Символизм как семиотическое явление и его гносеологическая оценка (стр. 14 из 27)

воспользовались для указания на лингвистический знак, а точнее, согласно семиологу, на то, что мы называем означающим. Произвольные знаки понимаются не в смысле adlibitum означающего, «но в значении немотивированности», т.е. произвольного характера означающего по отношению к означаемому, с которым первое не имеет какой-либо связи в действительности» (89, с. 101). При простом обозначении связь между значением и его выражением есть совершенно произвольное соединение. «Данное выражение, данная чувственная вещь или образ в столь малой степени представляют сами себя, что вызывают в представлении скорее некоторое чуждое им содержание, с которым они отнюдь не должны находиться в какой-то необходимой специфической связи» (11, с. 14). Произвольность знака-символа выражается в том, что в разных языках по-разному выражаются одни и те же эмоции, различными цветами обозначаются одинаковые явления. Но символ, повторимся, не является абсолютно условным. В искусстве символические смысл и означаемое «не безразличны друг к другу», поэтому происходит их взаимопроникновение. Однако совпадение может быть не полным, а частичным; оно передается знаком, который во внешнем выражении заключает выявляемую им идею. И в этом качестве он также должен выявлять не самого себя, а всеобщее качество, которое, он подразумевает. Третья форма отношения смысла и формы являет собой частичное несовпадение. Как и формальный знак, символ не может быть неадекватен своему значению, но он и не полностью соразмерен ему, так как «символический образ <...> содержит еще и другие определения. <...> Содержание может быть конкретным содержанием <...> и заключает в себя качества, отличные от того свойства, которое составляет значение его символа, и тем более отличные от остальных характерных черт этого образа» (11, с. 15). Символ поэтому является двусмысленным, поскольку смысл и выражение могут одновременно существовать в двух образованиях. «Обозначает и выражает ли образ только самого себя или он,

кроме того, обозначает и представляет еще нечто другое?» (там же). Таким образом, по степени мотивированности система символов сравнима с естественным языком. Это обусловлено не только иконическим элементом символа, но и естественным внутренним субъективным «отбором» формы.

Похожую мысль высказывает М.Бахтин. В книге о Рабле «неофициальные элементы речи», или «непубликуемая сфера», освобожденная от иерархии и запретов официального языка, противопоставлены ему как особый язык, которому соответствует и особый коллектив - карнавальная толпа па площади» (41, с.8). Карнавал выработал целый язык символических конкретно-чувственных форм - от больших и сложных массовых действ до отдельных карнавальных жестов. Язык этот дифференцирование, можно сказать, членораздельно (как всякий язык) выражал единое (но сложное) карнавальное мироощущение, проникающее все его формы (40, с.8). Само содержание образов гротескного тела, изученных в книге о Рабле, близко и тому кругу символов, которые исследовались Фрейдом и его школой; общее есть и в тезисе об амбивалентности площадных слов и карнавального образа. Но точка зрения Бахтина принципиально отлична от фрейдовской: он анализирует тот неофициальный народный язык, который сложился в определенных * праздничных, карнавальных, ярмарочных - ситуациях неофициального общения. Этот язык карнавала пользуется, в частности, набором символов, которые могут иметь много общего с «я-переживанием» Фрейда. Признаки условности и мотивированности символа обусловлены дихотомией знакового и образного. Следует сказать о различении понятий образ и символ. Образ есть идеальная презентация и непосредственная передача объекта. Символ является репрезентацией. По мнению отечественного философа В.В.Гриб, «знак и отражает, и обозначает предмет объективного мира. Как обладающий относительной самостоятельностью в своем развитии, он обозначает его, но

как находящийся в диалектическом единстве с образом, как материальный носитель, он отражает данный предмет» (14, с.77). Так как мышление и знак
немогут быть тождественны, то, согласно автору, абстрактно-логический
образ и знак взаимоотрицаются, но. в то же время они находятся в единстве:
«возникновение образа возможно благодаря знаку, знак же существует там,
где есть абстрактно-логический образ. Знак задан сознанию, поэтому он должен находиться в единстве с образом. С одной стороны, знак фиксирует
наиболее существенное и общее в предметах, с другой стороны, выделяет их
признаки в самостоятельное содержание, что является способностью образа.
Следовательно, проблема взаимосвязи образного и знакового в символе является проблемой диалектического отношения субъективного и объективного, познавательного и коммуникативного, условного и мотивированного.

Свойства символа как знака, как известно, могут быть
представлены в виде треугольника Фреге, элементы которого имеют друг с
другом взаимоопределяющие отношения, и благодаря которым форма символа предстает как единая сущность, т.е. треугольник разворачивается в
прямую линию. Строение знака заключается в соответствующем
расположении трех его элементов: обозначаемого предмета, или денотата,
материального носителя, или имени, и десигната, или смысла имени.

§2. Структура символического знака

В структурализме на уровне семантики символическая форма представляется надстройкой естественного языка. Символ «создается на основе некоторой последовательности знаков, которая существует до него» (6, с. 78). В результате в трехэлементной системе естественного языка, о которой говорилось выше, знак «первой системы становится всего лишь означающим во второй системе» (там же). При разнообразии материала, используемого в символизации, единство всех средств заключается в их

знаковой функции. Для наглядности французский структуралист Р.Барт приводит следующую схему:

Дело в том, что первичный элемент вторичной системы не прост, он есть одновременно смысл и форма. Как смысл означающее предполагает возможность какого-то прочтения, его можно увидеть, оно имеет чувственную реальность. Но форма в символе вытесняет смысл, «распоряжаясь им по-своему <...>. Смысл является для формы чем-то вроде хранилища конкретных событий, которое всегда находится под рукой; это богатство можно то использовать, то прятать подальше по своему усмотрению» (6, с.82). В результате смысл лишается своих независимых позиций, своего статуса и становится «буквой» или означающим. Образованию специфического символического отношения способствует регрессивный характер семиозиса. Для определения знакового интерпретанта (образа в сознании) субъект именует его при помощи другого знака, у которого есть свой интерпретант, который называется другим знаком и т.д. Таким образом, процесс бесконечного семиозиса, являющегося фундированным базисом семиотической системы, контролирует себя изнутри (82, с.48). В «Статьях по семиотике и типологии культуры» Ю.М.Лотман утверждает, что регрессивность является характеристикой не только семантической, но и парадигматической: «под этим понимается сложная устросниость бинарных оппозиций, элементы которой в идеале должны представлять и единство, и часть единства, более того, эти структуры,

находящиеся в прогрессе, включаются в высшие структуры, таким образом составляя не единство, а триединство» (41, с.48). Основное же отличие символа от знака заключается в том, .что, во-первых, символ строится на основе лингвистического знака, а во-вторых, репрезентирует не только смысл формы, но и концепт.

Семантический анализ символа, трехэлементной сущности, включает учет отношения означаемого к означающему и отношения его собственной структуры к естественному языку. Символическая особенность языковой системы заключается в том, что индивид воспринимает в качестве слов определенное сочетание звуков, природа которых остается для него неизвестной. Феномены, не поддающиеся интерпретации, он также именует символическими. В языке имя и именуемое имеют разнородный характер, что является символическим деффектом (не просто отделить суб7>скт от символического означаемого). В речи, которая является специфически организованной в собственном смысле, информация доставляется различными путями, причем у этой символической информации нет особо идентифицируемых признаков. Можно только предположить, что в одной и той же культуре механизм символической функции проявляется в одном качестве на различных уровнях. Систему символов логически можно увязать с функционированием системы языка, учитывая при этом, что она является вторичной.

В герменевтическом плане вопрос интерпретации символов необходимо рассматривать не только в виде коммуникационного треугольника адресант - агент - адресат, но и как отношение символизирующего агента и символического объекта, Для любого заданного уровня значения изменяется не само значение, а способ его адаптации и применения, В восточной и нордической мифологии «каждый символ, миф или легенда содержит четыре накладывающихся друг на друга моральных