Однако, дух как вечный «протестант природы» (М. Шелер), ничего сделать сам не может, ибо не обладает собственной энергией. Свою деятельность дух осуществляет только за счет низших, витальных сил. Отсюда вечное противоборство в человеке духа и инстинктов. Духовное развитие личности – это постепенное ослабление действий животных инстинктов в человеке. Становление духовной личности есть одновременно и становление божественного в человеке, проявляющегося во врожденной предрасположенности к любви, которое не выводимо из его витальной природы. Любовь пронизывает всё и является основой жизни как духовное начало. Однако М. Шелер отвергал всемогущего личного бога, ставя на его место «человеческое сердце», поскольку в этом мире только человек есть центр духа и прорыв через себя «сущего». «Соратничество» с абсолютом является основой силы человеческого духа. Бл. Августин утверждал, «и все то, что взаимно не согласуется, согласуется с низшим миром»[209].
Как видим, подлинная природа духовности – не столь религиозная. Ведь дух к тому же порожден и потребностями социального бытия. Он есть то состояние активности, характеризующее деятельность по опредмечиванию идей и возвратному распредмечиванию ее результатов, которое определяет семантическое поле культуры. Социальную природу духа утверждал и Н.А. Бердяев, по мнению которого, дух индивидуализируется социально. Философ, рассматривая человека как единство телесного, душевного и духовного, считал, что его духовное существование начинается с момента выхода его из порядка природы и вступления в порядок свободы, в царство смысла, при переходе из порядка раздора и вражды в порядок любви и соединения[210]. При этом Н.А. Бердяев особо акцентировал внимание на факте активности человеческого духа. Он пишет: «Без свободы духа человеческого как начала самобытного, не сводимого ни к Божественной свободе, ни к Божественной необходимости, как начала иррационального и необъяснимого не было бы мировой истории»[211]. Х.-Э. Хенгстснберг, говоря о духе как выражении личностного начала в человеке, рассматривал его не как нечто, покоящееся в себе, а, напротив, как соотнесенное с общностью: «Личность невозможна без воздействия на других и без ответа на эти воздействия»[212]. В этом отношении показательно мнение и персоналиста Э. Мунье. Он пишет: «Личность существует только в движении к другому, познает себя только через другого, обретает себя только в другом»[213].
В религиозной традиции духовное отделено от реальности, является выражением безгрешности, полной идеальности, трансцендентности внечувственного бытия, и в соприкосновении с реальным, а, тем более, предметным бытием должно утрачивать значение. Такая позиция, безусловно, ограничивает область духовности и неприемлема для культуры в целом. Ведь духовность как диалектическое единство истинного мышления, морального и прекрасного чувства и доброй воли есть самооснова, средство, способ и результат исторически возможной полноты человеческой жизни, сама жизнь, соответствующая своему смыслу и эволюционному назначению[214]. «В действительности, – пишет А.Я. Канапацкий, – духовность представляет собой конкретную жизнь человека, интеллектуально-чувственно-волевые силы которого в своей созидательно-конструктивной реализационной возможности направлены на трансформирование, преображение и совершенствование как внутренних интенций личности, так и внешних обстоятельств»[215]. Журналист J. Madaule на страницах газеты «Le Mond» от 28 октября 1980 года писал: «Духовность – это жизнь. Все человеческое существование пронизано духовным смыслом. Исключить духовность из человеческой реальности – значит лишить реальность ее полного содержания». Духовность касается каждой области человеческого опыта, общественного и социального. Она не остается в стороне от болезненных, негативных, даже патологических закоулков разума, нравственного и относительного мира[216].
Духовность, как видим, есть возникающая в результате обращенности к духовной реальности соразмерность человеческого духа с духом как надындивидуальной идеальной сущностью, задающей меру человеческого в человеке. Она есть та идеальная (не содержащая ничего материального, эгоистического, чувственного, агрессивного) реальность, которая выходит за пределы личностного проявления духа.
Говоря об онтологических основаниях человеческой духовности нельзя не остановиться на душе. Почему? Да, потому что, говоря словами Гегеля, душа является первой формой проявления духа. Душевная жизнь, по мнению С.Л. Франка, является фундаментом духовной жизни. Она, как область нашего «жизнечувствия», служит основой духовной жизни. На ее основе строятся нравственные отношения, наши взгляды на мир, научное познание. «Даже слепой и глухой, – пишет С.Л. Франк – страдает не от недостатка чистого знания, а более всего от ограниченности своего живого общения с действительностью»[217].
К тому же в истории феномена человеческой духовности человеческая реальность, онтологически воплощающая в себя процесс развития божественно-человеческих отношений, характеризуется не только словом «дух», но и словом «душа» (анима, псюхе, нефеш, нафе). Это понятно, поскольку душа, постигаемая в свете традиций библейской направленности, есть многогранный феномен: замкнутое пространство, которое может раскрыться, но одновременно обладает способностью к сокрытию себя; самоотдача в любви и одновременно поглощение собственной жизнью; она может жить в мире с сущностью человека, но в то же время подавлять внутреннее «Я», обращаясь к «Я» надындивидуальному; она может обращаться внутрь и может находиться вне себя. Особая природа души состоит в том, что она многогранна и очень изменчива. Поэтому неудивительно, что попытки свести душу к одной основной идее, например, такой как жизнеспособность или радость жизни, оказались несостоятельными.
Не затрагивая многогранную семантическую область души, остановимся только на отдельных ее особенностях, ярко определяющих ее роль и значение в возникновении и становлении человеческой духовности.
В Писании 754 раза встречается слово нефеш, причем 455 раз – в сочетании с суффиксом первого, второго и третьего лица[218]. Уже с одной только статистической точки зрения эти данные свидетельствуют о тесной связи между душой и сердцевиной личности. «Я» и душа образует соотносительное единство. Душа настолько тесно привязана к «Я» как своему личному самопроявлению[219], что она сама приобретает признаки, свойственные личному, достойному, неповторимому, незаменимому, ценному (Пс 115:6). В свою очередь, душа представляет «Я» пространство и придает ему подвижность.
Душа – эта среда, в которой «Я» реализует себя (Притча 23:7). В ней «Я» развивает свою силу (Песн 6:12). Обратное утверждение также может быть истинным: моя душа с ее печалью может вызвать у меня отвращение к жизни и наполнить горечью мои речи: «Опротивела душе моей жизнь моя; предамься печали моей; буду говорить в горести души моей» (Иов 10:1).
Душа подвижна. Она выходит, отправляется в путь, поднимается, опускается, выходит в космос, погружается в бездну. Вследствие этой подвижности нефеш аналогична руах. Руах выдвигает на первый план подвижность нефеш, ее внутренний порыв: «Душею моей я стремился к Тебе ночью, и духом моим я буду искать Тебя во внутренности моей» (Ис 26:9). Движения души не ограничиваются определенным направлением. Душа направляется вверх и вниз, вперед и в разные стороны. Поразительно, что все эти движения неоднозначны. Если душа спускается вниз, это может быть проявлением смирения или подавленности. Ее направленное вверх движение может указывать как на молитву, так и на гордыню. Движение в разные стороны может и открыть простор свободы, но может также повлечь за собой алчность. Единственная допустимая форма возвышения души – это ее стремление к самому Всевышнему (Пс 25:1; 86:4), так как больше всего душа хочет пойти к «тому, кого любит душа моя» (Песн 1:7). Более всего душа стремится к Богу, она жаждет Сильного (Пс 62:2), жаждет Его, как сухая земля жаждет влаги (Пс 142:6), и тоскует о Нем (Пс 32:20). Она возвышается над собой, чтобы достичь Его (Пс 24:13), и прилепляется к Нему (Пс 62:9), прячется в Нем (Пс 56:2-3), преисполнена восторга и радости в Нем (Пс 33:3), ликует в Нем и возносит хвалы Ему (Пс 34:9), по-настоящему живет в Нем (Пс 118:175). Она любит Его (Втор 4:29). В тоже время, говоря словами Серафима Саровского, дух претворяет душу человеческую в храм Божий, в пресветлый чертог вечного радования.
Душа, двигаясь в разные стороны, может ощущать широкие просторы. К этому выходу в простор побуждает Сущий: «Из темницы воззвал я к Сущему. Сущий склонился ко мне и поместил меня в открытом месте» (Пс 117:5). Выход в широкое пространство расширяет душу (Ис 60:5). Здесь также видна амбивалентность. Душа может увеличиваться до такой степени, чтобы поглотить все (Ис 5:14).
Каждый, кто замыкается в своей души – в ее оболочке, потребностях, ядре, самосуществовании – замыкает себя в себе. Плотин говорил, что никогда душа не увидит красоты, если сама не станет прекрасной, и каждый человек, желающий увидеть прекрасное и божественное, должен начать с того, чтобы самому сделаться прекрасным и божественным[220]. Для того, чтобы жить, душа должна вверить себя тем движениям, которые выводят ее на широкий простор и приводят ее к другому и замещают его: «потому любит Меня Отец, что Я отдаю жизнь Мою. Никто не отнимает ее у Меня, но Я Сам отдаю ее: имею власть отдать ее и власть имею опять принять ее» (Ин 10:17-18).