором конфликт ценностей представляется только как конфликт социальных институтов или социальных групп, в то время как ценностный мир отражает широчайший спектр культурной динамики: слом поколений, преемственность фактов исторической памяти, социокультурное кодирование реальности и т.д. По-видимому, для социологии культуры должно стать необходимым погружение в такие ментальные структуры. В этом случае речь не ведется о каком-либо формальном расширении предметного пространства социологической науки, а, напротив, утверждается ее "стереофонический" ракурс, который должен преодолевать монологизм в прикладном социологическом исследовании. П. Штомпка, к примеру, признает необходимость "формирования социологического воображения", под которым в частности понимается комплексный навык, способности, состоящие в возможности "понимать глубокие, скрытые структурные и культурные ресурсы (курсив автора цитаты. - Е. П.) и сдержки, влияющие на социальную жизнь..." [Штомпка, с. 64]. К этому, пожалуй, стоит добавить мысль о безусловной важности такого понимания не только в социологическом воображении, часто эклектичном, но и в процессе рождения и отстаивания правоты "социальной теории". Это обстоятельство, кстати, Штомпка также отмечает, полагая, что на смену "узко заданной "социологической теории", порождаемой методологическими исканиями и метаниями, в социогуманитарном знании свои позиции должна актуализировать "социальная теория", пересекающая "межтеоретические, а также междисциплинарные границы"" [Штомпка, с. 71].
Очевидным диссонансом звучит мнение о целенаправленном сужении предметного поля социологии культуры, которое может быть вызвано следующими причинами. Во-первых, "распадением" социологии культуры на множественные подотрасли, что затрудняет концептуальное развитие социологии культуры, нарушает ее методологическую основательность и целостность. Так, "архитектура в социальном измерении" становится отправной точкой для позиционирования соответственно социологии архитектуры. При этом отмечается, что "в отличие от социологии города, региональной социологии, социологии планирования, жилища, объектом социологии архитектуры следует считать сооружения и постройки в их реализованном виде" [Делитц, с. 116]. Как видим, даже в рамках едва оформившейся подотрасли социологии культуры, каковой социология архитектуры является, предметное поле чрезмерно сужается - до конкретного сооружения или возведенной в конкретном месте постройки. Нужно понимать, что названные в качестве объекта социологии архитектуры артефакты не могут длительное время оставаться в зоне внимания "большой" социологии, если они исследуются преимущественно сквозь призму эпохальной стилистики или в аспекте, например, жанрового своеобразия (эту область затрагивает искусствоведение). Между тем выведение за скобки научного анализа в социологии онтологической проблематики, отражающей покинутость, оставленность человека в большом городе, подавление его воли индустриальной архитектурой, способно существенно исказить социокультурную реальность. Здания и сооружения, жилые помещения рассматриваются как источники комфортности, социального удобства, как доказательства элитарности их обладателей или, напротив, убогости человеческого существования - именно таковы зачастую критерии "социального измерения" каких-либо феноменов или явлений окружающей реальности. Какие могут быть сделаны на основе такого исследования выводы? По-видимому, их суть будет сведена к традиционному утверждению трансформации ценностей и ценностных ориентаций без ссылки на онтологический смысл указанных преобразований. Но взгляд социологии культуры должен простираться дальше признания таких метаморфоз - они уже вполне обрели стандартные формы репрезентации в социальной реальности, поскольку культурная динамика объективно меняет бытие человека, общественную жизнь. Поэтому трансформация по сути закономерна.
Сужение предметного поля социологии культуры, во-вторых, связывается со все чаще возникающим отмежеванием прикладной стороны социологического исследования от его теоретической концептуализации. Очевидны серьезные просчеты в этом плане. Прикладное исследование изначально лишено рефлексии, в нем жизненно важен и необходим строгий математический уклад. Но исследование должно быть методологически обоснованным, подкрепленным совокупностью знаний и представлений, придающим целостность и логичность научному поиску, в нем должна присутствовать мировоззренческая рефлексия. В этой связи нам кажется нелепым спор о том, как должен "выглядеть" социологический анализ в отличие от социологического исследования. Аргументы отнесения социологического анализа к теоретической стороне изучения социального факта, а соответственно социологического исследования к получению практико-ориентированных результатов такого изучения по-прежнему отражают классическую для современной социологической науки оппозицию теоретической рефлексии и упорядоченной и унифицированной прикладной (конвергентной) практики. Такое противопоставление затмевает вопрос о поли- или монопарадигмальной ориентации современной социологии и заставляет социологов изобретать эклектичные формы совмещения различных полюсов или корреляций социального знания, что зачастую бывает малоубедительным и вызывает множество дополнительных вопросов. По-видимому, в утверждении о том, что "социологи различают как минимум два подхода к анализу культуры - социологию культуры и культурологию" [Култыгин, с. 24], может тоже скрываться смысл "спора" за социологический идеал. Между тем в сравнении социологии культуры и культурологии очевидна цель выявления предметного поля этих дисциплин - прежде всего. Как раз в этом случае на вопрос о том, что изучает социология культуры, можно дать вполне приемлемый ответ: "Социология культуры считает социальную жизнь проявлением социального, полагая наличие за каждой системой идей соответствующих институтов и образцов поведения" [Там же]. В границах социологии культуры ее предмет - социальная жизнь, в границах культурологии - многообразные формы социальной жизни. Поэтому, например, выяснение отношения населения к религиозности с точки зрения социологии культуры актуализирует приятие (или неприятие) институциональных форм данного феномена, а в аспекте культурологического изучения - его онтологические характеристики: "...культура - дерево... Оно может беречь, охранять от палящего солнца и холодных ветров, а может иссушать эту почву, отравлять, погубить ее плодородие" [Андреев, с. 47].
Близость предметных полей культурологии и социологии культуры не подлежит сомнению - понимание культуры, интерпретации ее многообразных форм невозможны вне социального контекста, но в равной степени не представляются без опоры на бытийные смыслы человеческого индивидуального существования. Факт тесного сотрудничества социологии культуры и культурологии в создании единого объектно-предметного континуума подтверждается и самостоятельным оформлением в научном дискурсе такой исследовательской области, как социальная культурология, которая проникает в методологический "зазор" между социокультурным и собственно культурным. В социогуманитарном знании вопрос о границах "социокультурного" и "культурного" не решается однозначно и вызывает множество дополнительных коннотаций. Между тем проблема эта достаточно серьезна и требует пристального внимания со стороны социологической науки. Игнорирование неравнозначности этих категориальных систем приводит к заметным "диспропорциональным" ошибкам в интерпретации данных социологического исследования. Но уже сейчас можно говорить о том, что дифференциация этих категорий определяется четкой ориентацией социологии соответственно на теоретическое и прикладное направления исследования. Так, смысл социокультурного актуализируется в рамках социологии культуры, а смысл культурного приобретает звучание в культурологическом анализе. Такое разграничение не является абсолютным, а сочетание этих двух сфер следует признать необходимым условием получения верифицируемых результатов социологического исследования.