Кстати, колоссальные технологические изменения евразийского ландшафта не были бы возможными, если бы русские представляли собой монолитный этнос, а не сложную, иерархизированную этническую систему. Русские - это суперэтнос, объединивший десятки этносов и сотни субэтносов, рождающий тысячи консорций, и способный к плодотворному взаимодействию на суперэтническом уровне с другими суперэтносами - с западноевропейским и еврейским. В частности, как мы уже отмечали, "советская энергетика" есть результат такого взаимодействия русского и еврейского суперэтносов.
Мы переносим эти представления и на исследуемый нами случай, чтобы ответить, наконец, на вопрос: почему же уральцы чем-то неуловимо для поверхностного взгляда, но даже для него ощутимо отличаются от своих соседей? Если принять как справедливое утверждение Гумилева, что каждый народ всего лишь один раз за свою историю приспосабливает ландшафт к своим потребностям, то ответ напрашивается как бы сам собой. Некогда - не столь уж далекие наши предки пережили период освоения горного уральского ландшафта и видоизменили его так, как это можно было сделать лишь здесь - на Урале. Стимулом к подобным изменениям служили те же самые творческие процессы, что и стимулировали здесь сам этногенез.
В его начале за счет искусственной концентрации пассионариев в ограниченном пространстве Среднего Урала произошло локальное превышение уровня пассионарности сверх некоторого критического уровня. Это превышение запустило автоколебательный процесс, то есть сам себя стимулирующий стремительный подъем активности оказавшихся здесь людей до возможного максимума. Произошло примерно то же, что было и на Аляске во времена Золотой лихорадки. Поражающий воображение успех немногих стимулировал переселение сюда тысяч и тысяч энергичных людей, удел которых - крах великой мечты.
Отметим, что ГУЛАГ не был единственным механизмом мобилизации сверхнапряжения. Другими выпадавшими из естественного этногенеза механизмами мобилизации сверхнапряжений в советское время были марксистско-ленинская идеология с ее непременными компонентами - "дружбой народов", образующих "советский народ как исторически новую общность людей", а также - стройбат, "ударные стройки коммунизма". Нередко эти механизмы действительно рождали новые консорции из строителей и жителей атомградов, строителей БАМа, целинников и завоевателей космоса. В советское время на Урал ехали не только по принуждению, но и добровольцы - строители Уралмаша, "Турбинки", других гигантов индустрии. Их руками заштатный городишко за десятилетие был превращен в третий город России.
Но проходит время, и подъем завершается стабилизацией пассионарности. В Великую Отечественную войну огромного числа пассионариев потребовал фронт. Многие нашли свое место в Уральском добровольческом танковом корпусе. Именно на войне новый субэтнос дал себе собственный этноним - самоназвание "уральцы", признанное вначале, как это обычно и бывает, врагом, а затем и друзьями. Военные потери пассионарности были невосполнимыми, и за стабилизацией подъема - акматической фазой уральского субэтноса последовал спад. Впрочем, спад часто имеет и свой позитив. Он сопровождается выбросом свободной энергии в форме искусства и роскоши, политических интриг и социальных идей, науки и технических достижений, то есть всего того, что зовется цивилизацией.
Именно на спаде энергетического напряжения наш город стал известен своим театром и оперой, дал образование десяткам тысяч молодых людей, работавших затем в сотнях научных и проектных институтах города, создал Уральское отделение Академии наук. Космос и ядерные технологии, металлургия и тяжелая промышленность, медицина и оборона, наконец, публичная политика аккумулировали научные, технические, социальные идеи уральцев. Когда это стало возможным, Екатеринбург продемонстрировал миру невиданную доселе роскошь.
Инерция развития субэтноса упорядочивает хозяйство, поднимает образованность, укрепляет законность. Казалось бы, - субэтнос идет к процветанию и выделению из этнической матрицы. Но, в действительности, неуклонно растущая энтропия ведет к упадку, распаду и смешению с соседями. И так - до новой энергетической вспышки в другом месте, в другое время. Таков закон природы. И сегодня, вступив на порог XXI столетия, уральцы берегут выработанный предками статус. Они сохраняют его в виде традиции, которую не умеют, да и не желают менять, не потому, что она лучше других, а потому, что своя. Этой традицией мы противопоставили себя всей остальной России. В 90-е годы это противопоставление себя остальным русским было оформлено серией политических актов - дружными голосованиями за президента, за депутатов из числа "демократов" и "братвы", поддержкой Уральской республики.
Гипотеза встретила решительные возражения, так сказать, и "справа" и "слева". Патриоты, например, возражают потому, что она, якобы, потворствует тому агрессивно навязывающему себя утверждению, что русских как нации нет. Это странно, поскольку субэтносы отсутствуют только в персистентах, т.е. в реликтовых этносах, да и то не во всех. Конечно, появление нового субэтноса, набравшего мощную инерцию развития, несет угрозу распада матричного этноса. Но это угроза государственного и национального разъединения (самоопределения), но отнюдь не этнического. Пример тому - западноевропейский суперэтнос, возникший и некоторое время существовавший как единое государственное целое - как народ Великой римской империи германской нации, распавшийся затем на десятки европейских народов и сотню национальных государств. Сам же европейский суперэтнос не только не исчез, но сегодня вновь объединяется.
Непрерывное образование консорций, лишь малая часть которых способна стать новыми субэтносами, есть естественный, более природный, чем социальный процесс жизни всякого исторического этноса. По этому поводу Л.Н. Гумилев писал: "Внутри этническое дробление есть условие, поддерживающее целостность этноса и придающее ему устойчивость, оно характерно для любых эпох и стадий развития". Чем сложнее этническая целостность, тем она крепче и устойчивее к внешним воздействиям. Напротив, упрощение структуры этносистемы всегда связано с ее упадком. В этом смысле и наше время не является исключением.
Будущее "уральского народа" предопределено тем, что исчезли уже названные нами причины возникновения и существования на Урале субэтноса. Осталась только инерция. Но и она вскоре иссякнет и уральский субэтнос рассосется. Свое гасящее на него воздействие оказывают и "закрытые" города, являющиеся очагами другой - традиционно русской, почти советской ментальности. Диссипируя (рассеивая) свою энергию на мощнейшем промышленном потенциале этих городов уральский субэтнос имеет еще шанс трансформировать ее в энергию волны постиндустриальной модернизации. Урал, сохраняя себя как "опорный край", может стать местом, откуда поднимется волна постиндустриальной модернизации, и распространится на всю Россию.