В эволюции гоминид, также половой отбор мог препятствовать естественному отбору в направлении все большей цефализации. Можно предположить, что, в свою очередь, более смышленые самки имели больше шансов вырастить свое потомство, поэтому, вероятно, естественный отбор более смышленых особей первоначально шел только по женской линии. Впрочем, не исключено, что уже первые гоминиды, подобно шимпанзе, частично отошли от полигамности, перейдя к полигамии неполной, структурированной по возрастным группам. Дополнительным фактором эволюции мозга служил групповой отбор, который приводил к селективному выживанию стай приматов с более развитой социальной инфраструктурой. Групповому отбору способствовало то, что антропоиды жили небольшими группами. Данному процессу могли способствовать внутренние механизмы отрицательной обратной связи, проявляющиеся в том, что из стай животных часто изгоняются все непохожие на большинство "белые вороны". Такими могли оказаться менее волосатые и менее сильные, но более интеллектуальные особи, которые основывали собственные сообщества ("принцип основателя"). Возможно, первичная эволюция человека была связана с переходом к моногамии, тогда данная проблема снимается сама собой.
Росту коммуникативных и интеллектуальных способностей гоминид мог способствовать половой отбор со стороны самок, которые предпочитали партнеров, способных к более изощренным способам ухаживания [11]. Но тогда мозг мужчин должен был быть значительно лучше развит, в действительности его мозг лишь на 8% крупнее. Значит, либо это направление полового отбора не играло значимой роли, либо размер мозга у мужчин и женщин коррелятивно связан посредством соматических (неполовых) хромосом.
После того как наши предки научились использовать орудия для атаки, уже более смышленые самцы могли выигрывать борьбу за обладание самками над более сильными самцами. Эволюция интеллекта ускорилась, но все еще протекала довольно медленно, поскольку преимущества интеллекта над силой в первобытной стае человекообразных приматов далеко не всегда однозначны. Может быть, этим объясняются длительные периоды морфологического стазиса как австралопитековых, так и Homo habilis? И вероятно, одним из факторов, резко ускоривших прогрессивную эволюцию гоминид, был переход к моногамности. Причины же перехода к моногамности достаточно просты и не вызывают особых споров. Очевидно, что с повышением времени выхаживания потомства основная нагрузка по обеспечению пищей легла на самца, а поскольку выхаживание собственного потомства наиболее способствует закреплению собственной генетической линии, а выкормить сразу несколько самок с потомством один самец не в состоянии, постольку это стимулировало переход к моногамности. Например, у выводковых птиц, у которых на свет появляются уже сравнительно самостоятельные птенцы, преобладает полигамность, у гнездовых же, с их еще не оперившимися и к тому же пойкилотермными [6] птенцами, полигамность даже не отмечена.
Интересно отметить один любопытный факт. Постоянную основу стада шимпанзе образуют самцы, тогда как самки постоянно мигрируют из одного стада в другое (патрилокальность). Все это происходит с целью снижения инбридинга. В результате потомство таких мигрантов становясь более гетерозиготным, а значит, и более жизнеспособным, будет иметь селективное преимущество. Следовательно, нет ничего удивительного в таком следствии действия естественного отбора. Особенно примечательно, что в таком случае становится более вероятным развитие сотрудничества между самцами, в сравнении с самками, поскольку самцы, будучи друг другу родственниками, помогая друг другу, помогают тем самым развитию собственной генетической линии. А в продолжении собственной генетической линии и заключается, по существу, единственный детерминистский смысл естественного отбора [12, с.203–205]. Нетрудно предположить, что у предков первых людей процессы социализации первоначально шли по той же модели. Может, пресловутая, "мужская дружба" имеет гораздо более древние и глубокие корни? Если же предположить, что основу стада гоминид составляли, напротив, самки, как у павианов (матрилокальность), тогда основной груз социализации должны были тянуть именно они. В этом случае социализация могла бы проходить даже быстрее, поскольку в воспитании потомства именно самки принимают основное участие. Но все же более вероятна первая модель, поскольку гоминиды и шимпанзе имели общих предков. Социализация могла идти в таком случае по модели родственного альтруизма (К-отбор Гамильтона), но не меньшую роль, а у самок даже большую мог играть и реципрокный (взаимный) альтруизм Трайверса.
Социализация приматов первоначально протекала чрезвычайно медленно. Сколько времени требуется, чтобы воспитать хорошего физика и сколько времени нужно было, чтобы те же знания, которые он приобрел за несколько лет, были получены человечеством? В процессах первичной социализации все еще сложнее, поскольку накопление знаний должно было протекать одновременно с эволюцией способности к такому накоплению. Налицо необходимые условия для нелинейности развития, когда результат и процесс оказывают взаимостимулирующее влияние друг на друга. После прохождения критического бифуркационного порога, при достижении объема мозга порядка 750 см3, темпы социализации экспоненциально возросли. Конечно, дело не только в объеме мозга, тут целый комплекс необходимых преобразований, которые протекали параллельно. Таким образом, социализация способствовала дальнейшему росту социализации, что и обусловило нелинейный, взрывной характер социальной революции. По-видимому, и многие другие адаптации гоминид имели нелинейный, "автокаталитический" характер развития. Например, Р. Фоули также предполагает нелинейный характер перехода на мясное питание: "Как только мясо превратилось в потенциальный источник пищи, под влиянием отбора зависимость от него гоминид начала увеличиваться, что привело к еще большему усилению первоначальной адаптации ("автокатализ")" [7, с.275].
После первичного формирования сознания эволюция мозга экспоненциально ускорилась, поскольку к биологическим эволюционным факторам добавились пока еще весьма слабые, но все более набирающие оборот социальные факторы эволюции. Особенно наглядно данную закономерность можно проследить по степени развития головного мозга [7]: ~500 см3 (A.afarensis), через 2 млн лет ~700 см3 (H.habilis), через 400 тыс. лет ~1000 см3 (H.erectus), далее, всего за 200 тыс. лет ~1500 см3 (Homo neanderthalensis), но уже через 50 тыс. лет только до ~1600 см3 (Homo sapiens sapiens). Здесь хорошо видно, что за последние 50 тыс. лет возрастание объема мозга резко замедлилось, пока не остановилось вовсе. Вероятно, это связано с тем, что именно при таких максимальных размерах головного мозга установилось эволюционное равновесие между большей вероятностью гибели детей с крупным черепом при родах и большей вероятностью людей с более высоким уровнем цефализации на эволюционный успех. Конечно, если бы факторы биологической эволюции еще играли бы значимую роль, природа нашла бы выход для возможности дальнейшего роста объемов мозга, но человек уже начал вырываться из оков естественного отбора. Тому свидетельствуют находки останков покалеченных людей, доживших до преклонного возраста в позднемустьерской культуре. Человек уже тогда начал нарушать главный закон дарвинизма, согласно которому "выживает наиболее приспособленный".
Несколько озадачивает тот факт, что уровень развития мозга человека значительно превышает необходимый, что противоречит принципу симморфоза К. Тейлора и Э. Вейбеля, принципу, согласно которому возможности органов живых организмов не должны превышать необходимый при максимальных нагрузках уровень. Но во времена биологической фазы антропогенеза, когда эффективность использования мозговых возможностей была значительно ниже, повышать интеллектуальные способности можно было главным образом за счет все большей цефализации. Если современный человек, перерабатывая с раннего детства громадный объем информации, невольно тренирует память, то для запоминания аналогичного объема информации древнему человеку требовались уже значительно большие возможности мозга. Можно предложить и такое, на первый взгляд парадоксальное, объяснение превышения необходимого минимума объема мозга. У тех гоминид, у которых головной мозг был крупнее, повышалась вероятность смещения времени родов на все более ранние сроки, поскольку это селективно повышало вероятность выживания при родах как матери, так и ребенка. Рождение же детенышей на более ранних сроках, безусловно, один из важнейших факторов, способствующих социализации. Поскольку мать в результате вынуждена уделять больше времени потомству и поскольку это также способствует селективному преимуществу более смышленых самок, ведь для выхаживания более беспомощного потомства требуется и более высокая нервная организация. К тому же это стимулирует переход к моногамии. Может, первоначально только это следствие цефализации имело эволюционный смысл, а непосредственно размеры головного мозга лишь потом могли оказаться весьма кстати? Такое явление, когда признаки, развивающиеся по одной причине, вдруг случайно оказывались пригодными совсем для другой цели, довольно распространено и известно как преадаптация. В чем-то близкую этой гипотезу, согласно которой первоначально цефализация играла лишь пассивную роль в эволюции, выдвигал Р.Д. Мартин [13, с.93]. Таким образом, если предположить, что повышение размеров черепа первоначально играло лишь пассивную роль в процессах сокращения сроков вынашивания плода, тогда не будет ничего странного в превышении необходимого минимума объемов мозга. Последнее обстоятельство оказалось весьма кстати в дальнейшей, уже преимущественно социальной, эволюции человека.