С чего нужно начать борьбу со злом, чтобы стать подлинным человеком, то есть «Богочеловеческим» существом, личностью? «Зло нужно прежде всего видеть в самом себе, а не в другом», – подчеркивает Н.А. Бердяев [4, c. 125]. Это, пожалуй, самое трудное, поскольку мы, люди, склонны видеть зло во вне, в других, а не в себе. Необходимо признать познание зла как первую, пусть и теоретическую, ступень борьбы со злом. Преодолеть ветхо-законническое сознание, отрицающее допустимость познания зла [4, c. 126]. Необходимо при этом «изобличить пустоту, бездарность, скучность, бессилие его, бессмысленность, никчемность зла и Бога его Дьявола». При этом нельзя отвечать на зло злом. Поскольку «дьявол радуется, когда ему удается внушить к себе, злые, то есть дьявольские чувства». Поскольку дьявол мимикрирует и нередко «является в образе ангелов света» [4, c. 125]. Наконец, истинно духовная направленность борьбы со злом состоит «в вере в силу добра более, чем в силу зла». Без этой веры борьба со злом безуспешна [4, c. 125]. В борьбе со злом нужно иметь в виду и то, что зло является «двигателем и возбудителем мировой жизни». «Без него, – подчеркивает Н.А. Бердяев, – осталось бы первобытное, райское состояние первого Адама» [4, c. 126]. В этом состоит трудность борьбы добра со злом, которая, по версии Н.А. Бердяева, нередко замалчивается официальной теологией и традиционным религиозным сознанием. Трудность борьбы со злом состоит также и в том, что «добро, победившее зло, есть добро большее, чем то, которое существовало до явления зла» [4, c. 127]. Поэтому со злом нельзя бороться только пресечением и истреблением его, «зло нужно победить и преодолеть». А это достижимо только в духовном опыте преображенной и творческой личности «Богочеловека» [4, c. 127]. «Но истребляя зло в себе, я должен быть снисходительным к ближнему». Максимум требований к себе, а не к другим. Поскольку от добрых чувств сила добра в мире возрастает, а от злых чувств возрастает сила зла. «Не только злоба против добра, но и злоба против зла разрушает мир личности» [4, c. 125]. В духовном опыте творения в себе идеала Богочеловеческой личности (Иисус Христос как подлинный идеал) каждый человек должен руководствоваться принципом – постулатом: «Зло есть зло, оно должно сгореть в адском огне, с ним нельзя примириться». И не соблазняться ложным принципом «Зло есть путь к добру, путь испытания свободы духа», поскольку он очень опасен, порождает «муть» в человеческом духе и человеческой душе. Второй тезис ведет в конечном итоге к примирению, к компромиссу со злом [4, c. 125]. Через компромисс со злом в человеке гибнет «Богочеловеческая» сущность.
Подлинно Богочеловеческое «Я» личности, по Бердяеву, творится в экзистенции человеческой жизни. Это и является подлинным смыслом бытия человека. В связи с этим Н.А. Бердяев отвергает принцип аскезы, поскольку она требует отказа от полноты жизнепроявления человека, как изначально-греховной. Аскеза и не искупает греховное в человеке и не побеждает зло. Ведь аскеза есть отказ, а не творение. «Аскеза в пределе своем античеловечна. Аскеты, занятые собой, своей чистотой и своим спасением, делаются нечеловеколюбивы, беспощадны». Ее «крайние формы … приводят к потере совести и достоинства человека». Она «жизневраждебна» и враждебна сущности христианства. «В ней есть что-то садистское и мозахистское. При этом делается невозможным никакое творчество человека» [5, c. 405].
Особое место в своей философии Н.А. Бердяев отводит проблеме одиночества в бытии, в экзистенции человека. «Болезнь одиночества есть одна из основных проблем философии человеческого существования как философии человеческой судьбы», – подчеркивает он [2, c. 283]. Одиночество является онтологической основой трагедии человеческой жизни. Когда оно не преодолевается, наступает трагический момент человеческой экзистенции. В этом плане переживание своего одиночества «Я» и составляет ядро человеческой жизни. Каковы же истоки одиночества человеческого «Я», личностного «Я» и каковы пути его возможного преодоления по Н.А. Бердяеву?
Истоки одиночества находятся в глубинах человеческого «Я», в его неповторимости, уникальности, принципиальной нерепродуцируемости, в глубинах духовного мира человеческого «Я». Отсюда и возникает изначально несовпадение человеческого «Я» и объективного мира. Поэтому, по мнению Н.А. Бердяева, «Я» человека никогда не может полностью быть объективировано, полностью воплощено во внешних объектах. Поэтому «Я» перед объектом всегда одиноко. Это основная истина. «Я» одиноко не столько в своем существовании, сколько перед другими, в чуждом мне мире» [2, c. 268]. Но поскольку «Я» должно реализовать все свои внутренние потенции, коренящиеся в духовном «Я», человек не может быть изолированным и от объективного мира и от других людей. Он не может только замкнуться в себе, ибо это приводит к ощущению покинутости в бытии, в экзистенции, ощущению неотвратимости трагедии. Это было бы абсолютным одиночеством, которое ближе к смерти, чем к жизни. Тогда и свобода человеческого «Я» утрачивает свое положительное значение и смысл. Поэтому задача – преодоление одиночества и есть смысл человеческой экзистенции. Каковы же пути преодоления одиночества, какие из них формальные, малосодержательные, а какие подлинно содержательные и истинные, имеющие позитивное и творческое начало?
Первый путь преодоления одиночества (выйти за границы изолированного «Я») является познание объективного мира, как природного, так и общественного. Познание объективированного мира носит характер формального, не настоящего выхода из одиночества. Так как, по Бердяеву, объективированный мир является падшим. Так же и познание общества не является настоящим выходом.
Второй путь преодоления одиночества – это социализация личностного «Я». Он называет его приспособлением к социальной среде. Но «Я» чувствует себя здесь дома в обыденности социальной жизни. Это тоже малопродуктивный путь, так как всегда есть угроза растворения личностного «Я» в социуме. Здесь скорее достигается цель безопасности существования, чем преодолевается одиночество.
Третий путь преодоления одиночества – равнодушие к судьбам народа и общества и неприятие революционного изменения социума. По Бердяеву, это также не выход из одиночества, ибо человек уходит в себя, в свою духовную жизнь и творчество. Он скорее изолируется, чем преодолевает одиночество.
Четвертый путь – это путь пророков, образцами которых являются ветхозаветные пророки. Пророк «всегда обращен к судьбам народа и общества, к истории, к своему личному будущему и мировому. Он обличает народ и общество, судит его, но всегда поглощен судьбой этого народа и общества. Пророк переживает острое одиночество и покинутость», непонятность себя [2, c. 273]. Известный афоризм: «Нет пророков в своем Отечестве» как раз и отражает данную ситуацию.
Эти пути преодоления возможны, но, по мнению Н.А. Бердяева, они неполные и нетворческие. Каковы же истинные пути преодоления одиночества, если и не исчерпывающим образом, то устраняют жгучесть и ужас одиночества?
Первый и изначально необходимый – это путь общения. Чтобы не быть одиноким, нужно сказать «Мы», а не «Я» [2, c. 267]. «Истинное преодоление одиночества и достижения от «Я» к «Ты». Это – путь уничтожения одиночества» [2, c. 278].
Общение возможно только с субъектом, в котором ты обнаруживаешь духовное родство. Общение исключает всякий эгоизм и всякие меркантильные соображения. Тогда общение и становится осуществлением свободы бытия. В другом «Я» личность видит собственное отражение и воплощение. Как говорил Гегель, в общении я удваиваю себя в своем единстве. Общение Н.А. Бердяев распространяет не только на других людей, но и на сферу отношения с Богом, с И. Христом, на все человечество, если мы их понимаем и воспринимаем как субъект, как личность. «Мое одиночество преодолевается потому, что есть Бог» [2, c. 282].
Второй путь преодоления одиночества есть путь дружбы, основанной на искренности и сердечности. Дружба есть форма личностной и интимной связи между людьми, основанной на душевной симпатии и уважении, признании родственной суверенности другого «Я» и другого «Ты».
Третий и высший путь преодоления одиночества предстает в форме любви. «По настоящему преодолевает одиночество лишь реальная любовь, которая есть вершина жизни», «поскольку любовь не хочет знать законов объективированного мира» [2, c. 280–282]. Любовь трансцендентна по своей сущности, поэтому несводима к обладанию. Она сильнее могущества и власти в преодолении одиночества. «Могущество и власть не преодолевают одиночества, ибо могущество возможно лишь над объектами» [2, c. 281]. Любовь, как феномен преодоления одиночества, Бердяев распространяет и на сферу отношения с Богом, И. Христом, с Богочеловеческой сущностью в личностном «Я». Человек становится подлинной Богочеловеческой личностью тогда, когда он любит в себе сущность И. Христа как личность, а не лишь самого себя как индивида. Это было бы проявлением лишь эгоизма. Поэтому становление и обретение Богочеловеческой сущности через любовь есть подлинно-творческий процесс. Эгоизм же творчества не требует. Н.А. Бердяев подчеркивает подлинно христианскую сущность такой любви, преодолевающей одиночество «Я», отмечая ее таинственный характер. Хотя религия как социализированная система не преодолевает одиночество, но поскольку она есть «откровение, есть голос Божий, есть воплощение Бога», она в форме любви соединяет меня с другими и с Богом. Тем самым и любовь носит христиански религиозный характер, не переставая быть тайной, но все же она наиболее истинный путь преодоления одиночества. Поэтому и общение, и дружба, и любовь являются неизбежно «трансцендированием, выходом из себя в другого» [2, c. 281–282].
Важную роль в преодолении одиночества он отводит половой любви, вплетенной в процесс человеческой экзистенции. Поскольку «один из главных источников одиночества человека лежит в поле. Человек есть существо половое, то есть половинчатое, разорванное, не целостное, томящееся по восполнению… Но физическое соединение полов само по себе одиночества не преодолевает» [2, c. 278–280]. Половая любовь, с одной стороны, есть погружение человека «в стихию рода», но с другой – погружение во внутреннее существование «Я». Поэтому она влияет на судьбу человека, иногда и трагически, которая усиливает чувство одиночества, а не снимает его [2, c. 281]. Говоря современным языком, сексуальное влечение является важным пусковым механизмом преодоления одиночества, но не самим преодолением одиночества. И только когда это влечение приобретает, лучше сказать, преобразуется в духовное явление, в духовную связь в форме общения, дружбы и любви, восстановления единства и целостности личности и другого «Я», возможно преодоление одиночества человеческого «Я.