У. Липман (WalterLippmann, 1889-1974), политический журналист и социолог
1
В океане лежит остров, на котором в 1914 году жили несколько англичан, французов и немцев. В те времена этот остров не имел кабельной связи с внешним миром. Единственное, что связывало с ним островитян, был британский почтовый пароход, который приходил раз в два месяца. Ожидая его в сентябре, островитяне все еще обсуждали содержание последней дошедшей до них газеты, где сообщалось о предстоящем процессе над госпожой Кайо, обвинявшейся в убийстве Гастона Кальмета. И потому в день прибытия парохода в середине сентября поселенцы, высыпавшие все как один на набережную встречать его, пребывали в необычном возбуждении. Все ждали сообщения капитана о том, какой же приговор вынес суд. Вместо этого они узнали, что уже больше шести недель назад те из них, кто были англичанами, вместе с теми, кто были французами, стали врагами тем, кто были немцами. Все эти шесть странных недель они вели себя как друзья, тогда как на самом деле были уже врагами.
Однако участь этих людей не слишком отличалась от участи большинства населения Европы. Если островитяне находились в заблуждении в течение шести недель, то жители континента — от шести дней до шести часов. Так или иначе, какой-то промежуток времени везде присутствовал. Именно в этом интервале образ Европы, в соответствии с которым люди вели свои обычные дела, уже не соответствовал той Европе, которая должна была вот-вот превратить их жизнь в хаос. Еще какое-то время каждый человек жил в соответствии с порядком, которого уже не было. Во всем мире вплоть до 25 июля люди производили товары, которые им уже не было суждено вывезти, покупали товары, которые им уже не было суждено ввезти; они думали о карьере и строили планы, надеялись и ждали, веря, что мир был именно таким, каким они себе его представляли. Люди писали книги, рисуя в них этот мир. Они доверяли картине мира, которая была в их сознании. А потом, спустя четыре года, в четверг утром, пришла весть о перемирии, и они с облегчением узнали о том, что мировая бойня окончена. Тем не менее, за пять дней до наступления подлинного перемирия и уже после того, как конец войны был отпразднован, тысячи молодых людей пали на полях сражений.
Оглядываясь назад, можно увидеть, насколько опосредованно наше знание о мире, в котором мы как-то умудряемся жить. Мы видим, что вести о нем приходят то быстро, то нет; но чтo бы мы ни принимали за подлинную картину этого мира, относимся мы к ней так, как будто она и есть наша реальная жизнь. Учитывать это трудно, когда речь идет о нас самих и о представлениях, опираясь на которые мы сами сейчас действуем. Однако мы льстим себя надеждой, что это очевидно, когда речь идет о других людях, действовавших в другие времена и искренне веривших в свои, с нашей точки зрения, смешные, картины мира. Мы утверждаем, глядя на них со стороны, что мир, который представал перед ними, был зачастую абсолютно противоположен миру, который они себе представляли. Мы также видим, что, управляя людьми и сражаясь, торгуя и производя реформы в мире своего воображения, они добивались или не добивались своей цели в мире реальном. Они отправились в Индию, а обнаружили Америку. Они считали, что ловили нечистую силу, а вешали старух. Они думали, что могут разбогатеть, все время продавая и никогда не покупая. Калиф, уверенный, что подчиняется воле Аллаха, сжег библиотеку в Александрии.
Писавший около 389 года св. Амвросий уподобляется узнику платоновой пещеры, который решительно не способен повернуть голову. "Изучение природы и положения Земли не помогает нам понять, на что мы надеемся в нашей грядущей жизни. Достаточно знать, чтo говорится по этому поводу в Писании: “Он… повесил Землю ни на чем” (Иов, 26: 7) . Зачем в таком случае обсуждать, повесил Он ее в воздухе или в воде и затевать спор о том, как тонкий воздух может поддерживать Землю, или почему, если она покоится на водах, Земля не проваливается на дно…? Не потому, что Земля находится в середине, как в точке равновесия, а потому, что великий Бог заставляет ее держаться по закону Своей воли и она держится прочно, несмотря на окружающую ее непрочность и пустоту".
Это не помогает нам понять, на что мы можем надеяться в нашей грядущей жизни. Достаточно знать, чтo говорится по этому поводу в Писании. Зачем же в таком случае спорить? Но спустя полтора века после того, как св. Амвросий высказал свое мнение, споры возникли опять, на сей раз в связи с проблемой антиподов. Монах по имени Козьма , известный своими научными достижениями, был уполномочен написать христианскую топографию или "Христианское представление (opinion) о мире" . Скорее всего, он точно знал, чего от него ожидают, поскольку основывал свои заключения на Священном Писании, как он его понимал. Таким образом, у него получилось, что мир — это плоский параллелограмм, протяженность которого с востока на запад в два раза больше, чем с севера на юг. В центре параллелограмма покоится Земля, окруженная океаном, который, в свою очередь, окружен другой Землей — местом обитания людей до Потопа. Из этой Земли и отправился в свое путешествие Ной. На севере находится высокая конусообразная гора, вокруг которой вращаются Солнце и Луна. Когда Солнце оказывается за горой, то наступает ночь. Небо прикреплено к краям внешней Земли. Оно состоит из четырех стен, смыкающихся над внешней Землей, так что Земля оказывается основанием Вселенной. С внешней стороны небо омывает океан, то есть "воды, которые находятся над небесным сводом". Пространство между небесным океаном и самым конечным сводом Вселенной принадлежит блаженным. Пространство между Землей и небом населено ангелами. Наконец, раз св. Павел сказал, что все люди созданы для того, чтобы жить "по всему лицу земли" , то как в таком случае они могут жить на задней стороне, где предположительно живут антиподы? "Поскольку в Писании сказано так, то христианин, говорит нам св. Амвросий, не должен “даже говорить об антиподах”".
Не говоря уже о том, чтобы христианин поехал их навестить; чтобы князь-христианин предоставил ему для этого корабль; чтобы набожный моряк отправился в плавание на этом корабле. Для Козьмы не было ничего абсурдного в его картине мира. Только имея в виду его полную убежденность, что Вселенная была именно такой, мы можем представить, какой страх испытал бы он перед Магелланом, или Пири, или авиатором, рискующим, поднявшись в воздух на высоту семи миль, столкнуться с ангелами и упереться в небесный свод. Мы лучше поймем и жестокости войны, и политические баталии, если будем помнить, что почти любой участник этих сражений абсолютно уверен в истинности своих представлений о противнике, что он принимает как факт не то, чтo является фактом, а то, что oн считает фактом. И что в силу этого, он, подобно Гамлету, пронзит Полония за движущимся занавесом, приняв его за короля, и потом, возможно, подобно Гамлету, произнесет:
"Прощай, вертлявый глупый хлопотун!
Тебя я с высшим спутал, — вот в чем горе".
2
Великие люди даже при жизни обычно известны публике как некие вымышленные личности. Таким образом, есть своя доля правды в старой поговорке, которая гласит, что невозможно выглядеть героем в глазах своего слуги. Однако эта доля очень невелика, так как даже слуга или секретарь обычно тоже склонны к вымыслам. Так, правящие королевские особы являются, конечно, сконструированными личностями. Независимо от того, верят ли они сами в свое публичное амплуа или просто позволяют управляющему инсценировать жизнь двора, существует, по крайней мере, два различных Я: одно — публичное и королевское, другое — приватное и человеческое. Биографии великих людей более или менее легко распадаются на две разных истории этих двух Я. Официальный биограф воспроизводит публичную жизнь, а мемуарист-разоблачитель обращается к другой. Линкольн у Чарнвуда (Charnwood), например, — это парадный портрет, а не изображение реального человека. Это значительная эпическая фигура, действующая в том же слое реальности, что и Эней или св. Георгий. Гамильтон у Оливера — это величественная абстракция, слепок с идеи или, как говорит сам Оливер, "очерк единства Америки". Это официальный памятник федерализму как искусству управления государством, мало похожий на биографию живого человека. Иногда люди сами создают себе фасад, полагая при этом, что открывают на обозрение свои внутренние покои. Дневники Репингтона или Марго Асквит — это разновидность автопортрета, в котором интимные детали служат ключом к тому, как авторам нравится думать о себе.
Но самый интересный способ изображения человека — тот, который стихийно возникает в сознании людей. Например, когда Виктория воцарилась на троне, рассказывает Литтон Стрейчи, "среди обычной публики прокатилась большая волна энтузиазма. В моду входили чувства и романтические переживания. И вид маленькой королевы-девушки, невинной, скромной, с прекрасными волосами и розовыми щечками, проезжающей по столице, наполнял сердца очевидцев этого зрелища восторгом верноподданства. Помимо этого, всех поразил контраст между королевой Викторией и ее дядями. Погрязшие в разврате старики, эгоистичные, тупоумные и комичные, запутавшиеся в делах, обремененные вечными долгами и сплетнями, они исчезли из виду как прошлогодний снег, и перед народом предстала радужная коронованная весна".
Жан де Пьерфе был свидетелем культа героя, когда ему довелось быть офицером в ставке Жоффра в момент величайшей славы этого воина: "В течение двух лет весь мир оказывал почти божественные почести победителю битвы на Марне. Приставленный к нему носильщик буквально сгибался под тяжестью коробок, пакетов и писем, посланных генералу незнакомыми людьми, чтобы таким образом выказать ему свое восхищение. Я думаю, кроме генерала Жоффра, никому из военачальников, не пришлось ощутить настолько, что такое слава. Ему посылали коробки конфет, изготовленные на самых знаменитых кондитерских фабриках мира, ящики шампанского, благороднейшие вина, фрукты, дичь, украшения и домашнюю утварь, одежду, все необходимое для курения, чернильницы, пресс-папье. Жители многочисленных городов и селений дарили ему то, чем славился их край. Художник — написанную им картину, скульптор — статуэтку, старушка — связанные своими руками носки или кашне, пастух, сидя в своей хижине, вырезал для него курительную трубку. Все мировые производители, враждебно настроенные против Германии, отправляли ему свои изделия. Гавана — сигары, Португалия — портвейн. Я знавал одного парикмахера, который не нашел ничего лучше, чем сделать портрет генерала из волос, принадлежавших его близким. Профессиональный писатель, воодушевленный похожей идеей, создал композицию из коротких фраз, составлявших хвалу генералу. Что же касается писем, то Жоффр получал их со всего мира — написанные на всевозможных диалектах, разными шрифтами, нежные и восторженные, исполненные любви и поклонения. Авторы писем называли его Спасителем мира, Отцом отечества, Посланником Бога, Благодетелем человечества и пр. <…> И не только французы, но и американцы, аргентинцы, австралийцы и т. п. и т. п. <…> Тысячи маленьких детей, втайне от родителей, писали ему о своей любви: большинство из них называли его "Отец наш". Эти излияния поклонения и любви стали особенно щемящими, а вздох облегчения — особенно глубоким, когда стало известно о поражении варваров. Всем этим наивным душам Жоффр казался св. Георгием, поражающим змия. В сознании человечества он, разумеется, был воплощением победы добра над злом, света над тьмой.