Согласно Дж. Беркли, вне воспринимающих духов – деятельных бестелесных субстанций – нет никаких вещей. Его идеалистический сенсуализм признаёт только то, что мы чувственно представляем. Человек воспринимает только свои «идеи» (ощущения), которые подменяют собой внешний мир. Центральное положение человеческой души Беркли обосновывает, опираясь на номинализм и применяя логический аппарат, который работает против плюрализма и абстрактных понятий. Опора на чувственное представление (понятие сводится к представлению) превращает его концепцию в онтологию сознания. Но сознание рефлексивного происхождения, а Беркли обращается к абсолютному, т.е. к субстанции (отсюда непоследовательность и, соответственно, внутренняя неудовлетворённость и колебания автора). Стремясь избежать солипсизма, он приходит к тому, что причиной идей ощущений оказывается действие «ума более могущественного и мудрого, чем человеческий» [22, c. 187]. Единичное «Я» дополняется множеством других человеческих «Я», душ, переживающих свои ощущения. Концепция сообщества воспринимающих свои ощущения духов сообщает его учению черты своего рода «коллективного солипсизма» [174, c. 109]. Дух у Беркли субстанциален, но уже в учении Д. Юма чувственное сознание теряет свою субстанциальность, «сенсуалистическая» душа закономерным образом (логически последовательно) рассыпается на отдельные психические процессы, которые некому ощущать и воспринимать (!). Сознание у Юма несубстанциально и это очень важный вывод, подводящий итог более чем двухтысячелетнему циклу исследований в понимании сознания. Протагор заявлял, что нет никакой «сущности явлений» помимо самих чувственно воспринимаемых явлений и потому сознание релятивно. Рефлексивное сознание не имеет дела с сущностью и не может её отразить. Юм дискурсировал интуитивно напрашивающийся вывод: сознание несубстанциально.
И.Г. Фихте был одним из тех исследователей, для кого уроки Юма оказались недостаточными, но который сам впоследствии интуитивным путём пришёл к сходным размышлениям. Субъективный идеализм Фихте выводит весь мир из самосознания, из «Я». Мир порождается бессознательной деятельностью абсолютного субъекта, абсолютного «Я». Это не индивидуальное «Я» и не субстанция вроде субстанции Спинозы, а нравственная деятельность сознания. Из так понятой субстанциальности выводятся субъектно-объектные отношения. Поэтому «Я» у Фихте изначально заключает в себе тождество субъекта и объекта [237, c. 75]. Их совпадение и распадение («пульсация») есть ядро его диалектики и движущий принцип мышления. В итоге, вся предметная сфера человека есть лишь продукт собственной деятельности «Я», отчуждённой от него и выступающей в качестве внешней ему действительности. Этот продукт бессознательной деятельности воображения предстаёт сознанию как ощущение, созерцание, представление, рассудок, разум. Но фихтеевское понимание онтологии сознания рациональное, то есть скорее декартовское, чем берклианское. В последние годы жизни у него появилась тенденция отхода от солипсизма и колебания в сторону объективного идеализма. Он вводит в концепцию множество конечных самосознаний (свободных индивидов), а абсолют начинает пониматься как бог.
Несмотря на то, что реальность у Фихте представлена мышлением (однокачественна) и, можно сказать, субстанцией, ибо она обладает causa sui, самодвижением («полагание – противополагание – синтезирование»), закон тождества им всё-таки нарушается, ибо действительного совпадения, тождества между абсолютным всеобщим субъектом и конечным эмпирическим человеческим субъектом не получилось. Попытка создать диалектический субстанциализм вылилась в онтологию сознания и вызвала у самого Фихте некоторую растерянность, которая и заставила его апеллировать не к знанию, а к вере. Когда Фихте пытается прийти к логически последовательным выводам, то оказывается на юмовском пути, который воспринимается им как некоторый трагический тупик, который он описывает в книге «Назначение человека». «Я отнюдь не имею права говорить: я ощущаю, созерцаю, мыслю; я могу только сказать: является мысль о том, что я ощущаю, созерцаю, мыслю». – «Я ни в чём не знаю бытия, не знаю и своего собственного бытия. Нет бытия». – «Существуют образы: это единственное, что существует. Они знают о себе как образы, которые проносятся мимо, хотя нет ничего, перед чем они проносились бы». «Я сам – один из этих образов; впрочем, я - даже не это, а только смутный образ образов. – Всякая реальность превращается в странную грёзу без жизни, о которой грезится, и без духа, которому грезится; в грёзу, связанную грезою о самой себе. Эта грёза есть созерцание; мышление – источник всякого бытия и всякой реальности, какую я воображаю, источник моего бытия, моей силы, моих целей – есть грёза об этой грёзе» [цит. по: 150, с. 97].
В ХХ веке уровень философской культуры снизился и уже многие даже далёкие от философии мыслители стали иметь предубеждение против термина «душа» из-за его религиозно-схоластических коннотаций, а также из-за того, что основываясь на эмпирическом представлении, образе понимали иногда его как обозначение субстанции, заключенной «внутри» тела. Более того, стало распространенным доплатоновское (и раннего Платона) представление о самой субстанции как подложке эмпирического мира. На этом фоне и получили развитие концепции, объединить которые можно одним названием: «онтология сознания».
Логика субстанции радикально отличается от эмпирической логики сознания. Само сознание, в отличие от целостности субстанции, есть лишь её частица (невсеобщее, частное, случайное), область рефлексии, область совершенно несущественная для субстанции, не оказывающая не неё в своей рефлексии никакого влияния. Сознание, в отличие от целостности субстанции-идеи, это «то знание, которому присуще возникновение», - утверждает Платон [«Федр», 247d - е], или, как говорит Гегель, это «дух, который охватывает лишь явления», дух, «погрязший во внешнем» [60, с. 79]. Логика субстанции пользуется содержательными понятиями, которые отличаются от понятий привычных для обыденного мышления. С точки зрения обыденной логики диалектическое понятие алогично, однако оно организовано бессознательным, интуицией по определённым законам и потому отражает объективное. Понятие, как продукт сознания, не тождественно бессознательному (то есть своему денотату), как слово не тождественно вещи, которую обозначает. Парадокс диалектического понятия состоит в том, что не будучи конкретно-всеобщим по своей природе (в которой оно всегда есть бессодержательное обобщение), оно тем не менее организовано так, что «поднимается» до этой всеобщности и даёт адекватное представление о ней, понимание её.
Эмпирическая психология отождествляла сознание с содержанием сознания (ментальностью) и редуцировала его к эмпирическому мышлению. Затем возникла феноменологическая, или интенциональная, концепция сознания и структурно-символическая концепция. Эта последняя предполагает содержанием сознания фундаментальный закон, отражающий суть бытия «означающего», то есть нечто неимманентное сознанию [98]. Все указанные концепции сознания пытаются вскрыть его эмпирическую сущность, но с позиций субстанциальности души сознание выступает как несущественное по отношению к ней.
§ 2. Диалектическое бессознательное
Неосознаваемые процессы в психике человека ныне принято считать опорой мистических и иррационалистических концепций во всей истории философии [118]. При этом всё реже вспоминают о том, что эти же процессы легли и в основу диалектического субстанциализма. С них он начинается и если бы не резкий крен в сторону мистики и иррационализма, затормозивший развитие классики в XIX - XX веках, иррациональное уже бы потеряло опору в неосознаваемых процессах. С этой точки зрения так называемый кризис рационализма сегодня нужно отнести к издержкам эмпирического исторического процесса, к фактору более субъективному, нежели объективному.
На роль неосознаваемых процессов в психике человека обратили внимание очень давно. Так, в толкованиях «Вед» понятие «праны» является бессознательным началом психических актов. Бессознательное в буддизме - нирвана, транс, йога. Как на интеллектуальную интуицию, или врождённое знание, на неосознаваемое опирались древние греки. Н.О. Лосский говорит: «Струя интуитивизма, ведущая от Аристотеля через средневековую философию вплоть до современной неосхоластики, по-видимому, никогда не замирала в истории философии» [150, c. 140]. Однако впервые об интуитивном знании чётко сказал не Аристотель, а Платон в учении об «анамнесисе» (знании-воспоминании). Так, на примере разговора Сократа с мальчиком-рабом [«Менон»] Платон стремится показать, что новое знание по существу является продуктом особой формы инобытия, символизирующей бессмертие души и являющейся носителем «вечных истин». Эта же мысль проводится им в «Федоне» и «Федре». Неоплатоники тоже говорят об «умном видении» (интеллектуальной интуиции). Бессознательное у них имеет огромную силу, выступает даже как рок (у Прокла Диадоха).
Фома Аквинский (в учении об откровении), Лейбниц, Шеллинг, Фихте, Шопенгауэр, Э. Гартман и мн. др. считали бессознательное первичным (по отношению к сознанию) регулятором человеческого поведения. Лейбниц, например, полагал, что все явления сознания возникают из бессознательной жизни. Возможность рационализации бессознательного ставится под сомнение Шеллингом, у которого оно выступает как вечное стремление души вырваться на волю, к постоянно возрастающему сознанию. У Шопенгауэра бессознательное - это не интеллектуальная интуиция рационалистов, а воля, источник жизни, которой противостоит беспомощное сознание. В волюнтаристском духе понимал бессознательное и Э. Гартман. Связь неосознаваемого с процессами, не относящимися к разумному мышлению отмечали не только философы. В настоящее время большинством психологов признаётся, что поведение и сознание находится под влиянием неосознаваемых процессов, а умственная деятельность лишь иногда осознаётся, но чаще протекает бессознательно [25, c. 174]. З. Фрейд, предлагая структурно-пространственную модель психики первоначально выделял сознание, предсознательное и бессознательное. Причём, что касается предсознательного и бессознательного, то он полагал, что их можно объединить и говорить о бессознательном в широком смысле слова. В.В. Юрчук выделяет три слоя неосознаваемого: 1) надсознательный феномен (сверхсознание); 2) неосознаваемые мотивы; 3) процессы подпорогового восприятия [260, c. 43]. Кордуэлл оперирует терминами «подсознание» и «предсознание» [116]. Структура личности по Ю.Д. Железнякову, Э.А. Абрамяну и С.Т. Новиковой включает в себя сверхсознание, сознание, подсознание, бессознательное [см.: 112, с. 345]. В.Р. Ирина и А.А. Новиков приходят к выводу, что различные исследователи вкладывают неодинаковый смысл в процессы предсознательные, досознательные, подсознательные и неосознанные [100, c. 96, 105]. На наш взгляд в первую очередь нужно различать категории неосознанного и бессознательного (ещё Л.С. Выготский считал, что «есть большая разница между бессознательным и неосознанным» [44, c. 246]), а также выделить подсознательное и процессы подпорогового восприятия. В принципе этого достаточно для анализа функции психики.