Смекни!
smekni.com

Башкирский субэтнос: этно-философский анализ (стр. 2 из 3)

Вообще, наличие единой коммуникационной системы не всегда свидетельствует о наличии этноса, равно как и ее отсутствие не означает отсутствия этноса. Например, тюркоязычный этнос в силу исторических причин распался на ряд субэтносов, имеющих одинаковую языковую основу и в то же время говорящих на весьма несхожих порой языках. В таких случаях ментальный переход от субэтнического мировоззрения к этническому совершается на основе неязыковых параметров. Для тюркоязычных субэтносов в этом смысле чрезвычайно важен религиозный фактор. Как правило, первым вопросом, который возникает, когда встречаются представители различных тюркоязычных субэтносов в условиях, при которых невозможно автоматически определить этническую принадлежность, является вопрос о том, не мусульманин ли собеседник?

Итак, современный мир в этническом отношении полицентричен. Основные мировые этнические “центры тяжести” представляют собой следующее.

Этносы-доминанты первого уровня, например, китайский. Для них характерно совпадение языковых, национальных и этнокультурных границ. Это приводит к чрезвычайной устойчивости, консервативности и замкнутости этих этнических систем.

Этносы-доминанты второго уровня, например, англоязычный. Для них характерна, прежде всего, языковая идентификация этнической принадлежности. Национальная и этнокультурная второстепенны. Эти этносы характеризует открытость, восприимчивость к инновациям, экспансия по отношению к конкурирующим этносам.

Этносы-доминанты третьего уровня, например, африканский. Для них характерна этнокультурная идентификация этнической принадлежности. Эти этносы, как правило, наименее устойчивы к внешним воздействиям, расположены к произвольным изменениям в экономической, политической и социальной сферах жизни и в то же время достаточно устойчивы в этнокультурном отношении.

Изложенное выше было необходимым теоретическим предисловием к позиции, с которой будет рассмотрено положение башкирского тюркоязычного субэтноса.

Существование субэтноса в пределах этноса-доминанта может быть устойчивым или нет. Например, положение азербайджанского субэтноса устойчиво. Трудно представить ситуацию, при которой был бы возможен вывод азербайджанского субэтноса за пределы тюркоязычного этноса. Этому несколько причин: язык, близкий к турецкому, фундаменту тюркоязычного этноса-доминанта, суверенное государство, в котором данный язык является государственным. Эти, уже сами по себе достаточные условия, подкрепляются исламским фактором. Можно утверждать, что устойчивость любого субэтноса в пределах этноса-доминанта зависит от решения главного вопроса: будет сохранен или нет язык данного субэтноса. Очевидно, что шансы сохранить язык существенно повышаются, если он является государственным, то есть обязательным для своих граждан и существенно понижаются, когда в качестве государственного фигурирует другой язык.

Можно ли считать, что целостность тюркоязычного этноса-доминанта определяется таким внутренним фактором как язык? Нет, поскольку единого языка не существует. Можно ли считать таким фактором этнокультурные стереотипы? Лишь в определенной степени, так как неодинаковая историческая судьба разных субэтносов адаптировала их в этнокультурном отношении не к тюркоязычному центру, а к определенным этническим “нишам” в пределах влияния чуждых этносов-доминантов. Можно ли считать фактором, способствующим сохранению целостности тюркоязычного этноса-доминанта, религию? Полагаю, что да. То есть универсальным внутренним фактором, фиксирующим на сегодняшний день этническую целостность тюрков, является ислам.

Этот тезис не означает, что автор считает такой способ обеспечения устойчивости тюрко-язычного этноса-доминанта наилучшим. Наоборот, мне кажется, что этническая устойчивость, основанная на религиозном единстве, способствует сохранению архаичных социальных структур, уменьшает динамичность развития и восприимчивость системы к новому. Конечно же, оптимальным фактором сохранения этнической целостности является язык. В то же время тезис о роли религиозного фактора в сохранении этнической устойчивости кажется мне объективно верным. В условиях отсутствия в тюрко-язычном этносе языкового, этнокультурного, политического, экономического единства религия в той или иной степени реализует объединительные функции.

Для любого субэтноса, в том числе и башкирского, находящегося в сфере языкового, политического, культурного, экономического влияния чуждого, в данном случае, русскоязычного этноса-доминанта, становится проблематичным сохранение естественной этнической принадлежности. Этнос-доминант по определению стремится ассимилировать чуждые ему этнические модули и субэтносы. Они что-то вроде занозы в теле: их надо или удалить, или, лучше, растворить в собственной плоти.

История цивилизации на глубинном уровне является борьбой этносов за перераспределение этнического пространства. Этносы-доминанты всех уровней всегда использовали и используют все формы экономического, политического, культурного и социального влияния для создания однородного этнического пространства. Разумеется, формы и методы этой экспансии менялись и меняются. Варварско-наивные способы насильственного поглощения чуждых этносов почти ушли в прошлое. В эпоху сложившегося равновесия этносов-доминантов дальнейшее перераспределение этнического пространства совершается или путем языковой, культурной, технологической экспансии против этносов конкурентов, или постепенным поглощением субэтносов, волей исторической судьбы оказавшихся в пределах политического влияния чуждых им этносов-доминантов.

В этом процессе религиозная принадлежность субэтноса, определяющая его естественную этническую принадлежность, выступает как последний бастион, падение которого означает этническую гибель данного субэтноса. Этносы-доминанты всегда это понимали и особенно в эпоху, когда религиозные и этнические границы совпадали, исходили из того, что насильственная замена религии данного субэтноса на свою собственную наиболее быстрый и легкий способ его поглощения. Войны с “неверными”, крестовые походы, католические войны с ересью в Европе, попытки насильственной христианизации народов России показывают, каким заманчивым казался этносам-доминантам этот способ для создания однородного этнического пространства.

Разумеется, современное перераспределение этнического пространства совершается иначе. Оно введено в определенные международные и государственные правовые рамки. Оно регулируется международными документами. Под эгидой ООН и в государственных масштабах приняты законы, гарантирующие равноправие и свободное развитие всех граждан данных государств. Этническая принадлежность на этом уровне не принимается во внимание. То есть этногенез в целом и процесс перераспределения этнического пространства не рассматриваются как процессы, поддающиеся осмысленной социальной регуляции. Законы, уравнивающие права граждан вне зависимости от религиозной, этнической и прочих форм принадлежности, являются логическим следствием того факта, что для государства важно существование гражданина и налогоплательщика, а для этноса-доминанта важно юридически оформить однородность этнического пространства, чтобы в принципе исключить возможность каких-либо конфликтов на этническом уровне.

Однако никакие действия на социальном уровне не могут остановить естественный процесс перераспределения этнического пространства. Этнос-доминант, как правило, существующий в пределах собственного государства, обладает набором возможностей, перед которыми трудно устоять представителям субэтносов, оказавшимся в пределах их влияния. Самым эффективным оружием этносов-доминантов в такой ситуации становится язык. Языковая ассимиляция субэтносов не самый быстрый и не самый легкий способ поглощения чуждых субэтносов, но самый эффективный и, более того, единственно возможный в современном цивилизованном мире, так как не только не связан с нарушением демократических принципов, но, по сути, является прямым следствием их развития и внедрения. Демократия в своей основе подразумевает свободный выбор, что и предлагается представителю чуждого субэтноса: или говорить на языке, который является государственным, открывает перед тобой двери всех учебных заведений, дает в принципе возможность делать любую карьеру, или говорить на языке, который не может дать всех этих возможностей. Выбор языка, который сделают родители, отдавая ребенка в школу, мне, например, кажется очевидным.

По настоящему родным и хорошо знаемым языком может быть только один, другой или другие так и остаются “факультативными” на всю жизнь. Так устроен язык, так устроен человек. Можно хорошо знать несколько языков, но видеть мир можно только через тот, который стал для тебя родным. И если этим родным языком становится язык чуждого этноса, то и мировоззрение, обретенное человеком, автоматически переводит его на позиции данного этноса, что бы он сам не думал по этому поводу. Любой язык – это исторически сложившийся способ видеть мир, “мировоззреть”. Этнос и его язык адаптированы друг к другу. Из-за оригинальной мировоззренческой структуры любого языка невозможно передать эту структуру путем перевода с одного языка на другой. При переводе мы передаем не глубинное понимание своего языка, а только подходящее для этого понимания значение близкого по смыслу слова чужого языка.