* Сказка – ложь, да в ней намек: осваивая, например, сказку о дедке и репке, ребенок осваивает вместе с тем и один из законов диалектики, закон перехода количества в качество.
Напротив, эзотерическое знание отражало самоцельное стремление его носителей к углублению этого опыта, – оно фиксировало такие уровни опыта, осваивать которые "непосвященным" не было необходимости, да было и не под силу. Это было своего рода "упреждающее" знание, которое обеспечивало развитие человеческих сообществ: по мере того как общественная практика оказывалась перед необходимостью осваивать новые рубежи отношений с миром, на поверхность выходили эзотерические глубины, отразившие опыт освоения этих рубежей отдельными людьми.
Усложнение общественной практики было связано с усложнением социальной структуры общества, – с кастовым, а затем и внутрикастовым разделением труда. В числе основных каст выделилась и каста "хранителей Знания". Объединение усилий отдельных эзотериков в рамках касты привело к резкому умножению эзотерических знаний, что послужило причиной дальнейшего дробления " Золотого Яйца": поскольку один человек был уже не в состоянии вместить всю полноту Знания, члены касты начали специализироваться, посвящая себя преимущественно какому-то определенному аспекту эзотерического наследия.
По мере возникновения общественной потребности в том или ином из этих аспектов, последний экзотеризировался, окончательно отделяясь от первоначальной синкретической целостности: складывался соответствующий социальный институт, функция которого состояла отныне в сохранении и развитии данной конкретной области знания. Так образовался ряд наук, утративших свою былую эзотеричность – астрономия, математика, медицина и т.д. Экзотеризированные знания уже не противостояли никакому скрытому истинному знанию о своем предмете и поэтому вообще выпадали из предшествующей схемы деления знания на экзо- и эзотерическое. Вместе с тем на каждом из этапов экзотеризации первичного Знания оставался некий "эзотерический осадок", безотносительный к нуждам общественной практики.
* * *
Качественно новый этап экзотеризации связан с формированием монотеистической христианской религии, пришедшей на смену многобожию языческих мифов, которые оказались неспособны обеспечивать функционирование человеческих сообществ в новых исторических условиях.
Развиваясь, люди переросли зафиксированный в мифе уровень отношений с миром, вследствие чего лишились идеальной модели действительности – модели, которая прежде объясняла и оправдывала их действительный образ жизни, а также вдохновляла к его воспроизводству. Страх перед богами становился все менее эффективным регулятором поведения индивидов, и они проявляли все большее легкомыслие по отношению к заповеданным богами нормам человеческого общежития: поведение их становилось все более произвольным. Это неизбежно вело к утрате стабильности общественной системы в целом, ведь ее устойчивость, да и само ее существование на любом этапе истории обусловлены не чем иным, как определенной взаимосогласованностью поведения отдельных индивидов.
Согласованность поведения членов человеческих сообществ обеспечивается выработанной этими сообществами идеологией – совокупностью идей, призванных формировать у людей типовое мировоззрение, то есть картину мира, центральным элементом которой является система ценностных ориентиров человеческой жизнедеятельности. Ценностная структура идеологии отражает социальную (функциональную) структуру данного общества. Важно, однако, что идеология не только отражает мир человека, но и творит его. Конструктивная роль идеологии, этого по видимости иллюзорного отражения социальной действительности, становится очевидной в периоды идеологических кризисов – периоды выпадения идеологической функции.
Когда человеческое сообщество перерастает в своем развитии собственные формы, когда члены его сознают, что боги, волю которых они исполняют, – это всего лишь сказочные персонажи, они начинают творить произвол, ускоряя тем самым распад отжившей социальной структуры данного общества. В период идеологического кризиса на арене истории появляются альтернативные идеологические формы, активность которых глушилась ранее господствующей идеологией; благодаря их свободному взаимодействию образуется новая форма, способная идеологически обеспечить становление социальной структуры нового типа, и развитие общества поднимается на следующую ступень.
Возникает вопрос: откуда берутся эти "альтернативные идеологические формы"? Они являются продуктами инокультурного опыта отношений человека с миром, то есть опыта, выработанного и зафиксированного в рамках древних (предшествующих данной) и соседних культур.
Человечество начинало развивать свои отношения с миром не как единое целое (подобное единство не достигнуто до сих пор), а как великое множество обособленных сообществ, каждое из которых со временем вырабатывало собственные формы хранения и воспроизводства обретаемого опыта (легенды, обычаи, обряды и т.д. и т.п.), – свою собственную культурную традицию. В процессе постепенного слияния обособленно развивающихся мелких сообществ происходило формирование относительно единообразных в культурном отношении регионов ("культур"), дальнейшее развитие которых, в свою очередь, протекало столь же обособленно. Поэтому хотя культуры эти не были абсолютно изолированы и слышали друг о друге от купцов и путешественников, культурный опыт каждой из них оказался настолько самобытен, что воспринимался представителями других культур как нечто противное здравому смыслу. Каждой из этих культур был чужд инокультурный опыт.
Но тем не менее, это был опыт – опыт тех отношений с миром, которые в рамках данной культуры по ряду исторических причин не получили должного развития. И кое-кто догадывался об этом; наряду с искателями наживы и приключений в далекие и небезопасные путешествия отправлялись также искатели знания – осколков "Золотого Яйца", утерянных одной культурой и составивших основу другой. Активно осуществляя межкультурные контакты, эти люди привносили обретаемое знание в свою культуру как эзотерическое. Совокупность же инокультурных эзотерических знаний воплощалась в жизнедеятельности отдельных представителей этой культуры – эзотериков, которые стремились воссоздать из бережно собираемых осколков истинную "предвечную мудрость", противопоставляемую ими помраченной "мудрости века сего".
С другой стороны, производимые эзотериками диковинные продукты культурологических синтезов небезосновательно представлялись "мудрости века сего" пригодными лишь на то, чтобы смущать незрелые умы. Отсюда следовали гонения на эзотериков, изъятия библиотек с непонятными манускриптами и тому подобные "акции сдерживания". Раз возникнув, акции эти, хотя и прекращались в отдельные периоды истории, – когда обнаруживалось, что "мудрость века сего" недостаточна для решения некоторых насущных проблем современности, – но прекращались лишь затем, чтобы с новой силой возобновиться опять, после того как "мудрость века сего" осваивала эзотерический ("предвечный") вариант решения и забывала о его истоках.
Таким образом, инокультурное знание является отнюдь не мертвым грузом, безразличным для бытия культуры, в рамках которой оно обретает свой эзотерический статус. Вся совокупность инокультурного знания, воплощенного в жизнедеятельности отдельных представителей данной культуры, составляет действительный элемент этой культуры, – ее мутационный фонд.
Мутационный фонд культуры представляет собой не просто "камеру хранения" опыта, не актуального для данного общества на данном этапе его развития; рассматривая функцию этого "фонда" в системе общественного сознания, мы должны будем определить ее как функцию социального воображения, а не только лишь социальной памяти: здесь осуществляются процессы непрерывной рекомбинации элементов хранимого знания. Приняв данную точку зрения, мы сможем взглянуть на нелегкую судьбу эзотеризма в более широком контексте; мы увидим, что преследования властей составляют лишь передний край некой глубоко эшелонированной обороны, лишь одну из наиболее очевидных "деталей" механизма защиты исторически сложившейся социальной действительности от произвольного размывания ее плодами воображения. По словам Ламарка, "лучше, чтобы истина, раз понятая, была обречена на долгую борьбу, чем чтобы все, что порождается пылким воображением человека, легковерно воспринималось". Оценивая человеческие сообщества по состоянию их мутационного фонда, мы можем говорить о сообществах, страдающих отсутствием воображения, равно как и о сообществах, страдающих его гиперфункцией.
Жизнь мутационного фонда протекает в значительной степени независимо от жизни культуры как целого, "параллельно" ей; и тем не менее они неразрывно связаны, поскольку первая служит как бы "негативом" второй, – она представляет собой жизнь проблем, неразрешенных этой культурой. Эзотерические варианты решений могут носить регрессивный характер, ориентируя на возврат к отжившим культурным формам, а могут быть прогрессивными, хотя и нереалистичными, принципиально неосуществимыми в контексте наличного механизма культуры; они могут прямо угрожать целостности этого механизма, а могут содержать в себе конструктивное зерно; и т.д. и т.п. Понятным становится неоднозначное отношение культуры к своему мутационному фонду, которое сочетает в себе надежду на "эзотерическое знание"* со стремлением ограничить процессы культурного мутагенеза.