В самой по себе вещи, взятой в соотнесенности с собой, нет никакого смысла. В своей самотождественности она есть природа, равнодушная ко всему, что выходит за ее пределы. Вещь наделяется смыслом, когда перестает быть равной себе, становится проявлением «другой природы», знаком, символом внеприродного (или сверхприродного) — божественного или человеческого — мира. Так, предметы религиозного культа обретают сакральный смысл в точке пересечения «естественного» и «божественного» миров, на их стыке. Смысл вещи, выраженный в идее, и есть ее значение, которое она получает в контексте своего не природного, а какого-то иного бытия.
Во все времена человеку был убежден в том, что вещи, с которыми он имеет дело в своей жизненной практике, заключают в себе нечто большее, чем ему только видится, слышится, осязается в них. В вещах ему постоянно чудился какой-то «тайный смысл», скрытый от внешнего наблюдения и имеющий для него более важное значение, чем просто эмпирическое знание о них. Подобное убеждение растет из особого положения человека в мире: будучи сам «родовым» существом, он и в вещах ищет их «общий вид», «эйдос» или «идею». Его интересует в них не их природная данность, а их человеческая значимость. Многообразие смыслов, которым человек наделял окружающий мир, было следствием его меняющегося положения в этом мире, того, как он чувствовал и осознавал себя в нем.
Способность вещи излучать из себя человеческий смысл (точнее, способность человека наделять ее таким смыслом) превращает ее в предмет культуры. Философ обладает умением «видеть» этот смысл, постигать его «особым зрением» — умозрением, выражая его в идее. Все, что попадает в поле его зрения, предстает для него в своем культурном значении. Когда он делает своим предметом природу, историю, человека, он рассуждает о них не как физик, историк, биолог или антрополог. Его интересует не их фактическая данность, а их значимость для той культуры, в которой он существует. Картина мира, создаваемая философом (философская картина мира), подобна зеркалу, в котором человек находит и узнает себя, судит о том, кем он является (или должен быть) в этом мире. В европейской культуре философия и выполняла функцию такого зеркала, дававшему человеку знание о самом себе. В том же духе действуют миф, религия, искусство, но в отличие от них философия решает эту задачу рациональными средствами знания. И только наука смотрит на мир как бы через прозрачное стекло, пытаясь увидеть в нем то, что существует безотносительно к познающему субъекту.
Философия, с этой точки зрения, действительно, есть «рефлексия на культуру», что однако еще недостаточно для появления философии культуры. Воспринимать мир под углом зрения своей культуры не значит еще иметь «идею культуры» (подобно тому, как мифологическое восприятие мира первобытным человеком не означало наличия у него идеи мифа). Выработка такой идеи и составляет задачу философии культуры. Культура здесь — не только предпосылка, но и особый предмет познания в ряду других предметов. Если научное понятие культуры фиксирует то общее, что есть в разных культурах, то ее философская идея выражает ее значение для европейского человека.
Данное различие (между понятием и идеей) можно пояснить на примере того, как слово «культура» используется в нашем языке. Когда мы говорим о ком-то, что он — культурный человек, мы тем самым даем ему положительную оценку, а называя кого-то некультурным — отрицательную. О культуре можно говорить однако и как о том, что свойственно каждому человеку — во все времена и при любых обстоятельствах. Данное слово содержит в себе двойной смысл — «оценочный» и «описательный» (нормативный и дескриптивный). С одной стороны, оно заключает в себе оценку предмета или явления с точки зрения некоторой идеальной нормы (о культуре говорят в этом случае как о качестве или свойстве, которое присуще или не присуще объекту; наряду с «культурой» возможно и «бескультурье»), с другой — оно обозначает определенный класс элементов, существующий безотносительно к его оценке. В описательном смысле это слово употребляется в науке (как научное понятие), в оценочном — в обыденной речи и… в философии, что свидетельствует о ее большей близости к повседневному сознанию людей
За различным словоупотреблением стоит, разумеется, более сложная проблема, суть которой можно пояснить следующим образом. Наука о культуре исходит из факта множественности культур, их индивидуального своеобразия и уникальной самобытности. Все они равны перед наукой и каждая достойна научного изучения. Наука ставит перед собой задачу понять, чем одна культура отличается от другой, где проходит граница между разными культурами. Этим однако не исчерпывается задача постижения культуры, В ситуации осознаваемого им культурного плюрализма перед ним встает вопрос о границе между культурой, которую он считает своей, и чужими для него культурами. Не так просто ответить на него, зная, что культур много. Ведь связь с собственной культурой никому не гарантирована автоматически, в силу, так сказать, текущей в нас крови или заложенных генов. Можно быть русским по крови и не быть им по культуре, равно как и наоборот. Что же лежит в основании этой связи?
Тот же вопрос можно сформулировать как вопрос о границе между культурой как объектом познания и той, к которой принадлежит познающий субъект. Если культур много, знание о них и существование в одной из них не совпадают друг с другом. Можно знать ислам и не быть мусульманином. Знание и бытие расходятся между собой. Знание делает человека ученым, но еще ничего не говорит о его культурной принадлежности. Оно нейтрально по отношению к черте, отделяющей его культуру от чужой. Из того, что я знаю о культуре в научном плане, нельзя заключить, кто я сам по культуре.
Обычно «своей культурой» называют ту, с которой человек связан своим происхождением, местом проживания, воспитанием, языком, на котором говорит и мыслит, традициями, сохраняющимися в его памяти. По словам Д.С. Лихачева, одна из величайших основ, на которых зиждется культура — это память. Определение культуры через память чрезвычайно распространено в наше время, страдающее беспамятством.
Но только ли традиция и память делают нас культурными людьми? Ведь в культуре мы связаны не только с прошлым, но с настоящим и будущим. Наши надежды, цели и идеалы имеют для нас не меньшее значение, чем традиции, не всегда прямо совпадают с последними. Живя в современности, трудно ограничиться одним прошлым. В нем многое приходиться переосмысливать, создавать заново или заимствовать у других народов. Без этого культура — всего лишь исторический реликт, место которому в музее, а не в жизни. Вопрос о «своей культуре» всегда поэтому новый вопрос, решаемый посредством не только памяти, но и воображения.
В культуре, которую мы считаем «своей», многое, конечно, зависит от нашего происхождения, окружения, воспитания, но ведь многое зависит и от нас самих, от того, что мы считаем для себя важным и нужным. В культуре, доставшейся нам от наших предшественников, нас может многое не устраивать, вызывать отторжение, тогда как в культуре других народов мы можем находить для себя нечто интересное и полезное. В своем культурном бытии мы детерминированы, следовательно, не только внешней необходимостью, предписывающей нам с непреложностью природного закона определенную культурную нишу (подобно тому, как природные организмы распределены природой по классам и видам), но и нашей свободой в выборе «своей культуры».
Граница между «своей» и «чужой» культурами устанавливается тем самым силой не внешнего принуждения, а нашего свободного выбора. Она не предзадана нам, а задана нами. Ее не всегда легко распознать, но именно она разделяет то, что подлежит в культуре научному изучению, с одной стороны, и философскому осмыслению — с другой. Наука фиксирует в культуре то, что не зависит от нас, философия — то, что предопределено нашей свободой. Традиция, положившая в основу культуры человеческую свободу, и сделала возможной возникновение философии культуры.
Теперь можно сформулировать в общем виде отличие философии культуры от культурологии (науки о культуре). Если культурология есть знание о разных культурах в их отличии друг от друга (безотносительно к вопросу о том, какая из них является моей), то философия культуры есть знание о своей культуре, или культурное самосознание человека. Оба знания взаимно предполагают друг друга. Осознавая свою культурную идентичность, мы не можем обойтись без знания о разных культурах, без научного знания, а последнее лишено смысла без «идеи культуры», т.е. ее значения для познающего субъекта. Вне научного изучения культура — отвлеченная идея, вне философского осмысления — механическая сумма разрозненных в пространстве и времени образований.
Изучаемое наукой культурное множество предстает, с одной стороны, как множество формообразований культуры, включающих миф, искусство, религию, философию и саму науку, с другой — как историческое множество, образуемое культурами разных народов и эпох. Философская идея культуры позволяет придать первому множеству систематическое единство, второму — типологическое. Она служит для культурной систематики и типологии необходимым основанием, позволяет представить разные культуры в их взаимной связи и последовательности.