Также О.Шпенглер недвусмысленно указывает, по крайней мере, на насущную необходимость подобного парампаре принципа в передаче «бодрствующего» знания, то есть знания, всегда сопровождающегося правильным пониманием[35]. Понимать, по Шпенглеру, - значит воспринимать впечатления с собственным ощущением значения и на этом основывается воздействие высшего человеческого языка выражения - искусства. Но чтобы действительно понимать, нужно всегда иметь доступ к тому, что имеется в виду «сейчас и здесь» когда проговариваюся и «Слышатся» уже известные языковые средства: «Изначальная речь воспринималась с пониманием; но пользование языком требует восприятия известного языкового средства, а затем уже понимания намерения, вложенного в него на этот раз». Однако ни К.М. Петров, ни Шпенглер не выдвигают никакого философски обоснованного способа осуществления этого необходимого компонента познания.
Понятие же авторитетности, особенно в применении к толкованию текста, разработано на Западе уже гораздо полнее.
М.М.Бахтин убедительно показывает, что полную власть над героем дает автору именно его авторитетность в лирике, которую обосновывают два момента.
1) В лирике создается видимость того, что герой имеет дело только с самим собой и для себя самого, что в лирике он одинок, а не одержим, и эта иллюзия облегчает автору проникнуть в самую глубину героя и полностью им овладеть. Наблюдение Бахтина здесь весьма уместно потому, что позиция героя аналогична онтологическому состоянию атома сознания каждого живого существа, находящегося в полной беспомощности перед властью окружающего нас «звука»: «Мы идем по жизни туда, откуда идёт «звук», который мы избрали для «слушания», и в этом только и заключена наша свобода». Таким же образом автор, по Бахтину, пронизывает своего героя своей активностью, герой же податлив и сам весь отдается этой активности.
2) Вторая же составляющая авторитетности автора - в авторитете хора, «Звукового» воплощения всех окружающих голосов; под его давлением герой «Слышит себя в другом, с другими и для других». Здесь Бахтин очень близок ведической интерпретации философского обоснования изменения сознания ученика (героя) под влиянием авторитетного «Голоса» учителя (автора), благодаря которому ученик обретает себя же самого (рождается как зрелая личность) в «Звуке» трансцендентного знания.
Наконец, особую значимость проблема авторитета в европейской философии получила в герменевтике Гадамера. В «реабилитации авторитета и традиции» Гадамер видел «истоки герменевтической проблемы» как таковой. Гадамер решительно опровергает общую тенденцию Просвещения в том, «чтобы не признавать никаких авторитетов и все решения предоставлять разуму». Аргумент Гадамера очень прост, и именно поэтому очень силен. Он вспоминает о всем известных недостатках человека, заложенных в его природе, и в этом прямо перекликается с аргументом Дживы Госвами в пользу шабды по сравнению с эмпирическим (пратьякша) и рациональным (анумана) способами познания. Джива Госвами утверждает, что человеческое существо имеет четыре недостатка, потому сам по себе человек не способен выйти из-под власти дефектов независимого, опирающегося только лишь на собственный разум, познания[36]. Гадамер называет эти дефекты «предрассудками», пользуясь языком того же Просвещения. Просвещение низвергает авторитет из страха перед предрассудками, исходящего из авторитета любого рода, от человеческой личности до Священного писания. И что остается? Остается личный разум как последний источник всякого авторитета. Однако разве наш разум не полон всевозможных предрассудков? Разумно ли тогда ставить такой разум в положение окончательного авторитета? Где же тогда наш разум? Гадамер заключает: «Здесь мы видим тот пункт, где должен критически вступить в дело опыт исторической герменевтики. Преодоление всех предрассудков, это наиболее общее требование Просвещения, само разоблачает себя в качестве предрассудка, пересмотр какового впервые открывает путь для правильного понимания той конечности, которая господствует не только над нашим человеческим бытием, но и над нашим историческим сознанием». При этом Гадамер не отвергает разум, его герменевтика призвана научить правильному пользованию разумом при понимании авторитета предания: «Однако авторитет личности имеет своим последним основанием отнюдь не акт подчинения и отречения от разума, но акт признания и осознания, - осознания того, что эта личность превосходит нас умом и остротою суждения, а значит, её суждения важнее наших. С этим связано и то, что никто не приобретает авторитета просто так, что его нужно завоевывать и добиваться. Авторитет покоится на признании и, значит, на некоем действии самого разума, который, сознавая свои границы, считает других более сведущими. К слепому повиновению приказам этот правильно понятый смысл авторитета не имеет вообще никакого отношения. Более того, авторитет непосредственно не имеет ничего общего с повиновением, он связан прежде всего с познанием…поэтому в основе здесь также лежит акт свободы и разума, сообощающий авторитет тому, кто знает лучше». Итак, укорененность в предании, «привнесение себя в ситуацию»[37], принятую по своей собственной воле, на основе своего разума от определённого авторитета, не ограничивает свободу познания; напротив, она-то и делает её возможной. Так Гадамер приходит к описанию «высшего типа герменевтического опыта»[38], который есть «познание через признание [авторитета]», что фактически отражает онтологическую суть познания во взаимоотношениях учитель-ученик в системе ведической парампары. Конечно же, Гадамер не описывает свой метод как цепь ученической преемственности, однако в свою герменевтику он вложил элементы личностной передачи знания, характерные для взаимоотношений учитель-ученик. Гадамер говорит, например, о таких качествах как умение «Слушать», открытость. Ведь именно через открытые отношения с учеником, учитель создает в общении с ним ту же ситуацию «действенно-исторического сознания», которая позволяет ученику «вчувствоваться», «привнести себя» в то, что он «Слышит» и таким образом обрести гадамеровское понимание. В конце концов, Гадамер обобщает принцип принятия и открытого общения с авторитетом до понятия традиции в целом. «Традиция, по Гадамеру, означает признание авторитета и его знаний. В этом смысле традиция для нашего понимания оказывается прежде всего голосом Другого, для которого следует быть всегда открытым. Ибо этот голос передает нам опыт и понимание положения дел и ситуаций, которые мы пытаемся понять. Мысль Гадамера никоим образом не означает, что этот голос следует одобрять и принимать без критики. Наоборот, следует слушать голос традиции, всерьез принимать его и вступать с ним в разговор. Ибо только в традиции, а не вне её, можно варьировать, возобновлять, продолжать и оспаривать голос Другого».
Итак, через сопоставление понятий авторитетности источника «Звукового образа», «авторитетности текста» у Гадамера и др. европейских философов с классической ведической традицией передачи знания через так называемую систему «парампары», можно выделить следующие критерии правильной философского диалога:
а) умонастроение вопрошания у «Слушающего»;
б) непосредственный коммуникативный контакт «Слушающего» и «Говорящего»;
в) готовность «Слушающего» действовать в соответствии с полученными наставлениями в приобретении знания о предмете познания;
г) тот, кто передает знание, одновременно совмещает роли «Слушающего» из авторитетного источника и «Говорящего» по направлению к вопрошающему; «Говорящий» должен передавать «услышанный» авторитетный «Звук» без искажений; другими словами, квалификация «Говорящего» заключается в качестве единовременного «Слушания» от источника «авторитетного текста» и «Говорения» полученного авторитетного «Звука» по направлению к вопрошающему;
д) «Говорящий» должен быть примером успешного практического применения передаваемого им знания.
Проведенное исследование показывает, что наряду с эмпирической и рациональной сферами познавательной деятельности человеческого сознания, философский диалог является особым, не сводимым к вышеперечисленным сферам, фактором формирования индивидуального мировоззрения человека как субъекта познания и способа его личностного бытия. Сверхчувственное «Слушание», возникающее в процессе герменевтического диалога, не сводимое к эмпирическому и рациональному уровням восприятия познающего человека, имеет способность преодолевать создаваемый ими так называемый «концептуальный каркас» и таким образом получать доступ к влиянию на самые глубинные пласты сознания человека. Обладая потенцией корректировать сверхчувственные уровни человеческого сознания, «Слушание» может инициировать формирование других, принципиально новых «концептуальных каркасов», разрушая при этом основанное на старых «каркасах» мировоззрение и таким путем полностью видоизменяя всю парадигму познавательной деятельности субъекта, включающей, в том числе, эмпирико-рациональные категории и схемы. В самом широком понимании: