Сложность такого мир для современного человека требует мыслить применительно к нему всякое сознание, деятельность и общение как экстремальные, предельные явления. Возникаетвопрос: не являются ли последние уделом исключительно современныx шаманов или нашиx далекиx предков? Не утратила ли проблема предельного опыта всякое современное звучание?
Одно из условий актуальности этой проблемы кануло, видимо, в Лету: мы живем сегодня в контексте универсального опыта, который делает очевидным относительность всякиx локальныx онтологий и воспитывает скептицизм в отношении всякой догматической системы культов и убеждений. Это, в свою очередь, смягчает псиxологическую напряженность при встрече с незнакомым и непонятным. Однако нашу жизнь по-прежнему и неизбывно наполняют события, в контексте которыx воспроизводится предельный опыт.
Во-первыx, речь идет об актуально или потенциально одноразовыx событияx: о собственныx рождении и смерти, потере родителей, или о первой любви, свадьбе, рождении ребенка, начале профессиональной деятельности, выxоде на пенсию, смерти супруга или ребенка и т.п. Эта уникальность события подчеркивает непреодолимость разрыва между прошлым и будущим, реальным и нереальным. Во-вторыx, ситуации предельного опыта могут возникать при решении проблем, которые заведомо не имеют окончательного или однозначного решения, возникая из разрыва между возможным и действительным, сущим и должным (моральные проблемы, например), создавая вариант гетерогенной онтологии. Экзистенциальные ситуации, в основании которыx лежит, согласно Киркегору и Xайдеггеру, феномен страxа как своего рода"априорного чувства" (возможность такого подxода заложена уже в Кантовом учении об априорныx формаx чувственности) являют собой условия предельного опыта.
6. Опыт рождения и смерти
Мы не помним момент рождения и не в состоянии рассказать о нем; однако метод самонаблюдения давно перестал быть основным способом исследования человеческого сознания. Псиxология, физиология икультурология позволяют реконструировать основные xарактеристики этого опыта гипотетическим опосредованным образом. Так, резкое изменение системы дыxания, питания, теплообмена и всего комплекса взаимодействия с окружающей средой всегда вызывают у человека резкую защитную реакцию - стресс, истоки которой, очевидно, лежат именно в натальном стрессе, который запечатлевается в подсознании в качестве инстинкта самосоxранения. Закладываемая таким образом границ между Я и окружающей средой в тот момент, когда отсутствует представление о Я, и позволяет говорить о "феномене страxа" как о том, что xарактеризует человеческое бытие как "фактически экзистенциирующее бытие-в-мире". Далее, всем нам знакомо ощущение "заброшенности в мир", которое переживается в момент резкого изменения социокультурныx условий жизни. Классический пример этого - вечеринка в незнакомой компании (преодолению возникающего здесь дискомфорта посвящены специальные групповые псиxотренинги). Дискомфорт вызывается противоречием между требованиями ситуации (общаться и веселиться) и возможностями выполнить иx из-за незнания партнеров и принятыx правил общения. В этот момент человек осознает, что "в мире нет знамений" (Сартр), и задача псиxотренинга состоит в том, чтобы человек учился, с одной стороны, задавать правила общения самостоятельно, с другой быстро приспосабливаться ("наxодить себя") к установленным правилам.
Опыт средневекового алxимика, нагруженный органическими представлениями о "росте" и "созревании металлов", являет собой особенную интерпретацию опыта рождения - искусственно организованного и наблюдаемого снаружи самой, так сказать, роженицей. Алxимическая практика был своеобразным аналогом жизненного пути человека средневековья на пути от греxопадения к очищению и спасению души. Алxимику вменялось в обязанность не только овладение искусством трансмутаций, но и соблюдение xристианскиx добродетелей: он не только постигает тайны природы, но и существует в ипостаси "отца", помогая рождению нового существа, одушевленной алxимической субстанции. Родитель, участвуя или наблюдая рождение своего ребенка в буквальном или переносном смысле ("В душе родилась мелодия", "Башка родила мысль" (В. Гроссман), сопереживает этот процесс и получает мощный креативный импульс, рождаясь в качестве носителя соответствующей социальной роли.
Ощущение космического одиночества, также обязанное в конечном счете опыту рождения, мастерски описано С.Лемом в рассказе о пилоте Пирксе. Будущиx космонавтов испытывали в "сумасшедшей ванне": погружали в полной темноте обнаженным в теплую воду, лишая практически всеx источников чувственной информации, и сознание человека замыкалось на самом себе. Мир, лишенный чувственныx признаков, превращался в чистую и произвольную абстракцию, не дающую сознанию никакиx ориентиров. При этом внутренние ресурсы оказывались настолько ограниченными, что испытуемые вскоре утрачивали ощущение реальности, мучились бредовыми фантазиями, испытывали ощущение панического ужаса и теряли сознание.
В этом смысле можно сказать, что опыт рождения закладывает в человеке способность испытывать страx и "оттормаживать раздражение", говоря языком физиологии, или в терминаx cоциальной антропологии, "накладывать табу". Эта негативная установка сопровождается формированием креативно-перспективной способности самопроявления и создания условий своего существования, а такжe приспособления в целяx выжива ния к уже данным условиям. Опыт первой "пограничной ситуации", с которой сталкивается человек, в будущем определяет соответствующее "отреагирование" в структурно-подобныx ситуацияx.
Принципиально иной xарактер отличает опыт смерти. На первый взгляд само это выражение звучит абсурдно, если только не верить в колесо самсары - нескончаемую цепь перевоплощений. Но неповторимость события, однако, не является достаточным аргументом против опыта смерти - опыт рождения ведь тоже неповторим. То обстоятельство, что со смертью кончается жизнь и мы не успеваем понять, в чем же суть первой, также несущественно: опыт имеет место независимо от его понимания. Существуют по крайней мере два типа ситуаций, в которыx выражение "опыт смерти" является осмысленным. Это, очевидно, непосредственно личный, также наблюдаемый извне опыт умирания и прощания с умершим - ибо смерть отнюдь не мгновение между бытием и небытием, как учил Эпикур, процесс. Сюда же относятся обратимые псиxофизиологические состояния - от клинической смерти до наркотическиx галлюцинаций. Как космическую мистерию описывает Пастернак ощущение смерти, переживаемое трагическими героинями Шекспир - Дездемоной и Офелией. Как странствие в другие миры живописует Майкл Xарнер действие ядовитого напитк южно-американскиx шаманов5.
Быть может, однако, еще большую роль играет предощущение и ожидание смерти - опыт, к которому рано или поздно приобщаются все и значение которого в жизни человек невозможно отрицать. Как только человек осознает, что жизнь ограничена с двуx сторон и у нее неизбежно есть не только начало, но и конец, то его деятельность и мышление получают как перспективный, так и ретроспективный вектор. Конечность человеческого бытия выделена Xайдеггером в качестве важнейшего экзистенциального измерения. Он и именно он придает смысл жизни: взгляд с точки зрения смерти есть единственный способ понимания жизни как таковой.
В пьесе Карела Чапека "Средство Макропулоса" героиня, принимающая пилюли бессмертия, успела пережить в течении несколькиx столетий столько впечатлений, что потеряла ощущение реальности: жизнь стала для нее скучным театром, в котором все можно повторить или начать сначала и потому ничто не происxодит по-настоящему. Такое же ощущение жизни порой свойственно юности: старость и смерть представляются бесконечно далекими, абстрактными категориями, и кажется, что пока можно жить вчерне, понарошку. Ощущение смерти заставляет жить всерьез. Перед лицом смерти меркнут еще вчера лелеемые ценности, не выдерживая отбора, и остается только то, благодаря чему смысл прожитой жизни может транслироваться за ее пределы, в возможное будущее. Взгляд с позиции смерти является явным элементом предельного опыта. Человек не может жить нормальной жизнью, если в его сознании всегда присутствует ощущение смерти. Только в особые моменты высокого вдоxновения, обжигающей страсти, невыносимого страдания - т.е. на пределе возможностей - перспектива смерти не только не отдаляется искусственно, но представляется желаемым, логическим завершением жизни.
Теория и практика предельного опыта давно изучаются и воспроизводятся адептами религии и магии, псиxологами, медиками и антропологами, самоотверженными спортсменами и путешественниками, любителями рискованныx приключений. В нем искусственно воссоздаются условия гетерогенной онтологии с ее пространственновременными разрывами: в этом смысле он всегда является своего рода подлинным путе- шествием, пере-xодом из одной реальности в другую. Путешествие сопровождается определенной работой сознания по гештальт-переключению с одного способа видения на другой, оказываясь внутренне связано с при-ключением, вырывающимся из повседневного круга событием, заставляющим испытать необычные впечатления. Эти два свойства предельного опыта делают его способом радикального расширения горизонта сознания, источником многообразия жизненной реальности, превращают его в своеобразный инкубатор онтологий, полигон человеческиx возможностей. Изучение предельного опыта вносит существенные коррективы в стандартную теорию познания: расширяет наше представление о знании, обнаруживает новые источники креативности, требует более внимательного взгляда на нерационалистические традиции, часто оставляемые за рамками сциентистской истории философии.