Л. А. Калинников
На авансцену философских интересов вновь выходит проблема сознания, проблема субъективной реальности. Это происходит каждый раз, когда научно-философскому сообществу кажется, что причастные к изучению сознания науки: нейрофизиология, компьютерные науки, когнитивная и эмпирическая психология, этология и др. - сделали решающий прыжок в развитии своем, и теперь последний философский бастион падет. Оптимизм физикалистски настроенных ученых поистине неисчерпаем. Ситуация выглядит странно, так как не усваиваются уроки прошлого, а они говорят о том, что вечная философская проблема не может быть сведена к однозначному научному решению; можно попасть в те же силки, в которых уже не раз бились наши предшественники, и реальность показывает, что опасность сия беспамятных подстерегает без снисхождения и жалости.
Одно из, казалось бы, отрезвляющих предостережений прозвучало из уст Вл. Соловьева, который высказался в том духе, что "в после-критический (или после-кантовский)"[163] период уже невозможно не оглядываться на Канта, не учитывать решений, предложенных великим мудрецом из Кенигсберга. Кант же обосновывал ошибочность всех попыток натуралистического обоснования сознания вообще и нравственного сознания в особенности. На мой взгляд, и в проблеме сознания Кантом совершен "коперниканский переворот" в философии: он сумел выделить сознание как совершенно особый, специфический предмет, в понимании которого легко совершить "натуралистическую ошибку", если воспользоваться идеей Дж. Мура. Предшествующая Канту философия, как эмпирическая, так особенно и рационалистическая, даже не осознавала, что опутана паутиной "натуралистических ошибок" и первого, и второго рода, где первый род - это сведение сознания к природе, а второй - к Божьей ипостаси.
Кант решает проблему сущности сознания как "последовательный дуалист" (не могу не отметить здесь, что характеристическая оценка эта принадлежит Т. И. Ойзерману), опираясь на созданную им максимально последовательную форму антропологической философии - трансцендентальную антропологию - из всех тех, что имеют место в истории философии.[164] Сознание рассматривается философом как идеальная субстанция, строго противостоящая субстанции материальной, включающей и наше тело. "Когда я говорю о душе, я говорю о Я в строгом смысле, - пишет Кант в лекциях конца семидесятых годов XVIII века, непосредственно подготовивших "Критику чистого разума" и, несомненно, проливающих свет на многие с трудом осознаваемые идеи этого главного философского текста трех последних столетий, как минимум. И далее он разъясняет смысл этой строгости: понятие души мы получаем только через Я, стало быть, через внутреннее созерцание внутреннего чувства; сознавая все свои мысли, я могу тем самым говорить о себе как о состоянии внутреннего чувства. Этот предмет внутреннего чувства, этот субъект, сознание в строгом смысле есть душа. Я беру себя [Selbst] в строгом смысле, поскольку опускаю все то, что относится к моему субъекту в широком смысле. Я же в широком смысле выражает меня как целого человека с душой и телом"[165]. Такое "Я есть субстанция. Я означает субъект, поскольку он не есть предикат какой-либо другой вещи. То, что не есть предикат другой вещи, есть субстанция"[166].
Но "предмет (курсив тут мой - Л. К.) внутреннего чувства, этот субъект, сознание" как интеллигенция составляет мышление и воление. "Но мышление и воление, - пишет кенигсбергский философ, - не могут быть созерцаемы. Поэтому я и не есть объект внешнего созерцания. Но что не есть объект внешнего созерцания, то нематериально"[167].
Конечно, такое понятие сознания как нематериальной простой субстанции представляет собой результат абстракции, мысленного выделения этого предмета из обладающего сознанием существа. Однако это только одна сторона дела, необходимая для определенных теоретических целей. Душу можно рассматривать и не просто как интеллигенцию, но как человеческую душу, когда она состоит в такой связи с телом, которое представляет собой взаимодействие. А последнее "есть такая связь, где душа составляет единство с телом, где изменения тела одновременно являются изменениями души, а изменения души - изменениями тела. В душе не происходит никаких изменений, которые не соответствовали бы изменениям тела. Более того, не только изменение, но и состояние души соответствует состоянию тела. Что касается соответствия изменений, то в душе ничего не может происходить без участия тела"[168]. "Душа ничего не мыслила бы, - пишет Кант, - если бы тело не должно было также аффицироваться мышлением. … Чем более деятельна душа, тем сильнее используется тело"[169]. Стало быть, "мозг есть условие мышления"[170], мы можем фиксировать физическими средствами материальные изменения работающего мозга, но, конечно, не идеальное содержание мышления. Кант специально предупреждает вульгарно материалистическое понимание работы души, отмечая, что "мозг не вырабатывает мысли"[171] в качестве особого вещества. Душа как идеальная субстанция не может изучаться естественнонаучными средствами.
Именно трансцендентальная антропология есть такая философская система, в границах которой появляется строгое понятие субъекта, равно как и объекта. Предшествующая философия, не вводя дистинкции вещь для нас - вещь в себе, или явление и вещь в себе, не имела возможности строгого отделения субъекта от объекта; особенно настоятельно обнаруживал себя этот недостаток в лейбнице-вольфовой философии. Субъект - это онтологический базис сознания; не имея возможности точно определить первый, мы не в состоянии достаточно близко к истине ставить вопрос о втором. Философская система Канта обеспечивает нас такою возможностью.
Согласно Канту природа человека как истинного субъекта, в одно и то же время эмпирического, трансцендентального и трансцендентного, т.е. несущего в себе сразу все три эти уровня, определяется тем обстоятельством, что человек - это деятельное существо, творящее мир явлений, или природный мир, из материала, предоставляемого ему миром вещей в себе. Деятельность - принципиально двухуровневый процесс: он протекает сначала идеально, в чистом сознании, а затем - материально, в мире чувственных феноменов. На идеальном уровне строится мысленная модель всего процесса деятельности, на уровне материализации эта модель опредмечивается, то есть осуществляется деятельность как таковая. Такая двойственность деятельности является условием возможного ее разделения на деятельность духовную, ограничивающуюся процессом моделирования, и деятельность материальную, воплощающую готовые модели.
Докантовская философия рассматривала природный мир как данность, в которой надо только распознать то, что человеку полезно и как оно полезно. Следовательно, успешность бытия в природе связана с познанием. Природа может рассматриваться как дарованная Богом, может существовать сама по себе, но она дана в готовом виде. Надо только уметь присваивать производимый ею продукт. Такое понимание мира приводило к тому, что сознание человека сводилось к познанию. Знание рассматривалось в качестве панацеи от всех бед, преследующих человека, источником которых является его невежество. Единственной задачей, стоящей перед человеком, была задача познавать, а потому и человеком-то в подлинном смысле этого слова можно было считать только ученого и достойным человека занятием - науку. Идеальный мир - это мир, организованный учеными. Да, человек располагал чувствами, волей и разумом, но все это рассматривалось в качестве познавательных сил, служащих получению знания. Они могли помогать познанию, могли препятствовать ему, но в любом случае накрепко были привязаны в одном и том же поле, - поле знаний, которого не могли покинуть. Можно было заняться изящными искусствами, однако и искусство считалось формой познания, цель его виделась общею с наукой. Несколько по-иному эти способности действуют в искусстве и в науке, но результат в обоих случаях один - знание.
Философия Нового времени, занятая поисками метода познания, совместными усилиями как эмпиризма, так и рационализма разработала эффективную методологию механицизма. Разум начал отождествляться с механицизмом: разумны те действия, где мы строго придерживаемся механистической методологии. Только тут обеспечен успех. На протяжении XVII - XVIII веков механицизм и разум срослись друг с другом в нерасторжимое целое. Но именно такое положение порождало главные противоречия, с которыми в итоге неизбежно встречалось сознание. В области гносеологии это было столкновение эмпиризма и рационализма; в сфере онтологии механицизм приводил к тому, что от познания ускользали биологические и социальные системы. Мир разделился на две сферы: познаваемую, подвластную разуму, и непознаваемую, разуму недоступную. Неорганические макросистемы (правда, качественно специфичных микро- и макросистем наука Просвещения не знала) раскрывали свои тайны познающему разуму все больше и полнее, однако попытки использовать эту же успешную методологию для познания жизни или разумной жизни неизменно оканчивались полным конфузом разума.
Именно с этой ситуацией встретился Кант еще на студенческой скамье, и она мало изменилась к концу его жизни, хотя, конечно, именно им созданы условия для выхода из этого парадоксального положения разработкой так называемого телеологического метода, предназначенного для познания систем с целями, а именно такими и являются биологические и социальные системы. Противоречие, о котором идет речь афористически выражено Кантом уже в первой его значительной работе "Всеобщая естественная история и теория неба" (1755), где он писал: "Мне думается, здесь можно было бы в некотором смысле сказать без всякой кичливости: дайте мне материю, и построю из нее мир, т.е. дайте мне материю, и я покажу вам, как из нее должен возникнуть мир. - И продолжал: … А можно ли похвастаться подобным успехом, когда речь идет о ничтожнейших растениях или о насекомых? Можно ли сказать: дайте мне материю, и я покажу вам, как можно создать гусеницу? Не споткнемся ли мы здесь с первого же шага, поскольку неизвестны истинные внутренние свойства объекта и поскольку заключающееся в нем многообразие столь сложно? Поэтому пусть не покажется странным, если я позволю себе сказать, что легче понять образование всех небесных тел и причину их движений, короче говоря, происхождение всего современного устройства мироздания, чем точно выяснить на основании механики возникновение одной только былинки или гусеницы" (I 124)[172]. Кант неслучайно оговаривает условие: "на основании механики", т.е. весь логический механизм ситуации ему ясен безусловно. И через 35 лет, в знаменитой "Критике способности суждения", в той самой, где он предложил выход из данного положения, он констатировал, что воз остается на том же самом месте: "Вполне достоверно то, что мы не можем в достаточной степени узнать и тем более объяснить организмы и их внутреннюю возможность, исходя только из механистических принципов природы; и это так достоверно, что можно смело сказать: для людей было бы нелепо даже только думать об этом или надеяться, что когда-нибудь появится новый Ньютон, который сумеет сделать понятным возникновение хотя бы травинки, исходя лишь из законов природы, не подчиненных никакой цели (keine Absicht geordnet hat). Напротив, такую проницательность следует безусловно отрицать у людей" (5, 428)[173].