Тайсаев Джабраил Мубарикович
Из книги «Эволюция. Этничность. Культура или На пути к построению постнеклассической теории этноса»
1. Общий обзор
Этнос, как и любая сложная эволюционирующая система, стареет. Постепенно его структура наполняется все большей устойчивостью, а значит, снижаются адаптационные возможности этноса к значительным флуктуационным всплескам. Такой вывод может вызвать определенный протест, поскольку принято считать, что эволюция всегда идет в направлении к всё возрастающей способности гашения флуктуаций, и это тоже, как это ни парадоксально, верно. Все объясняется достаточно просто, например, простейшие жизненные формы, такие, как вирусы и прокариоты, наименее устойчивы, но в то же время при самых серьезных глобальных катаклизмах исчезают последними. Точно так же и развитая техногенная инфраструктура современных культур способна защитить только от катастроф умеренной силы. В случае катастроф глобального порядка наши современные города-крепости становятся еще опаснее естественного окружения. Все дело в том, что платой за устойчивость тактическую является устойчивость стратегическая.
Старение этносов далеко не всегда идет достаточно ровно. Малые этносы, если они к тому же интенсивно развиваются, являются этносами-эфемерами, они быстро развиваются и также быстро угасают. Крупные этносы, в особенности если они консервируются в собственном развитии, имеют теоретически, при соблюдении ряда условий, главным из которых является стабильность, возможность существовать неограниченно долго. Все осложняется тем, что структура этноса никогда не бывает статична (исключая реликтовые этнические культуры), она может иногда в корне менять свою генетическую структуру, в результате экзогамии, могут меняться и императивы ее развития и даже культурологическая структура. Главное, чтобы сохранялась основная ось преемственности развития этноса, на которой базируется его основа – самосознание. Этнос может многократно омолаживаться благодаря приливу свежих сил, за счет иммиграционного пресса. Наглядный тому пример с древнейшим китайским макроэтносом, который давно, казалось бы, перешел к фазе идеационального развития [40], а ныне, по многим объективным критериям, является носителем прагматической культуры. Всему виной миграционный пресс. В качестве доказательства достаточно упомянуть, что в изолированных территориях Китая, как, например, в Тибете, сохранились все признаки идеациональной культуры.
Приведем пример с ассирийским этносом. Очевидна его древность, но по своему нынешнему портрету – это довольно молодой народ, весьма энергичный, с довольно хорошим биологическим потенциалом. Можно, конечно, сказать, что это уже не те ассирийцы, но главный критерий этнической идентичности – его самосознание – остается. Если же строго диагностировать этнос по всем прочим критериям, тогда ни один этнос, существующий более века, не сможет считать себя тем же народом. Ведь любой представитель современного европейского этноса похож на русского гораздо больше, чем любой русский на своего соплеменника XIX века. Поскольку одним из фундаментальных свойств глобального эволюционного процесса является постоянное ускорение прогрессивного развития, то и этносы, возникшие позже, соответственно развиваются и стареют быстрее. Поэтому нельзя давать даже приблизительные сроки, отведенные этносу для его существования. Этнос всегда вынужден балансировать между развитием, которое неизбежно связано с утерей некоторых уникальных этнических черт, и необходимостью сохранения собственной самобытности. Слишком жесткая установка на сохранение самобытности чревата остановкой развития, тогда как другая крайность несет опасность полной этнической ассимиляции.
На первом этапе своего развития, когда этнос еще не укрепился и вероятность ассимиляции максимальна, основной упор делается не на развитие, а на сохранение собственной этнической структуры – эту фазу развития мы называем патриархальной. Затем, когда этническая структура утвердится, а этнический потенциал развития еще сохраняется довольно высоким, начинается интенсивный рост и развитие этноса – это так называемая прагматическая фаза. Основным двигателем прогрессивного развития этносов является рост потребностей, который всегда опережает их удовлетворение. Постепенно наступает момент, когда разрыв между уровнем потребностей и их удовлетворением настолько возрастает, что человек вынужден для снижения внутренней неудовлетворенности все больше концентрироваться на их удовлетворении в ущерб развитию. Происходит медленное растрачивание накопленного в прагматической фазе потенциала – эту фазу мы называем гедонистической или, согласно концепции П. Сорокина, чувственной (эмпирической). Однако разрыв и вместе с тем неудовлетворенность продолжают нарастать, накопленный потенциал иссякает, и человек ищет выход, обращаясь к высшим духовным и морально-этическим ценностям, деградация материальной культуры компенсируется ростом культуры духовной – эту фазу развития мы также, вслед за Сорокиным, называем идеациональной.
Отметим один любопытный факт. Есть свойства этноса, которые меняются плавно, градуалистически и зависят не столько от фазы развития, сколько непосредственно от возраста, а есть свойства, являющиеся непосредственным императивом развития для каждого исторического уровня этноса. К градуалистическим свойствам этнического возраста можно отнести, например, возрастание ценности человеческой жизни, нарастание требовательности к педантичности и пунктуальности, переход все большей функциональной нагрузки в управлении развитием общества к государственным структурам, а также, с некоторыми исключениями, возрастание потребностей и бережливости. К дискретным, квантовым императивам развития можно отнести те возрастные свойства этноса, которые являются характерной его чертой именно для определенного этапа развития. Например, по отношению к предметам материальной культуры в патриархальной фазе развития предпочитаются, прежде всего, те предметы, которые являются носителями традиций. В прагматической фазе предпочитаются вещи, имеющие максимальную ценность в денежном эквиваленте. В чувственной предпочитаются вещи, несущие максимум функциональности и эргономичности и удовлетворяющие чувственные потребности. В идеациональной фазе вообще теряется ценностная значимость предметной культуры, она имеет ценность лишь как проводник духовности. Или вот такая закономерность развития: сначала труд ради выживания (патриархальная фаза), затем труд ради праздности (прагматическая фаза), а затем праздность становится основой развития, труд необязателен либо вторичен (чувственная фаза). В идеациональной фазе труд ради труда не несет никакой прагматической нагрузки, он только лишь как средство духовного обновления. И соответственно движение от экономии ради выживания [41], к экономии ради накопительства, затем к экономии ради расточительства [42] и экономии ради духовного роста. Если основным императивом прагматической культуры является "построй дом, посади дерево, вырасти сына", то императивом чувственной культуры является "один раз живем, бери от жизни все". Для идеациональной культуры основной целью жизни становиться желание вырваться из оков "сансары". У реликтовой культуры вообще нет никаких императивов, они просто живут для того, чтобы жить.
Конечно же, это весьма упрощенная, формализованная модель этноэволюции. Под влиянием соседних этносов, находящихся на более поздней эволюционной стадии, развитие может ускоряться, либо даже этнос может миновать в своем развитии некоторые фазы. Иногда, в результате социальных, реже природных катаклизмов, происходит откат назад в развитии, частичная инволюция. Ведь, по сути, социальный детерминизм, в отличие от детерминизма биологического, ненаследственный. Развитию мы обязаны ламаркистской неразрывной цепи все более глубокой социализации каждого нового поколения. Здесь действует все тот же закон социального детерминизма, что и в антропогенезе, согласно которому социализация усиливает дальнейшую социализацию. Если же мы, по каким-либо причинам не воспитывались в условиях столь же глубокой социализации под жестким и неусыпным контролем родителей и воспитателей, то и наши дети продолжат путь, как бы отступив на несколько шагов назад. И только дети внуков военного поколения уже полностью освобождаются от проклятия частичной десоциализации военного времени. Как знать, может быть и в чеченском катаклизме повинен также и частичный их откат к патриархальности, в результате выселения в Среднюю Азию, и мы сейчас пожинаем плоды все той же фатальной ошибки? Иногда развитие консервируется, в случае, когда в результате нахождения в областях стабильности и минимума контактов с другими народами рост потребностей стабилизируется, при этом образуются так называемые реликтовые этносы, как, например, коренные северные народы, аборигены Полинезии и Австралии, некоторые реликтовые племена африканских джунглей или латиноамериканской сельвы. Этот особый тип этнической культуры, весьма специфичный и сравнительно редкий, мы называем вторично-патриархальной, или реликтовой культурой. Поскольку, в отличие от культуры первично-патриархальной, она менее пластична и более пассивна, но в целом сохраняет все характерные черты патриархальности.
Патриархальная культура живет прошлым, прагматическая же живет будущим, поскольку движение вперед составляет ее суть. Чувственная живет только настоящим, о будущем ей некогда думать. Что лучше, сказать сложно, консерваторы-ретрограды чужды идеям прогресса, но зато лучше хранят традиции и этические ценности, релятивисты-технократы смотрят в будущее, но без твердой аксиологической опоры это может быть только весьма недалекое будущее.
В данной работе предлагается модель этноэволюции, в отдельных аспектах близкая моделям Н. Данилевского, О. Шпенглера, А. Кребера, Г. Беккера, Ф. Нортропа, А. Швейцера, П. Сорокина, А. Тойнби, Ф. Конечны и Л. Гумилева. Такие модели многими принимались в штыки, и дело, видимо, не столько в их надуманности, сколько в том, что мы подсознательно не хотим принимать на веру те теории, которые содержат хотя бы некоторые элементы провиденционализма. Ведь это будет означать, что мы не свободны в своем развитии. Конрад Лоренц назвал это эмоциональной антипатией к признанию того, что наше поведение подчиняется законам естественной причинности. "Бернгард Хассенштайн дал этому определение "антикаузальная оценка". Смутное, похожее на клаустрофобию чувство несвободы, которое наполняет многих людей при размышлении о всеобщей причинной предопределенности природных явлений, конечно же, связано с их оправданной потребностью в свободе воли" [18, с.219–220].