В число тех небесных тел, которым свойственно "круговое движение", оказалась включенной Земля. Тем самым возникала необходимость пересмотра некоторых из существенных положений схоластической философии. Ставилось под сомнение, прежде всего, деление мира на "тленную" земную субстанцию, состоящую из четырех "элементов" стихий, и противостоящую ей небесную, нетленную, не знающую изменений, вечную "пятую сущность", из которой состоят небесные сферы и тела. Упразднялось физическое, а, следовательно, и теологическое противопоставление "земли" и "неба": Земля рассматривалась в качестве одного из небесных тел, законы движения оказывались едиными для Земли и иных планет. Земля не противостоит в системе мироздания Коперника планетам и звездам, а образует с ними единую Вселенную [4, c. 99-100].
Новым оказалось и отношение к движению. Если по своей физической природе Земля в старой системе мира являла "низшую" ступень, то своей неподвижностью она обеспечила за собой значение центра мира. При этом покой почитался высшим состоянием по сравнению с движением: средневековая картина мира принципиально статична. Сделав движение уделом Земли, Коперник не только "поднял" ее до небес, но и показал, что именно движение является нормальным состоянием всех планет.
Коренному пересмотру подвергался и вопрос о причине и характере движения небесных тел. Коперник объясняет движение небесных тел их сферической, шарообразной формой, т.е. их природой. Благодаря этому отпадает надобность во внешних двигателях ("интеллигенциях" схоластической философии, "ангелах" схоластической теологии), и бог оказывается творцом и создателем "мирового механизма", не вмешивающимся в его дальнейшее функционирование. Тем самым не только в космологию, но и в философскую картину мира вводился принцип самодвижения тел.
Гелиоцентрический космос Коперника конечен, ограничен сферой фиксированных звезд, но он оказывается неизмеримо большим – в две тысячи раз большим, чем предполагали прежние астрономы, и не случайно в книге "О вращении небесных сфер" встречается уподобление мира бесконечности: "Небо неизмеримо велико по сравнению с Землей, и представляет бесконечно большую величину; по оценке наших чувств Земля по отношению к небу, как точка к телу, а по величине как конечное к бесконечному". Оставляя вопрос о бесконечности Вселенной открытым, великий польский астроном показал, что в рамках новой структуры мироздания нет нужды в ограничивающей мир сфере фиксированных звезд [3, c.120].
Разрушение иерархической системы мироздания явилось главнейшим мировоззренческим результатом коперниканства. Именно вокруг новой космологии будут идти главные идеологические битвы XVI – начала XVII в. Подлинный смысл революции – не только в естествознании, но и в философии, которую произвела книга Николая Коперника, раскроет в своем творчестве Джордано Бруно.
3. Натурфилософия и идеи космологии Джордано Бруно
В творчестве итальянского философа, ученого и поэта Джордано Бруно (1548-1600) впечатляющие и глубокие результаты получила натурфилософия эпохи Возрождения.
Основным источником натурфилософской доктрины Джордано Бруно стала гелиоцентрическая астрономия Николая Коперника. Её он прежде всего и защищал – как подлинную реальность – в своих многочисленных диспутах и спорах со сторонниками традиционной системы мира. Космологическая доктрина – одна из главных компонент натурфилософии Бруно [5, c. 73].
Бруно утверждает, что "природа есть Бог в вещах" (Deus in rebus, Dio nelle cose), божественная сила, скрытая в них же. Природа в понимании Бруно фактически приобретает полную самостоятельность, а Бог мыслится как синоним ее единства. Соответственно вещи и явления природы – не символы "сокрытого Бога", из которого соткано покрывало таинственности, окутывающее ее, несмотря на все успехи познающего человека, а самостоятельные и полноценные реальности, в мире которых он живет и действует. Максимальное приближение Бога к миру природы и человека толкало Бруно к их отождествлению во множестве конкретных случаев. Именно многочисленность таких отождествлений Бога то с природой, то с ее различными вещами и процессами, а иногда прямо с материей делает пантеизм Бруно не только натуралистическим, но и материалистическим. Особенно показательны в этом плане заключительные главы его поэмы "О безмерном и неисчислимых" [3, c.286].
Материя, рассматриваемая в ее единстве с формой, отождествляется с природой. Бруно постоянно развивает ренессансное понимание ее как многокачественной, живой, непрерывно изменяющейся – воззрение, в общем преобладавшее и в античности. Подобно другим ренессансным (как и античным) натурфилософам он исходит из идеи тождества микро- и макрокосмоса, человека и универсума, вселенной. "Все вещи находятся во вселенной и вселенная во всех вещах: мы – в ней, она – в нас", – пишет Бруно [3, c. 272].
Трактовка природы в произведениях Бруно почти всегда органистическая – чувственные и интеллектуальные свойства микрокосмоса переносятся на всю природу. "Мир одушевлен вместе со всеми его членами", а душа – "ближайшая формирующая причина, внутренняя сила, свойственная всякой вещи". Вместе с тем она выступает и в качестве всеобъемлющей духовной субстанции – мировой души, к понятию которой многократно обращались многие средневековые философы. В произведении Бруно "О причине, начале и едином" понятие мировой души фактически подменяет понятие самого Бога.
Гармония и красота природы могут быть объяснены, согласно Бруно, лишь тем, что всеобщий ум выступает как "художественный интеллект", что природа полна бессознательного творчества, а человеческое – только уподобление ей.
Материалистическая суть учения Бруно становится особенно очевидной, если с онтологического уровня спуститься на уровень собственно натурфилософский, непосредственно связанный с истолкованием природы. Таково, например, его положение, согласно которому материальный субстрат в принципе остается неизменным, сколько бы изменений и переходов ни осуществлялось в конкретных природных изменениях и превращениях. Натурфилософский материализм заключен в традиционных воззрениях, шедших с глубокой древности, относительно главных стихий, или элементов, образующих, так сказать, тело природы. Это качественное воззрение античной физики было воспринято как схоластическими трактовками природы, так и ренессансной натурфилософией. У Джордано Бруно оно стало первостепенным элементом его космологических воззрений [5, c. 83].
Бруно сделал радикальные выводы из гелиоцентризма, включив его в свою общефилософскую систему натуралистического пантеизма. Открытие Коперника послужило для него отправной точкой для разработки космологии бесконечной Вселенной.
На довод схоластов относительно неправдоподобности движения Земли, "раз она середина и центр Вселенной, в которой занимает место фиксированной постоянной основы всякого движения", Бруно отвечает, что фиксированному центру нет места в бесконечной Вселенной, где пространство бесконечно, а движение относительно.
Земля может обладать собственным движением, подобным движению иных небесных тел, потому что существует физическая однородность Вселенной, нет деления на тленный – "элементарный", подлунный мир и квинтэссенцию нетленной, высшей, небесной материи. Все небесные тела, к которым относится Солнце, и наша Земля, и планеты, и звезды, "состоят из одних и тех же элементов, имеют ту же форму, тот же вид движения и изменения, место и расположение".
Признание естественного характера движения и Земли, и других небесных тел означало отказ от внешних по отношению к движущемуся телу двигателей. "Миры движутся вследствие внутреннего начала, которое есть их собственная душа… и вследствие этого напрасно разыскивать их внешний двигатель". Бруно высказывает мысль о внутреннем источнике движения, принципе самодвижения материи. Движение от внешнего двигателя есть насильственное движение, чуждое природе. Вся суть в самодвижении, в "достаточном внутреннем начале" – мировой душе, проникающей в каждое светило, каждую планету, образующей ее внутренний деятельный принцип [3, c.282].
Таким образом, в новой космологии, исходящей из относительности пространства в бесконечной Вселенной, нет места для фиксированного центра мира. Таким центром не может быть ни Земля, ни Солнце: "Нет никакого основания, чтобы бесцельно и без крайней причины неисчислимые звезды, являющиеся многочисленными мирами, даже большими, чем наш, имели бы столь незначительную связь единственно с нашим миром".
Говоря о строении солнечной системы, Джордано Бруно высказал оправдавшуюся впоследствии гипотезу о существовании в ней планет, не известных тогдашним астрономам: "Не противоречит разуму также, чтобы вокруг этого Солнца кружились еще другие земли, которые незаметны для нас": их недоступность земному наблюдению Бруно объяснял их большой отдаленностью, сравнительно небольшой величиной, отсутствием водных поверхностей, отражающих свет, и несовпадением во времени их обращенности к Земле и освещенности Солнцем.
Более того, творческая фантазия Бруно привела его и еще к более смелому утверждению, что не только наше Солнце имеет сопутствующие ему планеты, но и звезды как далекие Солнца также имеют своих спутников – воззрение, подтвержденное астрономией только в XX столетии! Эти и другие астрономические идеи Бруно представляют пример плодотворного влияния философии на астрономию.
Космология Бруно, таким образом, уравнивала Землю со всеми другими планетами Солнечной системы, а последнюю – со всеми бесчисленными звездными системами. Натурфилософской основой такого уравнивания стало убеждение Бруно в том, что земля, вода, воздух и огонь образуют не только наш земной мир, но и все остальные планеты Солнечной системы, как и все звезды с их спутниками [4, c. 123].