В ХУШ в проблемы научного познания нашли особое продолжение и звучание в учениях о возможностях и границах научного познания мира Д. Юма и И. Кант.а Если Бэкон и Декарт решали принципиальные проблемы метода получения истинного знания (склоняясь соответственно к эмпиризму и рационализму); собственно же возможность получения истинного знания о мире у них не вызывала сомнений, то Кант выделил как центральную проблему возможностей и границ научного познания мира природы, а вместе с этим и проблему разделения научного и ненаучного знаний. В этом смысле Кант разделял все предшествующие ему учения о возможностях человеческого познания мира на догматические (например, эмпиризм Бэкона и рационализм Декарта) согласно которым мир познаваем и различие только во взглядах на пути к истинному знанию, и скептические (например, скептицизм Юма), согласно которым мир непознаваем. Свое учение Кант назвал критическим - мир познаваем, но только в пределах возможного опыта, прячем опыта в специфическом кантовском смысле.
В качестве главных составляющих науки Кант выделяет предмет и метод (род познания, способ познания), которые являются соответственно критериями различения отдельных наук: «Когда нужно представить какое-нибудь познание как науку, то прежде всего должно в точности определить ту отличительную особенность, которую оно не разделяет ни с каким другим познанием, и которая, таким образом, исключительно ему свойственна, в противном случае границы всех наук сольются и ни одну из них нельзя будет основательно изложить сообразно с ее природой.
Идея возможной науки и ее области основывается прежде всего именно на такой отличительной особенности, в чем бы она ни состояла в различии ли предмета, или источников познания, или же рода (можно сказать «метода», «способа») познания, или, наконец, в различии некоторых, если не всех, этих отношений вместе».
По Канту главный характерный признак научности знания - его системность. Системность знания определяется методом. Искусство построения системы Кант называет архитектоникой. «Под архитектоникой я разумею искусство построения системы. Так как обыденное знание именно благодаря систематическому единству становится наукой, т. е. из простого агрегата знаний превращается в систему, то архитектоника есть учение о научной стороне наших знаний вообще, и, следовательно, она необходимо входит в учение о методе»[73]
Поскольку архитектоника есть составляющая часть метода, а систематический характер как главный признак научного знания определяется методом, то, следуя Канту, мы можем высказаться предельно кратко: наука есть метод.
Существенно отметить, что Кант проблемы рефлексии науки относит к специальной философской задаче, решение которой может быть ошибочным даже и создателей тех или иных конкретных наук, т.е., говоря современным языком, Кант подчеркивает значимость специального философско-методологического анализа феномена «наука» и «научное звание». Он замечает «Никто не пытаете? создать науку, не полагая в ее основу идею. Однако при разработке науки схема и даже даваемая вначале дефиниция науки весьма редко соответствуют идее схемы, так как она заложена в разуме, подобно зародышу, все части которого еще не развиты и едва ли доступны даже микроскопическому наблюдению. Поэтому науки, так как они сочиняются с точки зрения некоторого общего интереса, следует объяснять и определять не соответственно описанию, даваемому их основателем, а соответственно идее, которая ввиду естественного единства составленных им частей оказывается основанной в самом разуме. Действительно, нередко оказывается, что основатель [науки] и даже его позднейшие последователи блуждают вокруг идеи, которую они сами не уяснили себе, и поэтому не могут определить истинное содержание, расчленение (систематическое единство) и границы своей науки» [Кант, 1994а, с. 487].
Уже говорилось о том, что «в отношении предмета всякого познания» Кант разделил философов на сенсуалистов и интеллектуалистов (Эпикур и Платон как самые выдающиеся представители этих направлений), «в отношении происхождения познания» - на эмпириков и ноологистов (Аристотель и Платон в Античности, Локк и Лейбниц в Новое время) [Кант, 1994а, с. 497]. Далее Кант дает определение научному методу и производит разделение типичных познавательных подходов «в отношении метода»: «Если мы хотим нечто назвать методом, то оно должно быть способом действия согласно основоположениям. Методы., господствующие в настоящее время в этой области исследования природы, можно разделить на натуралистические и научные. Натуралист чистого разума принимает за основоположение мысль, что обыденный разум без науки (который он называет здравым разумом) может достигнуть большего в разрешении самых возвышенных проблем, составляющих задачу метафизики, чем спекуляции»[74]. Критикуя натуралистов, Кант замечает, что их позиция равносильна утверждению о возможности определения расстояния до Луны на глазок с большей точностью, чем при помощи косвенных математических вычислений.
В свою очередь, рассматривая варианты научных методов, в итоге Кант приходит (что уже отмечалось) к убеждению о преимуществе критического научного метода: «Что касается сторонников научного метода, то перед нами выбор действовать либо догматически, либо скептически, но они при всех случаях обязаны быть систематическими. Если я назову здесь знаменитого Вольфа в качестве представителя первого метода и Давида Юма как представителя второго метода, то этого будет достаточно для моей теперешней цели. Открытым остается только критический путь. Если наш читатель благосклонно и терпеливо прошел этот путь в моем обществ, то он может теперь судить, нельзя ли, если ему угодно будет оказать также свое содействие, превратить эту тропинку в столбовую дорогу и еще до конца настоящего столетия достигнуть того, чего не могли осуществить многие века, а именно доставить полное удовлетворение человеческому разучу в вопросах, всегда возбуждающих жажду знания, но до сих пор занимавших его безуспешно»[75].
Выше приводились основные мысли Канта о научности знания и научном методе, лучший вариант которого, по Канту, - критический метод. Именно этот подход наиболее специфичен для научной методологии Канта и выражается в ясной постановке проблем не только о возможностях но и границах человеческого познания мира. Важно подчеркнуть, что при изложении учения Канта следует ясно определять и использовать все основные понятия. В данном случае, например, приведено понятие «мира», а не природы, так как для Канта природа есть совокупность вещей возможного опыта, а не мир в целом .То же относится и к понятиям «объективность знания» (как общезначимое знание в пределах возможного опыта, но не знание о вещах как они есть сами по себе), «природа» (как «совокупность предметов опыта»). В частности, Кант писал, что « законы природы никогда не могут познаваться а priopi, если разуметь под ними законы вещей самих по себе без отношения к возможному опыту. Но мы здесь не имеем дела с вещами самими по себе (их мы оставляем в стороне со всеми их свойствами), а только с вещами как предметами возможного опыта, и совокупность этих предметов и есть собственно то, что мы здесь называем природой»[76]
Согласно Канту, устройство нашего рассудка определяет возможность опыта и вместе с этим это устройство и есть основа того, что называют законами природы. «Есть много законов природы, которые мы можем знать только посредством опыта, но закономерность в связи явлений, те природу вообще, мы не можем познать ни из какого опыта, так как сам опыт нуждается в таких законах, на которых основывается а priopi его возможность.
Таким образом, возможность опыта вообще вместе с тем всеобщий закон природы, и принципы первого суть законы последней. Ибо мы знаем природу только как совокупность явлений, т.е. представлений в нас, поэтому мы можем получить закон связи этих явлений только из принципов их связи в нас, т.е. из условий такого необходимого соединения в сознании, которое дает возможность опыта»[77]
По Канту, метод естествознания должен позволять нам находить элементы чистого разума (познание а priopi в вещах того, что вложено в них нами самими), которые обязательно формируются в пределах возможного опыта, т е знания, подтверждаемые или опровергаемые экспериментом [Кант, 1994а, с. 19]. Кант подчеркивает, что «природа и возможный опыт - совершенно одно и то же». Он пишет, что «будет хотя и странно, но тем не менее истинно, если я скажу рассудок не исчерпывает свои законы (а priopi) из природы, а предписывает их ей». В свою очередь, рассудок регулируется разумом, который придает рассудочной деятельности систематическое единство. «Трансцендентальные идеи выражают, таким образом, особенное назначение разума, именно как принцип систематического единства рассудочной деятельности»[78]
Важно еще раз подчеркнуть, что естественные науки изучают природу, но природа, по Канту, это «совокупность предметов опыта» [Кант, 1994а. с. 19], а не совокупность вещей самих по себе. Эта позиция ясно выражена в словах «Природа есть существование (Dasem) вещей насколько оно определено общими законами Если бы природа означала существование вещей самих по себе, то мы бы никогда не могли ее познать ни «а priopi», ни «a postenon». Это невозможно а priopi, ибо как будем мы знать, что принадлежит вещам самим по себе, когда мы никак не можем это узнать через расчленение наших понятий (аналитические положения).
И a posteror было бы невозможно такое познание природы вещей самих по себе. Ибо если опыт должен сообщать мне законы, которым подчинено существование самих вещей, то эти законы, насколько они касаются вещей самих по себе, должны необходимо принадлежать этим вещам и вне моего опыта. Между тем, опыт хотя и научает меня тому, что существует и как оно существует, но никогда не показывает, что это необходимым образом должно быть так, а не иначе. Следовательно, опыт никогда не даст познания о природе вещей самих по себе».. В то же время опыт в учении Канта необходимый компонент становления научного знания, поскольку научное знание, по Канту, может быть обосновано только в пределах возможного опыта, несмотря на его априорную природу. Именно последнее придает знанию объективный характер (по Канту это необходимая всеобщность). «Все наши суждения сперва суть простые суждения восприятия, они имеют значение только для нас, т. е. для нашего субъекта и лишь впоследствии мы им даем новое отношение, именно к объекту, и хотим, чтобы оно имело постоянное значение для нас и также для всех других, ибо если одно суждение согласуется с предметом, то и все суждения о том же предмете должны согласоваться между собой, так что объективное значение опытного суждения есть не что иное, как его необходимая всеобщность»[79]