К модели рассеянных протопонятий непосредственно примыкает другая – соединение ономасиологической (от смысла к наименованию) фокусировки дисперсных протоконцептов с последующей семасиологической (от именования к смыслу) дифференциацией различных смысловых пластов и аспектов понятия. Говоря метафорически, рой неясных, но тяготеющих друг к другу идей относительно какого-то аспекта политики постепенно сбивается все плотнее, находя в конце концов одно слово. Подобное развитие понятия характерно, например, для понятия «суверенитет», а также культура-цивилизация. Античность и средневековье осваивали различные и относительно независимые протопонятия воспитанности, вежливости, искусности, светскости, цивильности, галантности, совершенства и т.п. В эпоху Ренессанса проявляется их все более ощутимое «стягивание» и во второй половине XVIII века происходит вербализация понятия: А. Фергюсон в Британии и В. Мирабо во Франции создают слово цивилизация, а И.Г. Гердер в Германии окончательно закрепляет за культурой базовое значение функции, результата и сущности развития человечества. Последующее развитие идет как бы в зеркальном отражении внутри концепта. Дифференцируются различные специфические значения культуры/цивилизации. Вскрывается внутренняя многозначность понятия.
Третья модель представляет собой зеркальное обращение понятия по одному или нескольким семантическим параметрам, что связано с историческими периодами смены парадигм мышления. Школа истории идей выявила множество примеров подобного обращения в XVIII веке. Так происходит превращение специфических прав (свобод, привилегий) членов отдельных корпораций в универсальные права человека. Точно так же и общество как малая группа непосредственно общающихся индивидов («хорошее общество») становится названием общенациональной общности. Не менее характерный пример – превращение «старинной либеральности», основанной на принадлежности к числу свободных, щедрых, просвещенных в «новый либерализм», который самоопределяется через атомизацию индивида и противопоставление его обществу.
Проблемой является то, как усваивает отечественная культурная традиция политические понятия. В русской версии зачастую происходит утрата «памяти» об изначальных слоях смыслов понятий, а тем более об их сходных генотипах, когнитивно-метафорических схемах. М.В. Ильин пишет, что рыхлость и содержательная ненаполненность многих русских версий заимствованных политических понятий открывает две противоположные, но в то же время парадоксальным образом соединенные перспективы.
Первая возможность связана с тем, что смысловая «целина» заимствованного понятия создает предпосылки для его дерационализации, мифологизации, редукции до самоочевидности. В нашей истории многие политические понятия заимствовались на фоне веры в то, что с ними заимствуются простые средства решить если не все, то уж самые жгучие проблемы. Тут можно вспомнить, пишет Ильин, политику, империю, администрацию, полицию, конституцию, прогресс, революцию, пролетариат. Каждое из этих понятий казалось заимствовавшим их нашим соотечественникам кристально чистым и в известной мере чудодейственным. Их противоречивость, многозначность и содержательное богатство исчезали перед верой в их точность и простоту. В результате иллюзорные ясность и самоочевидность породили мифы, которые сами не нуждаются в объяснении, но зато объясняют все, что угодно.
Вторая перспектива заимствования состоит в том, чтобы насытить это понятие богатым содержанием, критически используя и «просеивая» как достижения исходных культур, так и содержательные моменты политической прагматики. Это требует труда по «расшифровке» или даже по «воссозданию» понятий, усилий по их содержательному наполнению неочевидностью смысла. Такая работа как раз и позволяет демифологизировать и рационализировать заимствуемые понятия, связать их как с политической прагматикой, так и с отечественными духовными традициями.
Рассматриваемые проблемы несколько усложняются в том случае, когда заимствованные концепты наслаиваются на фактически имеющийся автохтонный русский эквивалент. Так было, например, с империей, наслоившейся на царство и впоследствии размежевавшейся с ним. В результате каждое из понятий несколько упростилось, стало беднее, хотя их комплекс, несомненно, приобрел возможности для более гибкого освоения и концептуализирования государственности имперского типа.
Еще более сложная и проблематичная ситуация возникает при сопоставлении некоторых автохтонных русских понятий, например, свобода, власть, справедливость, государство с европейскими версиями этих понятий, имеющими несколько отличные когнитивно-метафорические истоки, семантическую наполненность и историю. Возникает отнюдь не академическая проблема эквивалентности понятий.
Наконец, и с практической, и с научной точек зрения крайне актуальна проблема адекватности концептов реальности. Весьма актуален, например, вопрос о том, насколько оправдана концептуализация с помощью ставшего интернациональным концепта демократии (или серии его расходящихся национальных версий?) качественно различных феноменов: рационального использования процедур делегирования и распределения власти, ее функциональной специализации в западной Европе или прямо противоположного по духу и сути упрощения этих процедур, их редукции до простого плебисцитарного волеизъявления, узурпации прав и меньшинства, и большинства «всенародно избранными» в России.
Немаловажная проблема, стоящая перед политическим философом, состоит в том, чтобы разобраться и сориентироваться в разнобое, разночтении определений различных категорий политологического исследования. Типичный пример тому – концепт политическая культура. По подсчетам специалистов, в настоящее время существует несколько десятков ее определений. Или же возьмем понятие политика. В Оксфордском словаре приводятся четыре его значения, два из которых связаны с политикой как с определенным видом деятельности, а два – как с объектом изучения и анализа. Здесь политика выступает, по сути дела, одновременно как теория, наука и вид практической деятельности.
Суммируя сказанное, отметим, что для адекватного профессионального изучения мира политического, политических феноменов необходимо определить, вычленить и уточнить языковые формы, категории и понятия философии политики. Очевидно, что вопросы, связанные с языком и разработкой понятийно-категориального аппарата, занимают одно из центральных мест в политической философии.
Литература
1. Философия власти / Под. ред. В.В. Ильина. М., 1993.
2. Штраус Л. Введение в политическую философию. М., 2000.
3. Философия политики / Под ред. В.В. Ильина, А.С. Панарина. М., 1994.
4. Ильин М.И. Политический дискурс: слова и смыслы // Полис. 1994. №1.
5. Капустин Б.Г. Критика политического морализма.// Вопросы философии, 2001, №2.
6. Материалы круглого стола по предмету политической философии // Вопросы философии. 2002, № 4.