Как видно из приведенного выше отрывка, Гумилев твердо стоит на позициях географического детерминизма, как принципа в построении теории этногенеза. Он обращает внимание на территорию (ландшафт), климат и почву, как объект обработки.
Например, говоря об отношении Киева к Византии в X веке, он отмечает: «в X веке изменились ландшафтно-климатические условия жизни народов Евразии, и в частности обитателей Северного Причерноморья. Наступила очередная вековая засуха, вследствие которой часть печенегов откочевала из Средней Азии в Низовья Днепра. Печенеги в поисках союзников вступили в контакт с Византией и стали ее союзниками, а враги печенегов и Византии мадьяры выступили союзниками славян и как могли, поддерживали их»[14,с.43]. Вновь мы видим у Гумилева на первом месте климат и его влияние на историю народов.
Таким образом, несмотря на теорию этногенеза, как фактор биологического детерминизма, Гумилев остается на твердых позициях детерминизма географического, как методологического принципа.
Гумилев, в вопросе образования Российского этноса, высоко оценивал евразийскую концепцию и, был ее продолжателем. Будучи лично знаком, с Петром Савицким и переписываясь с Георгием Вернадским. Евразийцы, разрабатывая теорию, положили в ее основание географический детерминизм как принцип, они нашли ей подтверждение в этническом, лингвистическом, философском аспектах. При этом, часто оперируя понятиями «национальный подъем, горение духа, порыв» и т. д. Гумилев дает свое объяснение этим понятиям, переводя их на научный язык своей теории этногенеза. Евразийцы не указывают причин появления этносов (помимо ландшафтных), они говорят об их развитии. Гумилев вводит понятия этногенеза, пассионарности, комплиментарности и т. д. евразийцы достаточно туманно объясняют сближение тех или иных наций и народностей, хотя приводят тому массу примеров. Гумилев перерабатывает их материал и дает научное объяснение, хотя нигде не ссылается на евразийцев, что объясняется довольно просто: «Что касается упреков мне, что я нигде не ссылаюсь в своих книгах на П. Савицкого или на ранних предшественников евразийцев – Монтескье, Бодена и др. представителей географической школы геософии, то я просто не мог этого сделать по понятным причинам - ведь существовала цензура»[17,с.15]….
Таким образом, завершая данную главу, необходимо сказать, что теория этногенеза Гумилева, о глубочайшей связи характера, обычаев и культуры народа с ландшафтами, о психологии народа с биосферой, делает его продолжателем идеи географического детерминизма как принципа в философии. Продолжателем идей как западноевропейской школы геософии в прошлом, так и идей русских геософов и в наше время.
Заключение.
В современном миропонимании существуют две разные взаимодействующие тенденции. В первом случае философы, занимаясь проблемами человечества, неизбежно «спускаются» к проблемам естествознания; во втором – естественники, обсуждая проблемы глобального характера, «поднимаются» до уровня проблем гуманитарных. Где-то посередине этих потоков и находится область геософского знания. Геософия фиксирует существование глубочайшей взаимосвязи – природы и человека. Влияние географических факторов и их роль в формировании человека постоянно меняются также как и восприятие, человеком окружающей его среды. Значит и взаимоотношения окружающей среды и человека, которые были вчера, совсем не будут походить на те, которые возникнут завтра. Примеры этого можно увидеть в мировидении геософии. Геософия поражает необычными представлениями и идеями. Поворачивая знания иной гранью, она учит нас видеть мир иначе.
Во-первых, становиться ясно, что таким сложноорганизованным системам, к которым относятся этносы, нельзя навязывать пути их развития. Скорее необходимо понять, как способствовать их собственным путям развития, как выводить системы на эти пути.
В общем, плане необходимо понять законы совместной жизни кормящего ландшафта и человечества.
Во-вторых, геософия показывает нам, как, каким образом и почему ландшафт выступает в качестве созидающего начала, конструктивного механизма эволюции, как из хаоса племен и народов может развиться новая более сложная организация. Через хаос осуществляется связь разных уровней организации. В определенные моменты неустойчивости малые возмущения могут разрастись в макроструктуры. Отсюда следует, что усилия, действия одного человека не бесплодны относительно общего движения социума. В особых состояниях неустойчивости действия одного человека могут влиять на общие процессы в социуме (роль пассионариев у Гумилева).
В-третьих, геософия открывает новые принципы суперпозиции, сборки сложного эволюционного целого из частей, что проявляется в процессах эволюции, этногенеза. Целое не равно сумме частей, оно качественно иное. Общих принципов организации понимание эволюционного целого имеет огромное значение для выработки правильных подходов к построению сложных социальных геополитических целостностей, к объединению стран, находящихся на разных стадиях развития, в мировое сообщество.
В-четвертых, геософия дает познания о том, как оперировать со сложными системами и как наиболее эффективно ими управлять. Главное – не сила, а правильная топологическая конфигурация, архитектура воздействия на сложную среду или систему. Резонансные воздействия на сложные системы очень эффективны, примером тому является геософия. Невероятно, что это свойство сложной организации было угадано еще тысячи лет назад родоначальником даосизма Лао-Цзы: слабое побеждает сильное, мягкое побеждает твердое, тихое побеждает громкое и т.п.
В-пятых, геософия раскрывает закономерности и условия протекания быстрых, лавинообразных процессов и процессов нелинейного роста; т.е. геософия рассматривает среду как носитель будущих форм организации. В довольно простых моделях возникает идея фундаментальной общности: сплошная среда потенциально содержит в себе разные виды локализации процессов. Среда является неким единым началом, которое выступает как носитель различных форм будущей организации. Внутренний механизм формирования структур и эволюции сложных структур составляет игра двух противоположных начал. Одно из начал – рассеивающий фактор самой различной природы, другое – активная среда, создающая неоднородности в сплошной среде. Поэтому сверхсложная, бесконечномерная, хаотическая на уровне элементов, среда, может описываться, как и любая открытая нелинейная среда, небольшим числом фундаментальных идей и образов, определяющих общие тенденции развертывания процессов в ней. Отсюда возникает представление о структурах – аттракторах эволюции. Если система попадает в поле притяжения определенного аттрактора, то она неизбежно эволюционирует к этому относительно устойчивому состоянию. С определенного класса начальных возмущений системы имеет место выход на эту структуру. Парадоксально, но будущее состояние системы как бы притягивает, изменяет наличное ее состояние. Будущее «временит» настоящее. В терминах геософии это звучит как «географическое задание» того или иного этноса. В одной и той же среде без изменения ее параметров могут возникать разные структуры, выступающие в качестве аттракторов, разные пути эволюции. Более того, рассматривая разные стадии развития процессов в открытой нелинейной среде, можно ожидать качественное изменение картины процессов, в том числе усложнение и деградацию организации среды. Нелинейность порождает своего рода квантовый эффект – дискретность путей эволюции нелинейных систем. То есть на данной среде возможен лишь определенный спектр путей эволюции. Если же среда становиться другой, то это приводит к качественному изменению картины процессов ее эволюции.
Геософия, основываясь на принципах синергетики, устанавливает мостики между живой и неживой природой, между целеподобностью поведения природных систем и разумностью человека. В неживом ведется поиск живого, его аналогов, чего-то подобного интуиции и т.п. в живом же – поиск неживого, того, что общее ему с неживым, что уже реформированного в неживом, в законах Вселенной.
Кроме того, исследование эволюционных процессов в мире с точки зрения инвариантно-групповых свойств дает основания предложить модель мира как иерархию различных темпомиров, зависимых, проникающих друг в друга или же независимых, параллельных. Тогда сверхразум предстает как некая стадия развития процессов в мире. Это будущее для нашего темпомира, но, вполне вероятно, существующее сегодня в другом, продвинутом к моменту обострения темпомире, с которым мы не можем наладить связь.
Последний тезис, как считает Банных, является основополагающим для синергетики. Пригожин, автор и создатель синергетики, ставит перед собой задачу не столько дать новое объяснение старой картине мира, сколько построить новую.
В этом плане первую картину мира создал И. Ньютон, открывший законы гравитации. Его модель мира – «часы». Если проводить параллели, то на этом основаны теории европейской школы геософии: Ж. Бодена, Ш. Монтескье, и русской – Л.И. Мечникова.
Далее был Эйнштейн, создавший новую картину мира – теорию относительности, являющуюся основой науки XX века. Эту картину мира, безусловно, отразили евразийцы. Они поставили под сомнение историю России – может быть Киевская Русь, а может быть империя Чингисхана, факты одни, а способов интерпретации множество… эту позицию отразил Ницше словами: «Бог умер». Все в мире науки относительно.