Анаксагор (500-428 до н.э.) также стремится согласовать представление о вечности и нетленности истинного сущего с изменениями, движением и множеством вещей, о которых свидетельствуют органы чувств. Но из представления о единой субстанции, даже активной, качественное многообразие изменчивых вещей, справедливо считает Анаксагор, не объяснишь. Поэтому первичными элементами мира он объявляет бесконечное качественное многообразие элементов «семян вещей», позже названных гомеомериями. Их различное сочетание, по Анаксогору, образует вещи. Движущей силой соединения и разделения частиц он объявляет мировой «Ум» («Нус»). В исходном состоянии мира, по Анаксагору, все вещи были смешаны, только «Ум» не был смешан ни с чем, и существовал сам по себе. Затем «Ум» коснулся смеси и в ней возникло круговое движение, из него – плотное и редкое, теплое и холодное, светлое и темное, сухое и влажное. В дальнейшем путем сгущения выделились облака, из облаков – вода, из воды – земля, из земли – камни. Небесные светила, по Анаксагору, тоже суть камни, захваченные круговым движением эфира. Солнечные затмения объясняются прохождением Луны между Землей и Солнцем. В природе господствует необходимость, так что «Судьба» - это лишь пустое слово.
2. Антидиалектика элейцев
Философы элейской школы (Южная Италия) особенно Парменид (конец VI – V век до н.э.) и его ученик Зенон Элейский (около 490 – 430 до н.э.) были, пожалуй, первыми, кто обратил внимание на слабость наивной диалектики.
Мир, по Пармениду, - это вещественный шар, в котором нигде нет пустоты, и, следовательно, движение вещей в нем невозможно, так как в мировом пространстве они плотно пригнаны друг к другу, как кубики в детской коробке. Видимое, чувственное движение – это обман органов чувств. Представление о движении и изменении – это лишь «мнение смертных».
Ученик Парменида Зенон выдвинул ряд доводов в защиту его учения. Своими апориями (логическими затруднениями) «стрела» «Ахиллес и черепаха» и др. он наглядно продемонстрировал, что всякая попытка мыслить движение приводит к неразрешимым логическим противоречиям. Так, движущая стрела находится в какой-то миг в какой-то точке пространства. Но если она находится в этой точке, то она покоится. Тогда выходит, что движение стрелы должно складываться из бесконечной суммы покоя, что абсурдно. Значит, движущая стрела покоится.
И тем не менее парадоксальность рассуждений Зенона (движущая стрела должна покоиться, быстро бегущий человек Ахиллес должен видеть самое медленное животное черепаху постоянно впереди себя и т. д.)поражали воображение, заставляли искать способы устранения затруднений и стимулировали развитие логики, диалектики, математики.
3. Софисты
Софисты не представляли собой единой школы. Общим для них было, пожалуй, то, что они стремились к опровержению диалектики, истолковывая ее в духе крайнего релятивизма. Если истинен тезис Гераклита «panta rei» («все течет») говорил Кратил (вторая половина V начала VI вв. до нашей эры), то знание о мире вообще невозможно. Пока мы что-то высказываем о какой-то вещи, она изменяется и уже не отвечает тому, что о ней высказывалось. И если Гераклит учил о том, что нельзя дважды войти в одну и ту же реку, то, по Кратилу, в нее нельзя войти и один раз.
По Протагору (480-410 до н.э.), все меняется каждое мгновение; о чем-нибудь можно сказать как что-то одно, так и что-то другое. Значить, делает вывод Протагор, «человек есть мера всех вещей, существующих, что они существуют и несуществующих, что они не существуют». Этот тезис Протагор распространял и на религиозную область. «О богах я не могу знать ни того, что они существуют, ни того, что их нет, ни того, каковы они по виду». Правда, в этике и политике, по видимому, Протагор был не очень склонен последовательно проводить свой релятивизм. До нас дошло его рассуждение о том, что если мы не знаем истины, то мы можем знать, что полезно.
В спорах со своими противниками софисты часто сознательно прибегали к различного рода логическим уловкам, стремясь во чтобы то ни стало навязать свое мнение (известен софизм «Рогатый», его суть: «То, что ты не терял, то у тебя есть: рогов ты не терял: значит, ты рогат». Но этот силлогизм направлен, потому что термин «потеря» в обеих посылках имеет разный смысл). Это дало Аристотелю повод назвать софистов мнимыми учителями мудрости, а нашим современникам употреблять термин «софистика» в негативном смысле, для обозначения попыток любыми ухищрениями доказывать заведомо ложную точку зрения. Но подобные оценки софистов весьма спорны. Именно софисты были первыми учителями мудрости и способствовали распространению философских взглядов. Именно они поставили в центр философии проблему человека. Наконец, их логические ухищрения, ставившие в тупик оппонентов, стимулировали логические исследования и дали возможность тому же Аристотелю создать науку о нашем мышлении – логику.
4. Атомистическое учение Демокрита
Нападки на диалектику со стороны элеатов и софистов явилось причиной дальнейшей разработки учения о субстанции и движении. Надо было объяснить, что бесконечная делимость сущего имеет определенные пределы. Имеются элементы, которые хотя и исчезающе малы, все же не могут рассматриваться как не имеющие величины. И это было сделано атомистами, Левкиллом (500-440 до н.э.) и в особенности его учеником Демокритом (460-370 до н.э.).
Согласно учению Демокрита все состоит из атомов – вечных неделимых, мельчайших кирпичиков мироздания. Они непрерывно движутся в пустоте и сцепляясь между собой образуют чувственный мир вещей (вероятно, эта гипотеза была высказана из наблюдения пляски пылинок в луче солнечного света, проникающего в темную комнату, и применения к этому наблюдению воображения). В мире нет ничего, чего нельзя было бы объяснить движением атомов, учил Демокрит. Все совершается по необходимости. Эти взгляды закладывали основы современных наук, открывали объективную основу их единства и высоко ценятся современными учеными.
5. Проблема несовпадения сущности и существования. Объективный идеализм пифагорейцев
Наивная диалектика милетцев и их последователей вскрывала объективные основы единства чувственного мира. Атомистическое учение, отрицая за атомами способность делиться, объясняло почему сущее, хотя и разложило на бесконечно большое число элементов, все же не превращается в ничто. Но ни наивная диалектика, ни атомистика не объясняли, почему каждая вещь не просто существует и изменяется, а делает это своеобразным, только ей присущим образом. Это неизбежно наталкивало на мысль, что за каждым внешним чувственно воспринимаемым существованием и изменением скрывается нечто такое, что недоступно чувственному созерцанию, но, тем не менее, определяет бытие вещей и явлений. И это нечто, этот задний план стали пониматься как сущность.
Проблема открытия и анализа сущности, пожалуй, впервые была сформулирована школой пифагорейцев, основателем которой был математик и философ Пифагор из Кротона (приблизительные даты жизни 571 – 497 до н. э.).
Пифагорейцы, вообще говоря, не отрицали фундаментального характера таких стихий, как земля, вода и т. д. Но основное внимание они обращали не на сами стихии, а на их оформлении, на их арифметическую и геометрическую структуру, которую они связывали с числами. Это был величайший вклад в сокровищницу мировой науки, так как закладывал основы математического естествознания. Но учение пифагорейцев о числах было во многом мистическим. Числа, в отличии от первоначальных природных стихий, сущности идеальные. И они объявлялись принципами, первопричинами вещей: вещи своеобразны, потому, что своеобразна их арифметическая и геометрическая структура. Тем самым идеальное число принималось за образец творения мира. Гармония космоса стала мыслиться как гармония чисел.
6. Учение Сократа
Если для пифагорейцев главное найти сущность бытия, то для Сократа (469-399 до н. э.) главное – объяснить сущность человеческих поступков. Человек, считает Сократ, может познать, лишь то, что в его власти. Над природой он не властен, и ему, поэтому остается познавать самого себя. Познай самого себя, неустанно повторял Сократ своим ученикам (учение Сократа дошло до нас по записям его учеников). Цель самопознания – научиться доброчестной жизни, ибо невозможно, по Сократу, чтобы человек, зная как поступать хорошо, поступал бы дурно. Но самопознание, по Сократу, может начаться только с сомнения в своих собственных знаниях. Отсюда его другой знаменитый тезис: «Я знаю то, что ничего не знаю».
Истинное знание, считает Сократ, достигается лишь в диалоге, споре. Чтобы в них могла родиться истина, собеседники должны следовать специальному сократическому методу: надо задавать собеседнику вопрос за вопросом и привести его к признанию собственной неосведомленности, а затем уже надо раскрыть истинное значение этических категорий, составляющих предмет спора. При этом всеобщие этические понятия должны определяться путем сопоставления ряда частных случаев, то есть индуктивным путем. В заключении диалогическое мышление должно подразделять понятия на роды и виды, им должны даваться строгие определения, т.е. за явлениями (частными случаями) должна усматриваться сущность.
7. Объективный идеализм Платона
Ученика Сократа Платона (424-344 до н.э.) не устраивает во взглядах учителя главное: признание того, что сущность вещей не познаваема. Возможность достижения знания о вещах он доказывает следующим образом: он констатирует, что вещам соответствуют в душе человека определенные понятия. И хотя вещи могут иметь изъяны и меняться (например, реальные яблоки, груши могут иметь червоточины, сгнивать и т.п.), но понятия о них остаются постоянными и совершенными и сохраняются от поколения к поколению. Затем он демонстрирует, что знание о вещах (понятия о них) может содержаться в душе человека даже тогда, когда он о них ничего не подозревает (мальчика, не сведущего в геометрии, например, можно посредством сократовского метода привести к доказательству теоремы, что сумма углов треугольника равна двум прямым). Объяснение этого факта Платон ищет в признании существования особого мира идей, стоящего над миром вещей. В этом мире идей пребывает душа человека до вселения в тело (ее существование Платон специально доказывает в диалоге «Федон»),и созерцает их. После вселения в человеческое тело она все начисто забывает, но забытое она может вспомнить, если использовать сократовский метод.