Таким образом, мы мажем сказать, что Ницше в "Заратустре" сделал очень важное открытие в понимании сути национального и народного, но сделал отсюда неверный вывод об отсутствии общечеловеческих основ добра и зла.
Еще один рациональный аргумент Заратустры в пользу проповедуемого им релятивизма морали - это противопоставление будущего блага человечества его нынешнему благу. Естественно, у Заратустры это аргумент рациональный лишь по сути, а не по форме. Заратустра, как всегда говорит притчами. И даже, по сути аргумент становится рациональным лишь после нашего додумывания того, что хотел он здесь сказать. Но, прежде всего, что он все-таки сам говорит на эту тему: "Выше любви к ближнему стоит любовь в дальнему и будущему." "Так гласит моя великая любовь к дальним: не щади своего ближнего. Человек есть нечто, что должно преодолеть."
"О братья мои! В ком же лежит наибольшая опасность для всего человеческого будущего? Не в добрых ли и праведных?"
В рациональной форме аргументацию Заратустры сводится к тому, что если мы будем слишком добренькими сегодня или нагрузим себя слишком многими "должно", то завтра сад жизни зачахнет, из-за отсутствия борьбы атрофируются сильные желания, воля, люди измельчают и деградируют. В той море, в какой это касается распространенного сегодня лже гуманизма с его проповедью терпимости к бездуховности, к посредственности, к извращениям и даже с возведением их в норму, то но просто прав здесь Заратустра, но сегодня еще более пророчески звучат его слова, чем в дни когда они писались. Но отсюда не следует вывод, что, отбросив "Не убий" и "Не укради", мы придем к лучшему будущему хотя бы в отдаленней перспективе. Более того, на этом пути мы, вообще, не продвинемся далеко, т.к. успешно истребим себя довольно скоро.
Заратустра и фашизм
Был ли Заратустра /и Ницше, вообще/ предтечей фашизма? Ответ зависит от того, что мы будем понимать под "предтечей". Но, то, что между Заратустрой и фашизмом нельзя поставить непроницаемой перегородки, это я попытаюсь показать.
Освобождение человека от общечеловеческих норм морали, осуществленное Заратустрой - уже очень важный элемент фашистской идеологии. /Хотя Нише был не первый и не последний, кто делал это "освобождение", но он, безусловно, был один из выдающихся в этом деле). Многократно обсуждалась также связь учения Заратустры о сверхчеловеке с фашистской теорией сильной личности - "белокурой бестией". Одни отождествляют "белокурую бестию" со сверхчеловеком Заратустры, другие утверждают, что это - не только не одно и те же, но и не имеет ничего общего. Действительно, Заратустра, не уставая, говорит о благородстве, о духовности, о самопожертвовании в контексте учения о сверхчеловеке:
"Поистине, я угадываю вас, мои ученики: вы стремитесь, подобно мне к дарящей добродетели...
Ваша жажда в том, чтобы самим стать жертвою и даянием: потому вы и жаждете собрать все богатства в своей душе."
Такие высказывания и зверства, творимые фашистами, кажутся несовместимыми на первый взгляд. Но, не мешает помнить, что многие из фашистов, особенно не рядовые, а, следовательно, более подкованные в фашистской теории, возвращаясь, скажем, на побывку домой после карательных операций над непокорным населением оккупированных территорий, могли с большим воодушевлением слушать музыку и не только Вагнера, были и готовые пожертвовать собой за идею. Но главное, что заратустровский сверхчеловек - это не одно лишь благородство и самопожертвование, есть у него и такой, например, лик:
"Ах, звери мои, только одному научился я до сих пор, что человеку нужно его самое злое для его же лучшего,- что все самое злое есть его наилучшая сила и самый твердый камень для наивысшего созидателя; и что человек должен становиться лучше и злое."
""Человек должен становиться все лучше и злее" - так учу я. Самое злое нужно для блага сверхчеловека."
"И когда ваша душа становится большой, она становится высокомерной; и в вашей возвышенности есть злоба."
Так что противоречие между фашистской "белокурой бестией" и за-ратустровским сверхчеловеком, если и есть, то лишь в нюансах.
Также и учение Заратустры о власти и подчинении перешло в теорию фашизма. После главы о "О трех превращениях", в которой учит он о вечном бунтарстве духа, выясняется, что созидание новых ценностей - это не для масс, а для сверхчеловеков. Массам же уготован удел подчинения воле и власти этих созидателей. Т.е., несмотря на то, что все ценности, все "должно" объявлены относительными, тут же вводится новое инвариантное "должно" - подчинение власти сверхчеловека или касты сверхчеловеков:
"Когда вы хотите единой воли, и эта перемена всех потребностей называется у вас необходимостью: тогда зарождается ваша добродетель.
Поистине, она есть новое добро и новое зло! Властью является эта новая добродетель..."
"Восстание-это доблесть раба. Вашей доблестью да будет повиновение!"
"...ваша высшая мысль должна быть вам приказана мною..."
Это свое новое "должно", новое добро и новое зло", именуемое властью, Заратустра обосновывает на фрейдистский, точнее адлеровский манер /и знал бы он с кем идейно соприкоснется в этом месте в будущем, может, одумался бы/. Естественно, обосновывает не в рациональной манере, а в притчах и символах, но рациональное содержание того, что он хотел сказать, за этим угадывается:
"Не река является вашей опасностью и концом вашего добра и зла, вы, мудрейшие, но сама эта воля, воля к власти, - неистощимая, творящая воля к жизни."
"...где бы ни находил я живое, везде слышал я речь о послушании. Все живое есть нечто повинующееся."
"Везде, где находил я живое, находил я и волю к власти; и даже в воле служащего находил я волю быть господином.
Чтобы сильнейшему служил более слабый – к тому побуждает его воля его, которая хочет быть господином над еще более слабым: лишь без этой радости не может он обойтись.
И как меньший отдает себя большему, чтобы тот радовался и власть имел над меньшим, так приносит себя в жертву и больший и из-за власти ставит на доску жизнь свою."
"Только там, где есть жизнь, есть и воля: и это не воля к жизни - воля к власти!"
Т.е. на фрейдистский манер (а точнее Фрейд на манер Ницше) Заратустра провозглашает здесь существовании в природе человека единственной или, во всяком случае, доминирующей потребности, потенциала, он же подлинная движущая причина и мотивация всех его поступков. Но в соответствии с Адлером у Заратустры это не либидо, а жажда власти.
Развернутая полемика с Заратустрой в этом вопросе означала бы также полемику с Фрейдом и Адлером, а это увело бы нас слишком далеко от темы. Поэтому я ограничусь лишь одним замечанием: Само то обстоятельство что после Фрейда, с его либидо в качестве главного "мото" человеческой натуры, появился Адлер, ставящий на это место власть, а затем Юнг с его архетипами, приводит к простой и естественной мысли: а почему, собственно, должно быть единственное "мото" у всех человеческих поступков или хотя бы только тот набор, что предлагает Юнг. Развитие этой мысли и свой набор потенциалов - потребностей, могущих служить движущей силой человеческих поступков, с рассмотрением связей между ними, я предлагаю в "Неорационализме".
Но мы можем усмотреть у Заратустры и еще один аргумент в пользу необходимости человечеству власти и подчинения. Правда, это усмотрение имеет субъективный характер и читателя, заявившего, что Заратустра не имел этого в виду по за его притчами, я не взялся бы переубеждать. Но в этом нет и нужды. Имел ли Заратустра этот аргумент в виду или нет, но его можно сконструировать из того, что он пишет, и коль так, то научная честность, на мой взгляд, требует это сделать. Аргумент этот базируется на противоречии между собственно человеческой, т.е. духовной природой человека и животной его природой, противоречии, которое уже упоминалось выше. Наличие этого противоречия приводит к проблеме поиска такого общественного устройства, которое, по возможности, устраняло бы или смягчало его. И мы можем сконструировать за Заратустру утверждение, что устройство общества, основанное на власти и подчинении, как раз и достигает этой цели.
Действительно, стремление к власти, присущее всем особям в животной стае, принадлежит, очевидно, животной природе человека, в то время как служение власти является, точнее, являлось одной из возможных форм духа в исторические периоды, когда монархия была наиболее приемлемым для тех условий общественным строем. /См. "Неорационализм"/. Подчинение власти, опять же, соответствует животной природе человека, т.к. имеет место и в животной стае. Но помимо того, что даже во времена оправданного абсолютизма существовали, кроме служения монарху, и другие формы духа /религия, искусство и т.д./ и, что в других условиях служение монарху или диктатору не может давать духовной пищи большинству, поскольку такая форма правления уже не служит интересам общества, помимо всего этого, подчинение власти - в большинстве случаев признак не духовности, а рабства, низости и трусости. И лучшее тому доказательство дал фашизм, осуществивший на практике эту часть учения Заратустры: первые, кто побежал послушаться и служить властям новоявленных сверхчеловеков, то бишь фюреров всех рангов, были немецкие обыватели, те самые "последние люди", столь горячо ненавидимые Заратустрой. Духовное обнищание гитлеровской Германии в целом также свидетельствует о том, что власть и подчинение далеко не всегда способствует росту и удовлетворению духа.