Открытость молодежных общественных объединений (стр. 6 из 8)

– Вы знаете, его это не интересует. Я не переключаю такие звонки.

В 32 из 185 случаев, или 17%, интервьюер не успевал задать следующий вопрос, поскольку абонент обрывал коммуникацию. Р. Скотт замечает, что зачастую детали и особенности работы рядовых членов организации не контролируются, руководство лишь определяет характеристики ожидаемого результата [32, p . 233]. Положенная на полуслове трубка — наиболее радикальный способ прекращения нежелательных разговоров, хотя с точки зрения руководителя это может быть не лучшим вариантом.

В 146 случаях удалось непосредственно поговорить с руководителями молодежных объединений. В 60% этих бесед были получены однозначные ответы о возможности или невозможности их участия в опросе, в 40% — требовалось сделать дополнительные звонки. Большинство руководителей утверждали, что не могут планировать встречу более чем на два три дня вперед, и даже при их согласии дать интервью требовались дополнительные контакты, иногда приводившие к переносу встречи:

– Как вы, завтра настроены на интервью?

– Я пока не знаю. Позвоните мне завтра в десять утра. У меня встреча с одним ученым по поводу инвестиций, но я не знаю, выберу ли время. Скорее всего даже и нет.

– А в пятницу?

– Ну, я еще не знаю. Позвоните мне, хорошо?

– Да, договорились.

В отличие от Красноярска, где встреча с представителем Института социологии РАН определялась как значимое событие, в Москве участие в интервью обычно планировалось по остаточному принципу. Возможно, это стало одной из причин увеличения, по сравнению с первым экспериментом, количества телефонных звонков, необходимых для связи с руководителем организации. Если в Красноярске нужно было сделать в среднем пять звонков, то в Москве — уже восемь (σ = 5,4). Причем на получение отрицательного результата, то есть на разговоры с людьми, которые отрицали какое-либо отношение к молодежной организации и не могли сообщить никакой дополнительной информации, уходило в среднем семь звонков (σ = 6,1), в Красноярске как правило на это требовалось не более двух.

Коммуникативная доступность

Первый эксперимент. Интервьюер смог поговорить с руководителями 33 организаций; координаты 13 из этих организаций содержались в исходной базе данных (ситуация 1, рис. 3), а 20 были получены в ходе поиска (ситуация 4, рис. 3). В разговоре с репрезентантами требовалось выяснить два вопроса: (1) существует ли в настоящий момент искомая организация, (2) согласен ли представитель организации встретиться и дать интервью о ее настоящем или прошлом. В результате опроса построена схема коммуникативной доступности (рис. 6).

В первую очередь нас интересовали существующие на момент исследования организации 10 , коммуникативно закрытые по отношению к внешнему, отличному от присущей им институциональной среды, субъекту (об этом говорит отказ их руководителей встретиться с интервьюером). Организации, которые уже не функционировали, представляли интерес с точки зрения причин их закрытия и особенностей работы в прошлом. Отказ репрезентанта ныне неработающей организации от интервью означал невостребованность прошлого опыта; согласие на интервью показывало, что проблемы общественных молодежных организаций для него по-прежнему актуальны или что он по крайней мере интересуется данной тематикой.

Из 33 организаций, с руководителями которых удалось связаться, на момент опроса 26 функционировали и 7 — нет. Ни один из руководителей существующих организаций не отказался от дальнейшей коммуникации.

Репрезентанты не существующих более молодежных объединений, как правило, отказывались от дальнейшей коммуникации (5 из 7 человек), аргументируя отказ бессмысленностью такого общения. Из непродолжительных разговоров можно выделить три причины распада этих организаций:

(1) отсутствие перспектив в развитии молодежных объединений: "Любой создает организации прежде всего под себя. Молодежь просто хочет засветиться, а конкретные дела ее не волнуют. Вот слышали об организации "Молодежь XXI век"? Сейчас ее руководитель в Администрации. Так как у меня нет цели попасть в Администрацию, я молодежными организациями заниматься не буду";

(2) отсутствие финансирования: "Зачем нужна организация, если финансирование никто не даст?";

(3) уход руководства: "Дело в том, что те, кто ее организовывал, уже выпустились, то есть она уже давно не существует".

Руководители двух организаций, прекративших свое существование, согласились дать интервью. Их заинтересованность в коммуникации определяется тем, что, перейдя в другие организации, они остались в секторе молодежных общественных объединений.

Таким образом, 5 из 32, или 16%, организаций, с руководителями которых удалось связаться, оказались коммуникативно закрытыми, или недоступными. По отношению к общему количеству организаций отказ от интервью получен в 8% (5 из 63) случаев.

Второй эксперимент. Руководители действующих организаций обычно соглашаются участвовать в опросе: из 146 звонков согласие получено в 111 (76%), отказ — в 19 (13%) и неопределенный ответ с просьбой перезвонить позднее — "я не готов сейчас ответить вам, мне нужно посоветоваться со старшими товарищами, позвоните завтра", или "честно говоря, мне некогда сейчас, я занята, позвоните попозже, а лучше найдите другую организацию", или "давайте потом, мне сначала надо во всем этом разобраться" — в 16 (11%). Столь высокая степень доступности наряду с отказом других членов организации общаться с интервьюером подтверждают гипотезу о тенденции к персонификации и монархическому стилю управления в молодежных объединениях. Контроль информационных потоков — основной источник власти [33]. Если же презентационная деятельность — представление организации внешнему окружению — прерогатива исключительно руководителя, это говорит об отсутствии у других членов организации не только соответствующих полномочий, но и доступных им информационных каналов.

В 10 из 16 случаев руководители предлагали перезвонить другому человеку, ссылаясь либо на его большую осведомленность, либо на собственную загруженность: "Дело в том, что я сейчас сложил с себя полномочия председателя. Сейчас там есть исполняющий обязанности председателя, и она в курсе всех дел. Я считаю, что было бы более правильно поговорить с ней".

Руководители молодежных организаций практически всегда адекватно воспринимали просьбу дать интервью. Отказы аргументировались отсутствием интереса или целесообразности общения. Лишь один раз телефонный разговор между интервьюером и респондентом привел к когнитивному диссонансу:

– Российская академия наук проводит исследование молодежных организаций. Не могли ли вы в связи с этим дать интервью о Российском молодежном политехническом обществе, которое вы возглавляете?

– Я не понял, причем здесь Академия наук и интервью?

– Российская академия наук проводит исследование молодежных организаций, поэтому проводятся интервью.

– Если вы на таком уровне работаете, то пишите официальный запрос на имя ректора Московского государственного технического университета имени Баумана на бланке Академии.

– Извините, а что должно быть указано в этом запросе?

– Спуститесь в канцелярию, вам там все объяснят. И вообще, это домашний телефон, кто вам его дал?

– Управление юстиции.

– Они вам не имели права давать этот телефон. Это домашний номер. Все. Разговор окончен. (Положил трубку.)

Данный разговор иллюстрирует утверждение Н. Лумана о невозможности коммуникации [34, p . 123-124]. Во-первых, индивидуальные особенности человека не позволяют ему адекватно понять вопросы другого. Сообщение может быть осознано лишь в соотнесении с представлениями индивида [35, p. 28-29], поэтому понимание всегда контекстуально. Домашняя обстановка, текущие разговоры с членами семьи или просмотр телевизионной программы могут приводить к непониманию сообщения, его ложной интерпретации. Во-вторых, вероятность контакта с представителем организации чрезвычайно низка, если имеется всего один номер телефона. В-третьих, если даже контакт установлен и абонент понял сообщение, он может посчитать его неуместным и прервать коммуникацию.

Если отказ от интервью означает прекращение коммуникации с респондентом, то согласие на интервью зачастую требует дополнительных звонков для уточнения времени или места. Иногда такой дополнительный звонок приводит к отказу от интервью. Всего согласие на интервью получено у 52 руководителей (среднее количество звонков равно двум, σ = 1,6), четверо из них при повторных звонках отказались участвовать в опросе: " Знаете, я подумал, я не могу, наверное, с вами встретиться. Если бы сделать материал отдельный какой-то, чтобы потом его вы оформили, сделали выводы по организации, опубликовали. А так участвовать в опросе не интересно. Ведь обычно все занимаются своими делами, а не строительством цивилизованного досуга. Везде одно и то же: деньги — помещение, помещение — деньги ". Руководитель одной организации отказался от участия в опросе уже тогда, когда была назначена встреча и интервьюер пришел в офис молодежного объединения:

– Я бы не хотел давать интервью. Понимаете, у меня уже столько всяких интервью было. Вот пусть ваш институт сделает доброе дело и поставит нам дверь, проведет воду.

– Институт же не ЖЭК, он не занимается коммунальными работами.

– Так пусть сделает хоть раз в жизни доброе дело. Вы извините, что я вас подвел. Когда я по телефону разговаривал, я был готов. Но потом мне так обидно стало, что все эти интервью без толку.

Неопределенные или отложенные ответы на вопрос в двенадцати случаях привели к согласию и лишь в четырех к отказу от интервью. Подобная неустойчивость коммуникативного поведения частично фальсифицирует проведенную ранее четкую границу между коммуникативной доступностью и закрытостью (рис. 6 ). Погрешность отнесения организации к той или иной группе связана с контекстуальными факторами, влияющими на формулировку ответа. В нашем случае эта погрешность равна 8% (4/52).