Терапевт, подверженный инфляции, не склонен задумываться над психологическими механизмами оказываемого воздействия, результат последнего он приписывает исключительной силе и незаурядности собственной личности. Ответа "потому что я гениальный" в большинстве случаев оказывается вполне достаточно. Как пишет Юнг, "все эти атрибуты исходят, естественно, от наивной проекции бессознательного самопознания, которую не совсем поэтично можно выразить примерно так: "Я признаю, что во мне действует некий психический фактор, который самым невероятным образом уклоняется от моей сознательной воли... Я чувствую свое бессилие перед таким положением дел, а всего ужаснее, что я в него влюблен, и мне остается только восхищаться им" [98, с.299-300].
В свете юнговских объяснений многое стало понятным. В частности и то, почему бездоказательная похвальба своими успехами и безудержное самовосхваление (классический пример — откровения Ф.Перлза по поводу своей неотразимости) не вызывают неловкости у последователей калифорнийских школ. Почему некоторые отечественные психологи, профессионально сформировавшиеся в поле достаточно фундаментальной методолого-теоретической традиции научного знания, не устояли перед заманчивыми посулами американских терапевтов-коммивояжеров, а уж доверчивые студенты липли на все эти "мастер-классы" как мухи на мед. "Вряд ли можно запретить кому-нибудь хоть немного восхищаться собой за то, что этот кто-то заглянул дальше, чем другие, и у других есть эта потребность — отыскать где-нибудь героя, которого можно потрогать, совершенного мудреца, вождя и отца, фигуру, обладающую несомненным авторитетом" — пишет Юнг в работе "Отношения между Я и бессознательным" [98, с. 306].
Может быть, в стенах университета было легче увидеть, что большинство новых видов неаналитической психотерапии носят ярко выраженный антиинтеллектуальный характер. Безусловно, немалый вклад в разочарование подходами, призывающими к личностному росту посредством повышения аутентичности, доверия чувствам и мудрости природного "ин-се", внесли встречи с многочисленными доверчивыми жертвами этих направлений. Я знаю многих мужчин и женщин, годами якоривших ресурсные состояния на семинарах по НЛП и громко возглашавших "Я тебя принимаю, хоть и не понимаю (?!)" в гештальт-группах. Научившись выражать свои чувства, прорабатывать эмоциональные травмы движениями глаз (ДПДГ) и распознавать ведущие репрезентативные системы, они не избавились от проблем, их симптомы и фобии успешно прогрессировали.
Существенно позже я начала понимать, сколь опасными могут быть бездумно применяемые методы и приемы психологического воздействия. Взять, к примеру, многочисленные диссоциативные техники, столь популярные у сторонников калифорнийских школ. Задумывался ли кто-нибудь из них о том, что произойдет, если принуждать к диссоциации ("Посадите эту часть своей личности напротив себя и попробуйте с ней поговорить") клиента, У которого именно диссоциативные защиты и примитивная изоляция являются основными источниками личностных проблем? Попробуйте представить себе ощущения внутренне дезорганизованного, беспомощного, испуганного человека, идентичность которого рассыпается на куски прямо на терапевтическом сеансе, а многочисленные свидетели стимулируют этот процесс и делают критические замечания.
Свою лепту в разочарование "американской психотерапевтической мечтой" внесли и многочисленные книжки — плохо переведенные, неряшливо изданные, безграмотные и убогие (ни правильных ссылок, ни точных цитат, ни даже верно транскрибированных имен и фамилий). Не могу отказать себе в удовольствии процитировать парочку пассажей из книги по НЛП, которая в этом смысле является эталоном5:
"Фобии сами могут обобщаться на другой опыт. Я работал с женщиной, которая была фобиком мостов, где вы можете смотреть через решетку на воду внизу. После делания изменения в опыте с мостом она сказала: "Нет, это звук шин на мосту, который запускал страх". После этого мы работали со звуком, который продуцировал тошноту. Изменение этого ответа на этот звук привело ее назад, к звукам корабельного двигателя в открытом море... она слышала звук мотора, блуждающего по морю. Когда это было изменено, этот весь паттерн был освобожден и не было больше ответа на мосты ";
"Большинство людей, когда они в замешательстве от чего-нибудь, собирают больше информации об этом объекте. Это загоняет их в замешательство даже больше. Трудность не в том, что они не имеют достаточно информации, а в тал, что они не имеют этой информации организованным способом, который полезный" (курсив мой — Н.К.).
И все это — на одной странице (с. 13), и так до бесконечности. Что тут скажешь? Одним словом, через несколько лет знакомства с калифорнийскими школами стало понятно, что у меня тоже "не было больше ответа на мосты". Они благополучно канули в прошлое.
Повседневная практика заставляла все больше обращаться к глубинной психологии. Во-первых, надо было читать лекции, то есть рассказывать о теоретических основах психотерапевтического воздействия. Психоаналитические положения составляют стройную систему, их можно сравнивать, обобщать, расширять, находить противоречия или сходные основания. Среди них можно выбирать, даже капризничать (если угодно): "Какой-то этот Эрнст Джонс весь вторичный". А у последователей Перлза или Роджерса среди теоретиков кто вторичный? В аналитических школах — множество авторов, сочетающих строгую принадлежность к ортодоксальной теории с оригинальными собственными идеями, порой жертвующих этой принадлежностью во имя последних — и все-таки остающихся в рамках школы (М.Кляйн, М.Балинт, Д.У.Фэйрберн). Что у представителей калифорнийских школ? Что составило бы содержание университетской лекции под названием "Развитие теории и практики НЛП в последнем десятилетии XX века"?
Во-вторых, размышляя об итогах практической деятельности, я понимала, что по-настоящему работает только анализ. Если он сочетается с другими формами терапевтической работы, или вплетен в них отдельными элементами, то эти другие формы и способы действуют лучше. Неизбежные вопросы студентов: "А что, защиты, которые в психоанализе и те, что по Перлзу, одинаковые?" здорово приелись. Стала очевидной необходимость предложить им самим проверить, откуда что взялось. То есть дать специальную исследовательскую работу на данную тему.
Вывод ликующего дипломника гласил: впервые защиты (само понятие, их виды и механизмы) выделены, описаны и проанализированы в психоанализе, а гештальт-терапия акцентировала внимание лишь на нескольких из них (проекция, симбиоз и т.п.). Дальнейшая стратегия работы с последствиями защит в обеих школах сильно различается, однако трудно представить себе, что осознание, проработка и изживание защитного поведения могут быть настолько же успешными при кратковременной групповой работе, как и в длительном индивидуальном анализе. Диплом активно читали следующие поколения. Студенты на собственном опыте учились отделять эффективную терапию от эффектной.
Используя психоаналитическую теорию, методы и приемы аналитической работы в своей практике, я очень скоро столкнулась с серьезным противоречием: можно ли сочетать групповую и краткосрочную форму терапии с ее аналитическим содержанием? Практика свидетельствовала, что можно, даже необходимо. При этом теоретические предписания психоанализа нарушались.
Знакомство с подходами, объединяемыми названием "психодинамическая психотерапия", избавило от некоторых сомнений, хотя и не от всех. Богатство и своеобразие современной психоаналитически ориентированной терапии, тонкие разграничения ее видов и форм, показанных при работе с различными категориями клиентов (пациентов), обширный перечень теоретических трудов, обобщающих опыт работы с самыми разными проблемами — все это помогало лучше сориентироваться в процессе выбора собственного пути. В конечном итоге я осознала, что могу попытаться описать свой метод работы как вполне устойчивый индивидуальный стиль психотерапевтической деятельности. Нашлось и подходящее название — терапевтический анализ.
2. Понятие терапевтического анализа
Что же такое терапевтический анализ? Это психотерапевтическая работа, которая опирается преимущественно на психоаналитические приемы и методы (анализ сновидений и ассоциаций, интерпретации защит и сопротивлений, трансферентных отношений, ошибочных действий и т.п.). Однако в ней не используются многие классические формы и условия: кушетка, нецеленаправленный монолог пациента, строгое расписание частоты сессий. Клиенты рассказывают о проблемах, которые их волнуют и заботят в настоящее время, а терапевт реагирует своими интерпретациями не как "бесстрастное зеркало", а как заинтересованный и компетентный слушатель и помощник. Он активно включен в беседу, задает вопросы, при необходимости — дает теоретические объяснения (например, рассказывает о различных формах защит или динамике развития объектных отношений) с учетом уровня понимания клиента. Иногда рекомендует прочесть ту или иную литературу, не слишком специального характера — например, многие клиенты стали лучше понимать свои трудности и справляться с ними, прочитав содержательную, просто и ясно написанную книгу Фрица Римана "Основные формы страха"6.