Изменения в социальных идентификациях россиян (стр. 3 из 3)

Осознание собственных сил в соотнесении с новыми возможностями и надеждой на будущее, отмеченные в дореформенные годы, в 1993 году ослабевает: люди понимают, что в одиночку сделать что-либо практически невозможно. По-видимому, проявляется экстернальность другого типа, направленная не в сторону государства, а к коллективным солидарностям, основанным на корпоративных интересах, но связанных с потребностью достижения прежде всего индивидуальных целей. В этот период формируются солидарности гражданского общества, возникают различные движения и ассоциации: союзы потребителей, общество защиты воинов-афганцев, свободные профсоюзы и др.

4. Январь 1997 — май 1998 года. Четко наметилась тенденция усиления групповых идентификаций в целом. По всем категориям процентные различия значимы. Возможно, это является индикатором улучшения положения дел в обществе (напомним, речь идет о периоде до финансового и политического кризиса в августе 1998 года), что вызвало более структурированное восприятие социальной реальности. Соотнесение себя с людьми той же национальности достигает к 1998 году своего максимума за все время наблюдений. Идентификации по национальному признаку, становятся одними из доминирующих в иерархии. Сказанное справедливо и в отношении идентификаций по имущественному признаку (с людьми такого же достатка).

Полученные результаты можно трактовать с точки зрения нескольких подходов. Н.Ф. Наумова считает, что система власти и контроля практически не оказывает на людей контролирующего воздействия, поскольку доверие к властным структурам, да и к институциальным нормам снизилось [8]. Это естественная реакция на кризис социальных институтов, призванных обеспечить защиту граждан и интеграцию индивидов в общую систему. Н. Луман показал, что с возрастанием сложности системы снижается доверие к ее способности внутренне контролировать действия. При отсутствии таких условий или их слабой выраженности высокий уровень недоверия к системе компенсируется повышением доверия, основанного на межличностных связях и сильных "партикуляристских идентичностях" [9]. Как только доверие к системе, и без того ослабленное, подрывается колебаниями самой системы, снижается связность в обществе. И соответственно, наоборот, в относительно стабильной системе связность общества возрастает, что, возможно, демонстрируют данные замера 1998 года, зафиксировавшего стремление идентифицироваться буквально со всеми группами.

Доминирование в групповой идентичности повседневных практик — вполне естественная картина и для западных обществ, и в этом смысле российское общество мало чем от них отличается. К сожалению, мы не располагаем данными предшествующих лет по России и другим странам, чтобы адекватно интерпретировать этот факт в межстрановом сравнении и на длительном временном отрезке. Обобщая результаты исследованияс учетом предложенной Н.Ф. Наумовой схемы формирования жизненных стратегий [8], выделим стадии формирования идентификаций и соответствующие им доминирующие механизмы (табл. 4).

Таблица 4

Стадии формирования социальных идентификаций

Годы	Внешние явления	Социальный уровень	Идентификации	Механизмы идентификации
Кризис
1992	распад СССР	размежевание по признаку принимаемых людьми ценностей и политических убеждений	Кризисно-диффузные идентификации в отношении гражданства и государства, относительно высокие показатели идентификаций в отношении политических и ценностных ориентаций	Эмоционально окрашенная нравственно-экзистенциальная категоризация
1993	"шоковая терапия", кризис власти	усиление аномии, недоверие политическим и общественным институтам	"сворачивание" идентификаций	"идентификационный эскапизм" простое дихотомическое противопоставление "мы—они"
Адаптация
с конца 1993 по 1994	разрешение кризиса власти	восприятие необратимого исторического сдвига, начало адаптационных процессов, формирование жизненных стратегий, отчуждение от сферы политики, недоверие политическим и общественным институтам	восстановление идентификаций, ослабленных кризисом	нравственная категоризация; идентификации от противного "мы — не они"
Стабилизация
1997—1998	относительная стабилизация в политике, экономические реформы, стабильный курс национальной валюты	привыкание к новому миропорядку (восприятие его как данность), усиление социальной дифференциации, интенсивное формирование жизненных стратегий	общее усиление идентификаций, рост национальных, поселенческих идентификаций, идентификаций по имущественному признаку, снижение идентификаций по политическим взглядам	более рационализированное восприятие своего места в социальном пространстве, в частности, в системе имущественной дифференциации

Социально-экономические трансформации сопровождаются ломкой групповых идентичностей в периоды острого кризиса, но люди стремятся восстановить свой жизненный мир сопричастностью близким, "своим". Как только острый кризис минует, идентификационная пирамида тяготеет к той, что стала привычной. С точки зрения психологии человека, было бы ошибкой видеть в процессе утраты самоидентификации просто один из случаев дезинтеграции личности. По словам П. Бергера, правильнее смотреть на этот феномен как на реинтеграцию, не отличающуюся в своей социально-психологической динамике от становления былой самоидентификации.

Базисные социальные идентификации на протяжении всех постсоветских лет (а, возможно, и ранее) связаны с первичными общностями. Это близкие, коллеги, сверстники, земляки, люди той же национальности, а в последние годы — люди того же достатка. Этот базисный комплекс дополняется ценностно-мировоззренческим, основанным на предпочтении "своих" по духу, взглядам на жизнь и политическим убеждениям. Как правило (если судить по результатам факторного анализа), в массовом сознании присутствует противопоставление частного и публичного, идентификаций с близкими в сочетании с общественно-политической пассивностью, с одной стороны, и политических идентификаций — с другой. Реализация интересов, направленных на поддержание приемлемого уровня жизни своей семьи, и отчуждение от общественно-политической сферы — признаки автономной от политических событий страны жизни граждан. Неотчетливы гражданские идентификации.

Конфигурации идентичностей связаны с ориентацией на определенные адаптационные стратегии, которые, в свою очередь, у различных социальных групп выражены в разной мере. Именно жизненные стратегии дифференцируют российское население: выживание или стремление к достижениям. В этой плоскости происходит формирование новых социальных идентичностей через соотнесение с "проигравшими" или "выигравшими" в ходе реформ. Первая тенденция прослеживается у тех, кто испытывает трудности самоопределения и адаптации к новым условиям и обращается за поддержкой в советское прошлое. В их "мы-концепцию" неизменно входит категория "советские люди". Другая стратегия характерна для тех, кто вполне адаптировался к переменам, проявляет активность и стремление к успеху, живет настоящим.

1 Величина выборки 2 тыс. человек, средняя ошибка выборки 3%.

2 При анализе результатов использовалась градация "позитивная идентификация", если респондент выбирал ответы "часто" и "иногда", и "негативная идентификация", если отмечался вариант "практически никогда".

3 Заканчивая предложение "наше общество делится на...", респонденты чаще всего выбирают вариант "на богатых и бедных" [4].

Список литературы

Левада Ю.А. Социальные типы переходного периода: попытка характеристики // Экономические и социальные перемены: мониторинг общественного мнения.1997. N 2. С. 9.

Социальная идентификация личности / Под ред. В.А.Ядова. М: Изд-во Института социологии РАН, 1994.

Hogg M. A., Abrams D. Social identifications. A social psychology of intergroup relations and group processes. London: Routledge, 1988.

Климова С.Г. Изменения ценностных оснований для идентификации (80-90-е годы) // Социологические исследования. 1995. N 1.

Дробижева Л.М, Аклаев А.Р., Коротеева В.В., Солдатова Г.У. Демократизация и образы национализма в Российской Федерации 90-х годов. М.: Мысль, 1996. С. 309.

Smith A. National шdentity. London: Penguin Books, 1991.

Советский простой человек: опыт социального портрета на рубеже 90-х / Под ред. Ю.А. Левады. М.: Мировой океан. 1993.

Наумова Н.Ф. Жизненная стратегия человека в переходном обществе // Социологический журнал.1995. N 2.

Luhmann N. Trust and power. Chichester: John Wiley. 1979. P. 90.