И, наконец, нам остается выделить временные параметры познаваемого философией бытия – прошлое и будущее:
- в первом случае наука любомудрия представлена философией истории и историей самой философии;
- во втором, – прогностикой общей и прогностикой философских проблем. Прогностика (производное от «прогноз») исследует будущее развитие, экстраполируя (распространяя) на него познанные закономерности всеобщего развития. А самой постановкой главных задач и вопросов, выяснением и предопределением их призвана заниматься специальная прогностика философского знания, предвосхищающая тем самым наиболее актуальные проблемы, как общей философии, так и частных философских наук.
Сущностные и ценностные науки одного уровня могут представлять соответствующие разделы философского знания: философию познания, философию человека, философию общества, философию природы, философию бытия. Но границы их могут меняться, подключая смежные тематические области. Так, философия человека, именуемая антропологией (или философской антропологией) может подключать и науки об обществе, а в более широком смысле и все ценностные науки, поскольку в них имеется специфический человеческий аспект (потребности личности), и теорию познания, связующую человека с самыми кардинальными проблемами его бытия[3].
Философия, изучая мир, постигает всеобщее. Использование знаний всеобщего для конкретных случаев человеческой жизнедеятельности проявляет философию как методологию. Иначе говоря, философская методология – это система результатов достигнутого всеобщего знания, предназначенная для практического и теоретического применения. Не случайно основное содержание философии видят в единстве теории познания, или гносеологии, метафизики (учения о сущности; иногда его сводят к онтологии), аксиологии (учения о ценности) и методологии.
Философия – прежде всего наука о познании. И более того, о познании познания. Философия пытается ответить на вопрос: а познаваем ли мир? Мы принимаем окружающий мир таким, каков он есть. Но во снах мы попадаем в особый мир и тоже не сомневаемся в его реальности, пока не пробудимся. Можно ответить просто: сон есть сон, а жизнь есть жизнь. Но в жизни встречаются миражи и галлюцинации. То есть можно сказать: есть истинное и есть кажущееся.
Бывают случаи, когда люди в состоянии клинической смерти (остановка сердца) попадают в иную реальность, о которой они могут поведать нам почти во всех случаях при восстановлении их сердечной деятельности. Если это тоже простое отклонение от нормы, то, как объяснить саму возможность мироощущения, когда человек по всем нормам должен быть мертв? Но что это за нормы, как они срабатывают?
В обычном, нормальном мире перед нами разворачивается многокрасочная жизнь. Мы верим в реальность красок, поскольку воспринимаем их. Но точная наука физика доказывает нам, что мир бесцветен. Предметы не имеют цвета, а отражают его. В мире нет звуков, есть колебания воздушной среды. Ее воздействие на слуховые нервы, связанные с сознанием, пробуждают ощущение, которого нет в самой действительности. Все это доказанная суть, доказанная «норма».
Резонно возникает вопрос: а насколько наши представления и ощущения мира соответствуют реальному положению вещей? Кроме того, философия вынуждена решать проблемы общего характера других наук. Это проблемы, связанные с отношениями:
- «человек и мир»,
- «сознание – реальность»,
- «психическое – физическое»,
- «кажущееся – действительное».
И чем глубже люди погружаются в суть подобных проблем, тем неожиданнее эти проблемы проявляют себя[4].
На очевидность явлений ссылаться можно и надо. Но бывает очевидность поверхностная и глубинная. К сожалению, глубины этой подчас конца и края не видно. Было уничтожено немало «возмутителей спокойствия» прежде, чем все люди поняли и убедились, что земля круглая, что она не стоит на месте. Но и по сей день, даже поняв или поверив, например, что время не всюду течет одинаково, нам это трудно представить по существу, воспринять как непосредственное. Схожая проблема имеется и в отношении восприятия и действительности, мнимой и истинной[5].
В любом случае все очевидное связано с нашими ощущениями. А сколько у нас этих ощущений? Исчерпывается ли ими реальность? Побывавшие в «иных мирах» иногда говорят о многомерной действительности. Но, оперируя нашими ощущениями в координатах трехмерного пространства, они просто не в состоянии ее охарактеризовать. Современная медицинская наука не только научилась преодолевать клиническую смерть, но все более склоняется к признанию «потусторонней» реальности и связанных с нею психических, в том числе качественно недоступных «на Земле» ощущений.
Нередко физики и физиологи делают из результатов своих экспериментов прямые мировоззренческие выводы и через них входят в сферу философского знания. Они допускают, что нет материи, а есть энергия, воздействующая на чувства; что, с другой стороны, весь окружающий мир – лишь восприятие человека, то есть «нет объекта без субъекта». Тогда насколько реален физический мир, если согласно строго научной теории относительности изначальное бытие можно представить вне времени и пространства на основе единого первоатома?
Неслучайные вроде бы сомнения в реальности бытия, вопрос о его истинном характере, возможности или невозможности его познания – вот круг проблем, лежащих у начал теории познания. Ее первый, исходный вопрос: познаваем ли мир? И второй: каковы, в случае положительного ответа на первый вопрос, пути его познания?
На вопрос о познаваемости и возможностях познания миробытия, необходимо ответить, полагаясь только на самое несомненное как начало начал для последующего познания. Еще в XVII веке великий французский философ Рене Декарт это начало определил следующим образом: «Я мыслю, следовательно, существую». Именно мыслящая личность, субъект выступил у Декарта активным началом познавательного процесса через противопоставление его предмету познания – объекту.
В следующем веке немецкий философ Иммануил Кант связал с субъектом весь исторический опыт познания человечества.
Его преемник Фридрих Гегель рассматривал познавательный процесс в нераздельном единстве, «тождестве» объекта и субъекта. Его теория познания слита с диалектикой, учением о противоречивости, раздвоенности бытия.
Философия марксизма – диалектический материализм – связывала возможности познающего субъекта с практикой, социальной и исторической деятельностью людей. Но при этом вычеркивалась положительная роль и специфика религиозного миропознания даже там, где оно имело достоверный характер. Наука, философия и религия открывают путь к истине через единый синтез своих реальных знаний.
Некоторые направления философии сводят ее к теории познания (кантианство, махизм). Правда, в новое и новейшее время появились и такие школы, которые отрицают значение теории познания, считая, что она заменяется специальными современными научными методами (психологией познания, теорией информации, теорией знаковых систем – семиотикой, математической логикой и т.д.). Частные научные методы практически исходят как из уже доказанного принципа, который теория познания считает необходимым доказать – принципа познаваемости. Реален ли предмет познания, или его заменяют разные формы восприятия и ощущения (в силу иллюзорности, фактической призрачности бытия, бытие как «устойчивый сон»), какова его (предмета познания) природа, суть его реальности и, наконец, в какой мере он доступен познанию. Вот специфические проблемы теории познания, в которых проявляется ее отличие от методов прямого, непосредственного познания, где не возникает чисто мировоззренческий аспект относительно объектов познания, знания их изначальной природы и критериев такого знания, или способов проверки.
Само понятие реальности в философии неотделимо от понятия идеальности. Оба эти понятия совмещены в упомянутом уже нами знаменитом кредо Декарта: «Я мыслю, следовательно, существую». Идеальное (в общефилософском, а не эстетическом смысле, где оно производно от понятия «идеал» и означает «совершенное») – это мыслимое, непосредственно данное. Но непосредственно данное и есть реальное. Другой вопрос: существует ли мыслимое только внутри мыслящего «Я» или мысль – отражение внешнего мира?
Если мы не отождествляем мысль и мыслимое (идеальное и реальное) и считаем, что вне нас способна существовать независимая реальность, то тогда мы нуждаемся в ее обозначении. Здесь вступает понятие материального, материи, «объективной реальности, данной нам в ощущении»[6].
Но с признанием материального начала не снимается вопрос о примате, первенстве одного из двух начал. От того, как философы решают данный вопрос, возникли варианты философской мысли и философских направлений:
- если первична материя – материализм;
- если первично идеальное – идеализм;
- если внешнее идеальное начало управляет миром – объективный идеализм;
- если внутреннее, субъективное управляет миром – субъективный идеализм;
- если материя (объективный мир) не признается – абсолютный идеализм (или «крайний субъективный»).
Объективным идеалистом был Гегель, субъективным – Кант, абсолютным – Беркли (английский философ XVII-го века).
Идеальное, сложившись как противоположность материального, стало вмещать в себя всю полноту соответствующего содержания. Оно выражает не только мысль, идею, но и субъективный мир во всей его полноте и проявлениях – жизнь, психику, сознание, дух, волю, чувство, ощущение, интуицию, рациональное и иррациональное и т.д. Отсюда разнообразие по сравнению с материализмом идеалистических вариантов осмысления миробытия.