Различаются три толкования джихада. Это, во – первых, «большой джихад», означающий борьбу верующего с самим собой, против собственного внутреннего врага, против собственных страстей, наклонностей, пороков. Это духовный джихад, не имеющий ничего общего с войной в буквальном смысле слова. Во – вторых, «внутренний малый джихад», т. е. в самом исламском мире (дар эль- ислам), имеющая своей целью борьбу против врагов в пределах самой общины верующих мусульман, или, иначе говоря, против вероотступников. Она призвана оправдать подавление силой малый джихадом смысл го общего с войной в буквальном смысл еслова. врага зок географически, но пользовался преимущес кааккаку ккккакк как восставших меньшинств, так и политической оппозиции, не подчиняющаяся исламским заповедям. И, наконец, в- третьих, «внешний малый джихад», направленный против неверных во внешнем мире, за пределами самого исламского мира, составляющий (дар эль – ислам), или сферу войны. Он может означать либо наступательную войну, призванную расширять границ мира ислама , либо оборонительную войну, направленную на защиту своей территории от вторгшихся в нее врагов. Таким образом, этот последний тип джихада означает, прежде всего, внешнюю борьбу, но духовный джихад или «большой внутренний джихад» всегда присутствует во всех спорах и дискуссиях относительно « малого внешнего джихада».
Некоторые теологи отдавали предпочтение « большому джихаду» в ущерб вооруженной борьбе против неверных. В X – XI веках так называемые братья «чистоты» говорили о двух типах джихада. Они полагали, что малый джихад носит временный характер, поскольку с окончательной победой над неверными и их обращением в мусульманскую веру он потерял смысл. Что касается большого джихада, то он более важен, поскольку это сугубо религиозный феномен, он затрагивает вечное, спасение и проклятие. Верующего можно освободить от малого джихада, но нельзя освободить от большого джихада.
В последние два три десятилетия вопрос о джихаде приобрел дополнительную актуальность в связи с выдвижением на авансцену возрожденческих и фундаменталистских движений как шиитского, так и суннитского толка. Наиболее законченные формы это возрождение приняло в Иране во второй половине 70 – х годов начало 80 – х годов под руководством аятоллы Хомейни, который дал ей антиимпериалистическую направленность. Она стала центральной в идеологии движения Хезболлах и особенно широко практикуется разного рода террористическими группами и движениями.
Феномен врага как фактор конфликтов и войн
Можно соглашаться или не соглашаться с моральными, нравственными или иными увещеваниями, но как отмечал Шмит «то, что народы группируются по противоположности и сегодня действительна и дана как реальная возможность каждому политически существующему народу,- это разумному отрицать невозможно.
В политической сфере враг – это не просто конкурент в экономике противник в спортивных или иных состязаниях или не доброжелатель в частной обычной жизни. Здесь говоря словами Шмита, «борющиеся совокупность людей, противостоящая точно такой же совокупности». Вся история христианского мира служит наглядным подтверждением того, что христиане отнюдь не подставляли правую щеку тем, кто ударял их полевой. Более того, часто они сами выступали инициаторами войн, условно говоря, давая такие пощечины другим.
В самой человеческой природе, видимо корениться потребность иметь врага – злобного и беспощадного, и в силу этого подлежащего уничтожению. Привычка направлять свою враждебность вовне, на чужаков, привилась человеку в месте со способностью рассуждать, смеяться удивлять радоваться. Б. Паскаль приводил такую притчу, « - За что ты меня убиваешь? – Как за что, друг ты ведь живешь, на том берегу реки? Живи ты на этом, я бы и впрямь совершил не правое дело, но ты живешь по ту сторону, значит дело мое правое».
Как установлено антропологическими и этнографическими исследованиями, практика использования посторонних, в качестве козлов отпущения стара как мир. Если не было реального врага, который угрожал бы единству и сплоченности племени, то его придумывали. На этой основе уже в родоплеменных отношениях появились антитезы, мы – они, свой – чужой. В глазах представителя одного племени, представитель другого рода, племени, он не человек, а он нелюдь.
Когда в семье в коллективе, в стране дела идут плохо, слишком часто появляется искушение найти виновников всех бед. В их качестве выступают различные меньшинства религиозные, национальные и т. д., а на международной арене это государства которые якобы вынашивают планы завоевание или порабощения страны. Внешний враг в данном случае часто служит фактором, объединяющий расколотую нацию. И действительно прав был психолог С. Кин «С начало мы создаем образ врага. Образ претворяет оружие. Мы убиваем других мысленно, а затем изобретаем палицу или баллистические ракеты, что бы убить их физически. Пропаганда опережает технологию».
С окончанием Холодной войны и биполярного миропорядка этот комплекс отнюдь не исчез и не может исчезнуть. Хангтингтон в своей работе «Столкновение цивилизаций» писал о том, « что если 20 век веком столкновения идеологий, то 21 столетие станет веком столкновением цивилизаций или религий, поскольку противоречия, сложившиеся столетиями, более фундаментальны, чем различия между политическими идеологиями и политическими режимами. Следующая мировая война, если она разгорится, будет войной между цивилизациями.
Естественно, что феномен врага и отражающие его понятия не может просто так исчезнуть, они принимают лишь новые формы. А война как отмечал, Шмит «есть крайняя реализация вражды, и она представляет собой реальную возможность, покуда смысл имеет понятие врага.
Это особенно верно, если учитывать, что характерное для современного мира возрастание, с одной стороны закрытости, а с другой – открытости ведет к дестабилизации, к фрагментации и неустойчивости, восхождению толп одиночек, новых пиратов, тоталитарных сект и банд террористов, мафии и разного рода джентльменов удачи.