К числу такого рода коллективистских подходов к правам человека относится, в частности, тот, что содержится в трудах К. Маркса. По Марксу, права человека — выражение политической эмансипации 7. Последняя означает разложение феодального строя и сведение его к своей действительной основе — к человеку, но к человеку эгоистическому. Признание свободы эгоистического человека означает признание безудержного движения духовных и материальных элементов, образующих жизненное содержание такого человека. Поэтому человек не освобождается от религии, а получает свободу религии. Он не освобождается от собственности, а получает свободу собственности. Не освобождается от эгоизма промысла, а получает свободу промысла. Да, политическая эмансипация выражает и своего рода раздвоение человека: с одной стороны, он оказывается членом гражданского общества, независимым эгоистическим индивидом, с другой — гражданином государства. Однако реальный, «естественный» человек, человек в своем чувственном, непосредственном существовании признается здесь именно в образе эгоистического индивида, политический же человек, гражданин, предстает в этих условиях как человек абстрактный, «искусственный». Подлинное освобождение человека Маркс видел не в политической, а в человеческой эмансипации. Согласно Марксу, осуществить эту человеческую эмансипацию, эмансипируя себя и других, в состоянии только пролетариат, поскольку именно он является самым униженным, самым бесправным, выражает в себе «полную утрату человека» и потому может возродить себя лишь путем «полного возрождения человека» 8. Рассуждение о свободе и правах человека приобретает здесь отчетливо выраженный классовый оттенок.
Классовый подход в действии Вариант практической реализации коллективистского и классового подхода к правам человека нам всем хороню известен. В советском государстве возникла и существует практически до сих нор сложившаяся под влиянием такого подхода особая концепция правового статуса личности, гражданина. Она сводится к тому, что человек (личность, гражданин) рассматривается прежде всего как труженикколлективист, как участник некоего общего дела, которое делается по мудрому предначертанию политической власти, при неустанном руководстве с ее стороны, под ее неусыпным контролем. Таким общим делом могут быть построение основ социализма, коллективизация, индустриализация, укрепление социализма и построение коммунизма, выполнение пятилетнего или семилетнего плана, продовольственной, жилищной или какой-нибудь еще общегосударственной программы, повышение производительности труда, социально-экономическое ускорение или, например, борьба с пьянством и алкоголизмом. Во всех случаях человек оказывается в роли, для обозначения которой использовались разные образные сравнения: «кирпич в общественном здании», «винтик государственного механизма», «трудовой резерв», «трудовой ресурс», «человеческий фактор» - словом, «производительная сила», причем, находясь в такой роли, человек всегда служит чему-то сверхличному, достаточно далекому от его собственных конкретных нужд. Выполняя «революционно-преобразующую», «творчески-созидательную» роль, политическая власть выступает опекуном по отношению и к обществу, и к каждой отдельной личности. Человек получает от нее
7 См. Маркс К., Э н г е л ь с Ф. Соч., т. 1, с, 404- 406.
8 Там же, с. 427-428.
некоторую сумму социальных благ, которые поступают из «общественной казны» и предоставляются вследствие коллективистской, в масштабах всей страны, формы хозяйствования и социальной жизни вообще. Он обязан жить и работать во имя преумножения этой казны, а ответ на вопрос, что именно нужно для этого делать, дает все тот же опекун - политическая власть.
Одна из юридических особенностей этой концепции правового статуса труженика-коллективиста — приоритет обязанностей личности перед ее правами. Ведь именно в обязанностях выражаются разного рода коллективные интересы — классовые, общенародные, государственные. Поэтому обязанности — главное. Что касается прав, то наиболее значимыми среди них признаются права-социальные защиты, выражающие заботу общества и государства о человеке и гражданине. Свобода же человека по отношению к обществу, представляемому политической властью, является в лучшем случае уступкой со стороны последней, а чаще выступает в качестве средства решения поставленных аппаратом власти задач. Можно сказать, что свобода отпускается человеку поштучно, мелкими порциями. Она предоставляется в форме конкретных дозволений на фоне общих запретов, что называется в теории права разрешительным типом юридической регламентации.
Например, свобода творчества, согласно действующей Конституции СССР, гарантируется «в соответствии с целями коммунистического строительства», свободы слова, печати, митингов, собраний, уличных шествий и демонстраций — «в соответствии с интересами народа и в целях укрепления и развития социалистического строя». Такие права являются прежде всего инструментами в руках аппарата власти, которая ведет общество по заранее намеченному курсу, решает за людей, как им жить. Вследствие этого подобные права даже перерождались в обязанности, оставаясь нравами только на бумаге9.
Наконец, ограждающие права, обеспечивающие неприкосновенность личной сферы человека, защищающие его от какого бы то ни было произвольного вмешательства властей, оказываются здесь непрочными, пластичными. Это связано опять-таки г «творчески-созидательной» ролью власти, оправдывающей, если возникает такая потребность, самый жесткий контроль ее над людьми, тотальную опеку над ними, развязывающую ей руки в отношениях с гражданами.
Правовой статус труженика-коллективиста выступает, таким образом, правовым статусом гражданина, подопечного политической власти, и выражается в исходящих от нее и адресованных человеку обязанностях и запретах, в даруемых ему социальных защитах, в узком и жестко ограниченном круге дозволенного, в слабой юридической защищенности личной сферы человека от вмешательства аппарата власти. Реализация коллективистского идеала связи человека и общества оборачивается подавлением в человеке индивидуальности, личного начала политической властью, выступающей от имени трудящихся во главе с рабочим классом или всего советского народа. Все это находится в явном противоречии с издавна существующими в культуре человечества идеями о свободе личности, ее автономии по отношению к обществу и государству как условиями подлинно человеческого существования.
Судьба правового статуса «homo soveticus»
Но формирование человека «нового типа», юридическим способом которого и было установление для советского гражданина правового статуса труженика-коллективиста, оказалось в конечном счете не вполне эффек-9 См. Исаков В., Козулин А. "Государственная мера" или "мера свободы"? Коммунист, 1990, № 12, с.99-100.
38 тивным. Надежно и навсегда обеспечить подчинение человека интересам: построенного по проекту политической власти и развивающегося по ее указаниям общества не удалось. Это хорошо получалось лишь в условиях тоталитарного политического режима. Для него характерно слияние общества с властью, когда люди искренне верят в то, что последняя выражает их интересы, объявляют нелюдьми всех, кто не согласен с ней или хотя бы может быть не согласен, и живут по принципу «запрещено все, кроме того, что приказано» 10.
Однако приходит время, и тоталитарный режим терпит крах. Народ и власть перестают быть монолитом, распадаются на большие и малые группы, живущие внутренними интересами, тоталитарная личность с ее энтузиазмом и скромностью уходит в легендарное прошлое, успеха добиваются циничные и безразличные к делу индивиды, пробивающие себе дорогу взятками, анонимками, игрой в личную преданность начальству; закон по-прежнему говорит людям, что «ничего нельзя», но повседневная практика убеждает их в том, что многое из запрещенного фактически дозволено11. Рамки правового статуса труженика-коллективиста для многих людей становятся тесными. Да и характерные для него строгие границы дозволенного, жесткие требования к сознанию, поведению, образу жизни теряют свою былую императивность. Этот правовой статус приобретает черты декларативности, оказывается лицемерием.
Этический результат «человеческой эмансипации»
Важно иметь в виду и то, что принуждение человека быть исключительно участником общего дела, создание для него обеспечивающего выполнение этой роли правового статуса искажают нормальные человеческие отношения между людьми, нарушают их воспроизводство. Ведь власть «мы» над всеми человеческими «я» ведет к тому, что простое отношение «я» к «ты» исчезает, на его месте возникает отношение «я» к «мы» и через отношение к «мы» отношение к «ты» 12. Чем значительнее власть «мы» над «я», чем больше проявлений каждого «я» она себе подчиняет, тем более узка сфера простых человеческих отношений. Это ведет к тому, что утрачивается культура таких отношений. Люди, на головы которых надет колпак принудительного единомыслия, теряют способность мыслить и действовать самостоятельно и как подобает человеку. Их саморегуляция деформируется, лишается своей духовно-нравственной основы.
Даже официально главными критериями оценки решений и действий фактически служат не понятия «истинно — ложно», «хорошо — плохо», «честно — нечестно», «гуманно — бесчеловечно» и т. п., а понятия «что нам надо — чего нам не надо» с позиций существующего в обществе непререкаемого авторитета, всякий раз выносящего на этот счет окончательное в обжалованию не подлежащее решение13. Такого рода ориентиры в поведении адресуются и гражданам. Индивиду внушается необходимость жестко следовать воле, навязанной ему извне.