"Цивилизация" против "варварства": к историографии идеи европейской уникальности
Д.Ф. Терин, научный сотрудник Института социологии РАН.
Примерно к середине XX в. сложилась тематика, которая чаще всего именуется "цивилизационной". Ее современные границы в значительной степени определились под влиянием работ А. Тойнби и А. Кребера, а также сравнительных исследований Ш. Эйзенштадта и политологической концепции "столкновения цивилизаций" С. Хантингтона. Объектом внимания исследователя практически всегда оказываются "цивилизации" во множественном числе, "культурные общества наивысшего ранга", как именует их Хантингтон, иными словами, "общества" или "культуры" (между этими двумя понятиями часто не делается различия), имеющие максимально высокий онтологический статус. Какими бы ни были взаимоотношения таких цивилизаций, сами по себе они чаще всего полностью исчерпывают предметное поле исследования. Легко заметить и априорный характер базисного понятия цивилизации как видового, и неизбежную в этом случае его эквивалентность "культуре". До настоящего времени не выработано общего теоретико-методологического подхода к "цивилизационному анализу" [1, с. 84–85]. Вместе с тем идея "цивилизации в единственном числе", в том виде, в каком она развивалась со времени своего возникновения в европейской общественной мысли Просвещения, является существенной составной частью европейской (в широком смысле слова, или "западной") идентичности, и в качестве таковой находит свое отражение в современной социологической теории. Собственно социологический подход к цивилизации, в отличие от культурологического или этнографического подходов, основан на установлении границы между цивилизацией и тем, что цивилизацией не является, а не между разными цивилизациями.
Идею цивилизации можно обнаружить задолго до того, как для ее обозначения в XVIII в. было найдено подходящее слово с латинским корнем. Истоки этой идеи просматриваются, например, у античных авторов, чаще всего в тех случаях, когда наличествует противопоставление, бинарная оппозиция. Так, например, Страбону на рубеже христианской эры было известно, "что у одних народов преобладают законность, государственное начало и достоинства, связанные с воспитанием и науками, у других же — противоположные" [2]. Этот почти афористичный отрывок предвосхищает очень многое из того, что впоследствии составило понятие о цивилизации в европейской интеллектуальной истории. Поскольку в своей "Географии" Страбон, как принято считать, пересказывает несохранившуюся до наших дней книгу Эратосфена из Кирены, это представление следует отнести еще дальше, в глубь веков. Для носителей "противоположных достоинств" со времен античности использовался термин "варвары". Название обладателям первых качеств ("цивилизованные народы") было найдено много позже — когда вслед за естествознанием в европейском обществознании утвердилась идея Прогресса, то есть восходящего развития, совершенствования человеческого рода.
Становление термина "цивилизация" хорошо освещено в литературе. Прототипы этого термина (франц. civilisation, англ. civilization) длительное время бытовали во французском языке. Л. Февр обратил внимание на существительное civilité (благовоспитанность, "цивильность"), причастие civilisé (встречающееся у Декарта), а также трудно переводимое слово другого корня policé , означающее приверженность общественному порядку, определенным правилам поведения [3, с. 253]. В словарях первой половины XVIII в. присутствует слово civilisation , означающее юридическую процедуру (превращение уголовного процесса в гражданский). В XVIII в. во французском и английском языках все чаще встречаются слова с суффиксом – isation. "Все романские существительные с суффиксом – isation в той или иной степени имеют значение процесса наряду со значением результата, в отличие от парных к ним существительных, имеющих значение статичного качества, именно такова пара civilization — civilité " [4, с. 169]. По мнению Февра, мыслители подыскивали в те времена слово, "которое означает торжество и расцвет разума не только в сфере законности, политики и управления, но и в области моральной, религиозной и интеллектуальной" [3, с. 253]. Именно "цивилизация" и оказалась словесной формой, наиболее подходящей для выражения такого содержания. С точки зрения Н. Элиаса, французское понятие "цивилизация" точно так же отображает особую судьбу французской буржуазии, как понятие "культура" — судьбу буржуазии немецкой, будучи поначалу идеологическим инструментом оппозиционных кругов третьего сословия [5, с. 106].
Впервые термин "цивилизация" в этом новом, близком к современному, значении встречается у Мирабо-старшего в вышедшей в 1757 г. работе "Друг людей, или Трактат о народонаселении", затем в 1760-е годы в его же "Теории налога". В наброске "Друг женщин, или Трактат о цивилизации" Мирабо пишет: "Если бы я спросил у большинства, в чем, по вашему мнению, состоит цивилизация, то мне ответили бы: цивилизация есть смягчение нравов, учтивость, вежливость и знания, распространяемые для того, чтобы соблюдались правила приличий и чтобы эти правила играли роль законов общежития; все это являет мне лишь маску добродетели, а не ее лицо, и цивилизация ничего не совершает для общества, если она не дает ему основы и формы добродетели" (цит. по: [6, с. 389]). Сколь похоже это на мысль Руссо, высказанную им в "Рассуждении о науках и искусствах": "Добропорядочные народы (peuples policés), развивайте свои дарования: счастливые рабы, вы им обязаны этим нежным и тонким вкусом, которым вы кичитесь, этой кротостью характера и благоразумною сдержанностью нравов, которые делают общение между вами столь тесным и легким; одним словом, дарования эти дают вам видимость всех добродетелей, хоть вы и не обладаете ни одной из них" [7, p. 27]. В обоих отрывках речь идет об усвоенных внешних правилах поведения, которые еще не суть добродетели, но трактат Руссо написан несколькими годами раньше, в 1750 г., и в нем еще не встречается термин, который является предметом настоящего рассмотрения. Во французских общественнонаучных текстах, относящихся к 70–80-м годам XVIII в., слово "цивилизация" встречается уже довольно часто. Его используют Дидро, Гольбах, Кондорсе [3 ].
Общественная наука XVII в. испытывала потребность в понятии, которое отразило бы процесс облагораживания общественных нравов, распространения разума в сферах законности и политической жизни и вместе с тем характеризовало бы достигнутый европейскими нациями результат этого процесса. Это становится очевидным при сравнении двух текстов того времени. Речь Тюрго, прочитанная в Сорбонне в 1750 г., и работа Кондорсе, написанная в 1794 г., посвящены прогрессу человеческого разума; их названия в оригинале очень похожи 1 . У Тюрго еще отсутствуют слова "цивилизация", "цивилизованный", и варварству у него противостоят "просвещенные народы". В тех ситуациях, в которых мог бы быть использован термин "цивилизованный", Тюрго употребляет слово "просвещенный", причем следует заметить, что оно не является для него заменой понятию "современный", а имеет более широкий смысл. Даже для характеристики античного мира как целостности, противостоящей варварскому окружению, Тюрго использует выражение "просвещенный мир" ( l’Univers éclaire) [8, p . 226]. Варварам он противопоставляет "добропорядочные народы" ( les peuples policés) [8, p . 289], хотя и те и другие соотнесены между собой как ступени единого прогресса человеческого рода [8, p . 303–304]. Так, усваивают порядок, становясь policés , исторические варвары — германские племена эпохи великого переселения народов [8, p. 289].
Кондорсе в 90-х годах XVIII в. употребляет новое слово очень часто, хотя и нигде не приближается к дефиниции термина. В работе "Эскиз исторической картины прогресса человеческого разума", представляющей собой один из наиболее впечатляющих памятников идеологии Прогресса, слово "цивилизация" в сочетаниях "ступень цивилизации", "эпоха цивилизации", "прогресс цивилизации", "состояние цивилизации" встречается очень часто. Наиболее характерны семантические конструкции, где "варварам" противопоставлены либо "добропорядочные народы", либо "цивилизованные народы" ( les peuples civilisés) [9, p . 204]. И здесь цивилизация не является принадлежностью одной лишь современности: говорится, например, о цивилизации древних греков [9, p . 61] (очевидно, как о ступени, стадии развития). Состояние же цивилизации в действительности, современной Кондорсе, достигнуто, по его мнению, лишь немногими народами, "наиболее просвещенными, наиболее свободными, наиболее освобожденными от предрассудков, как французы и англо-американцы" [9, p . 204]. Кондорсе подчеркивает тесную взаимосвязь прогресса наук и прогресса цивилизации [9, p. 205].
В текстах данного периода, по которым мы можем проследить развитие понятия цивилизации, в общем-то не находится никаких положительных его определений. Это кажущееся противоречие объяснимо, если рассматривать цивилизацию не саму по себе, а наряду с варварством как одну из составляющих дихотомии. Ю.С. Степанов считает, что место для будущего понятия цивилизации в системе европейских языков было заготовлено заранее как для антонима "варварству" [4, с. 167]. В таком случае анализ употребления термина "варварство" может дать лучшее понимание и его антитезы.
В рассматриваемую эпоху "варварство" в основном используется: 1) для обозначения догосударственных, догородских обществ прошлого и настоящего; 2) как эпитет для некоторых общественных реалий прошлого Европы; 3) для характеристики восточных обществ вне исторической перспективы — как древних, так и современных. Примеры первого употребления многочисленны, и только оно относительно свободно от негативных ценностных коннотаций. Показательно, что столь далекие друг от друга в оценке самого "варварства" авторы, как Тюрго и Руссо, используют одно и то же слово в этом первом значении. Тюрго пишет о варварстве, которое в его время существует еще у некоторых американских (то есть индейских) народов, как об одном из первых шагов на пути к обходительности (politesse) просвещенных наций Европы [8, p . 304]. Руссо в "Общественном договоре" говорит о "варварских народах", которые одни могут обитать там, где труд людей приносит только самое необходимое, там, где был бы невозможен никакой политический порядок (politie) [10, p . 267]. Варварскими именуются и законодательство, нравы недавнего прошлого, восходящие к тому общественному порядку, который самими просветителями был назван "темными веками", а в отечественной исторической литературе именуется "феодализмом". Описывая социальные реалии средневековой Европы, Тюрго определяет их как "варварство" [8, p . 230-231]. "Варварскому веку", то есть именно средневековью, обязаны своим появлением изобретения, неизвестные в древности. Для Тюрго варварскими являются как германские языки, так и "нравы, занесенные из Германии на юг Европы" [8, p. 230-231]. Таким образом, европейское средневековье являет собой варварство, привнесенное в мир (то есть на территорию, входившую прежде в Римскую империю) германцами. Кондорсе пишет о варварском законодательстве раннесредневековых королевств Европы, но "варварскими" оказываются и почти современные ему "правила французской юриспруденции" [9, p. 165]. Указанные обозначения нельзя рассматривать только как эпитеты "ужасного, дикого" или "экзотического"; напротив, эти правила, по мнению Кондорсе, ведут свое происхождение от так называемых "варварских правд", сводов права древних германцев. Понятие варварства связывает воедино догосударственное или раннегосударственное общественное устройство и социальные институты эпохи европейского абсолютизма, третируемые мыслителями Просвещения как реакционные.