Этнос в некотором смысле – самостоятельное целостное мыслящее существо, и это объективная реальность, а не образная метафора. Ему также свойственно чувство самосохранения. И подобно тому, как человеческие клетки-фагоциты борются с пришельцами, причем не всегда нежеланными, подобным же образом и отдельные люди, восставая против инородцев, являются простыми пешками в защитных комбинациях собственного этноса, сами того не осознавая. Такое отторжение чуждой культуры когда-то было жизненно необходимо для сохранения собственной целостности. А ныне, в связи с интеграцией народов, когда требуется все большая межэтническая толерантность, такие формы отчуждения являются не столько защитной, сколько "аллергической" реакцией этноса. Нация всегда собирательна, полиэтнична, это комплекс отшлифованных веками межэтнических связей, национализм же ведет к разрушению этих устоявшихся связей. "Национализм – это шараханье в сторону, противоположную национальному началу. Оно собирательно, а национализм исключителен и лишь отторгает. Однако в пору упрочения нации он в почете и играет положительную роль" [24, c.175]. Поэтому этническая агрессивность может быть полезна только молодым этносам с патриархальной культурой, в которой нет еще внутренних устоявшихся связей. Совсем иная картина в нациях зрелых, здесь опасность кроется не только в потере устоявшихся связей, велика также опасность захлебнуться в собственных геронтологических соках. Ведь стареющему этносу просто необходим приток свежих сил, как стволовые клетки больному раком. Стареющий этнос малопластичен и слишком однороден, а для эффективного функционирования разнородность просто жизненно необходима.
Постепенно этносы интегрируются между собой на государственном и межгосударственном уровнях. Экономические и культурные связи, а также межэтническая и межгосударственная специализация производства делают их все более взаимозависимыми. Иными словами, снижается этническая пластичность. В таких условиях слишком резкая динамика межэтнических конфликтов может нарушить шаткое равновесие между уровнем пассионарной активности этносов и глубиной внешних вызовов. Такое нерациональное стимулирование роста этнического самосознания и пассионарной активности может привести к тому, что они начнут перехлестывать через край. И образовавшаяся волна пассионарной активности способна разрушить веками установившиеся интеграционные межэтнические связи. Поэтому в наше время радикальные национальные движения несут в себе реальную угрозу, а резкие всплески национального и конфессионального радикализма способны вызвать прежде всего необдуманные военные акции. За примерами далеко идти не надо.
6. Уровни этнической классификации
Сразу следует оговориться, что все описываемые ниже системы имеют статистический характер. Наиболее статистически достоверен этнический уровень, если же мы спускаемся ниже, до субэтносов, консорций и конвиксий, или поднимаемся выше, вплоть до уровня суперэтноса, то границы становятся все более размытыми и неопределенными. Все дело в том, что субэтносы и другие микроэтнические элементы этносистем – это, образно говоря, кандидаты в будущий этнос. Если не будет соблюден целый ряд необходимых условий, кандидатура может не быть "утверждена", как это произошло, например, с казачеством, так и оставшимся членом великой семьи русского этноса. Практически то же можно сказать и о суперэтносах. Здесь суперэтнос выступает как кандидатура в макроэтнос. Дело в том, что уровень внутренней интеграции в макроэтносах значительно выше, чем в суперэтносах. Макроэтносом можно считать тот же этнос, имеющий полифилетическое происхождение, но еще не прошедший порог необратимой ассимиляции входящих в него этнических образований. Например, германский народ когда-то был макроэтническим объединением самостоятельных этносов, затем в результате интеграции образовался полифилетический этнос. То же можно сказать и о русском этносе, и об арабском, да, впрочем, практически любой значительный по численности и занимаемой территории этнос имеет полифилетическое происхождение. Венгры и румыны тоже, кстати сказать, была кандидатами в интеграцию с германским этносом, история распорядилась по-другому. Теперь даже австрийцы уже представляют самостоятельный этнос. Исходя из вышесказанного, любая классификация этносов условна и будет уточняться не только оппонентами, но и исторической судьбой.
Понятие "этнос" перекликается с понятием "нация". Иногда эти понятия трактуются как тождественные. Все же более корректно понимать под нацией этническую, либо макроэтническую общность людей, объединенную единой государственностью и внутренне осознающих это единство, т.е. обладающих сложившимся государственным самосознанием. Часто повторяют ошибку социалистического периода этнологических исследований, отождествляя нацию с этнической структурой на уровне административно-территориального образования. Это не верно, поскольку деление этносов на нации и народности является, по выражению В. А. Тишкова, доктриниальным этнонационализмом. Для того чтобы перерасти в нацию, этнос либо группа этносов должны коэволюционно врасти в собственную государственность, причем настолько, когда этносы становятся неотделимы от собственного государства. Поэтому либо все этносы, находящиеся на территории государства, если их осознание общности становится сравнимым с этническим, являются единой нацией, либо все они относительно самостоятельные этносы.
Если говорить о суперэтносах, как о самых крупных этнических структурах, то здесь можно выделить только один объективно существующий суперэтнос – это европейский. Возможно, также чернокожее население Земли можно также считать своеобразным суперэтносом, которых невольно сплотил вызов расизма. Миграционная динамика настолько сложна и бессистемна, а межэтнические взаимосвязи настолько призрачны, что сложно выделять какие-либо надэтнические системы, стоящие над уровнем государственных. Дело в том, что для того, что бы можно было выделить какую-либо межгосударственную надэтническую общность, необходимо доказать, что уровень генного, а главное – культурного обмена между ними ощутимо выше, чем между другими макроэтническими системами. А для этого требуется подлинное чувство суперэтнического самосознания. Возможно, оно есть у чернокожего населения, возможно, есть у европейцев, (впрочем, понятие "западный человек" объединяет еще и американцев, канадцев и даже австралийцев), но большинство других выделяемых многими авторами суперэтнических общностей едва ли характеризуются устойчивым уникальным суперэтническим самосознанием. Например, в настоящее время выделение христианского и исламского суперэтносов неправомочно. Приведем следующие доводы:
1. Все известные крупные полифилетические и полиэтнические макроэтносы (российский, американский, западноевропейский и т.д.) включают в себя представителей как исламской и христианской, так и некоторых других религиозных конфессий.
2. Во всех крупных международных конфликтах по обе стороны баррикад всегда были представители обеих конфессий.
3. Если в раннее Средневековье религия имела на этническом уровне важную интегрирующую роль (например, образование Арабского халифата и Франкской империи) и во времена крестовых походов действительно фактически существовали две суперцивилизации – исламская и христианская, то ныне их роль значительно ослабла и нельзя назвать ни один макроэтнос, образованный по религиозному принципу.
4. Многие этносы при делении по конфессиональному принципу будут разделены. Кавказ, в частности, превратится в пеструю помесь двух цивилизаций с примесью буддизма, иудаизма и язычества, где добрая половина народов поликонфессиональна.
5. Конфессиональное самосознание в настоящее время уступает этническому и макроэтническому, и хоть межконфессиональные браки случаются не реже межэтнических браков, смена вероисповедания происходит значительно чаще, чем смена этнической самоидентификации. Мусульманин может стать христианином, но араб едва ли станет итальянцем. Очень часто именно этническое самосознание служит проводником самосознания конфессионального, например, русский осознает свою принадлежность к русской православной церкви именно потому, что он русский. Значительно реже конфессиональность определяет этнический облик.
6. Если говорить об идейной общности, то и тогда мы вряд ли найдем в исламском и христианском мирах столько внутреннего единства, сколько было бы достаточно для их цивилизационного противопоставления. Было бы гораздо логичнее делить население не по вероисповеданию, а на истинно верующих и номинально верующих, и тогда уж наверняка между истинно верующими всех конфессий будет гораздо больше общего.
7. Этнологический портрет Кавказа
Особенно наглядно указанные закономерности этноэволюции можно проиллюстрировать на примере Кавказского региона, арене жесточайшей борьбы народов за существование, борьбы, полной трагизма, которая не затухает и поныне.
Можно ли говорить о Кавказе, как о некоей этносоциальной либо даже цивилизационной общности? Здесь мнения весьма неоднозначны, вплоть до таких полярных, как приписывание Кавказу роли уникальной самостоятельной цивилизации [91, с.28–30] либо не более как роли контактной зоны между цивилизациями [92, с.30–34].
Кавказская этносоциальная общность являет собой результат коэволюционного взаимодействия весьма различных, в некоторые периоды истории даже антагонистических, систем (казаки-горцы, осетины-ингуши и т.д.). И если бы в различные периоды истории различные этнонациональные общности Кавказа периодически не принадлежали к самым различным надсистемам – Крымское ханство, Персия, Османская империя, Русь и т.д., тогда в результате продолжительного коэволюционного взаимодействия кавказские этносы сформировали бы гораздо более жесткую структуру. В результате мы имеем довольно слабо оформленную общность. Однако совсем игнорировать сложившиеся внутрисистемные связи здесь тоже нельзя. Более того, в последнее время явно складывается тенденция к движению в сторону все более интенсивного кооперативного взаимодействия на региональном уровне. Следует, таким образом, оценить глубину происходящих процессов и дать оценку складывающейся общности.