От объекта к его образу. От образа - к абстракции. И обратно. Иногда...
Лепешев Евгений Петрович
Фотографическое (“голографическое”, образное) восприятие (и “обработка” - в данном случае, использование) внешней и внутренней информации достаточно хорошо сочетается в человеке с использованием упакованной (абстрактной, символьной) информации для развития себя и общества. Собственно этим человек и отличается от всех животных, известных в настоящее время. Возникновение и использование языка (символьной речи, символьного способа обмена) показывает развитие именно Человека и именно в направлении увеличения удельного веса используемой в упакованном виде информации. В целом, такое развитие можно объяснить чрезвычайно высокой (выдающейся среди всех известных животных) мощностью сознания. Здесь сознание оказалось способным поддерживать генерировать и оперировать настолько сложными (объемными, развитыми) мыслеформами, что для дальнейшего развития “среднестатистического” индивида оказалось целесообразным разбиение образов на элементы. Точнее на их абстрактные (упаковываемые) описания. Сейчас можно только гадать – был ли процесс развития абстрактной части сознания спонтанным, вяло развивающимся, либо имел место какой-то внешний толчок. Например, желание особо продвинутых личностей довести знания до возможно большего круга соплеменников. Конечно, в этом плане интересен инцидент с Вавилонской башней. Но, чтобы сделать совершенно определенный вывод, необходимо провести весьма глубокий анализ множества параллельных источников.
Широкое распространение компьютерного обмена информацией может дать начало “восстановлению” паритета в смысле более широкого применения образов. Например, динамических картинок. Здесь уже дело только техники. Вряд ли, конечно, ренессанс образного мышления будет обвальным.
Параллельно с развитием символьного представления информации, протекал и процесс “обратной” трансформации – от фрагментированного, упакованного вида к целостным объемным мыслеформам (образам). Этот процесс настолько естественен и логичен (даже гармоничен), что можно бы о нем и не говорить. Если бы не один очень важный нюанс такого двойного преобразования. Ведь в этом случае, вторичный воспроизведенный образ (мыслеформа) не может во всем быть адекватным прототипу. Это понятно. Ведь иначе не было бы ни нужды, ни смысла переводить образы в секционированный упакованный символьный вид. Так что, в общем, смысл двойного преобразования, в данном случае, заключается в получении упрощенного образа из прототипа. Т.е, образа, с которым может реально манипулировать человеческое сознание. Один из источников такой необходимости – увеличение количества и усложнение структуры образов, с которыми человеку приходится иметь дело. В качестве примера, достаточно рельефно показывающего суть описанного можно вспомнить известное выражение “утро вечера мудренее”. Теперь, вполне логично было бы рассмотреть некоторые функции сна, но пока мы вернемся к продолжению начатой темы.
Для максимально компактного и “стандартизированного” представления первичных образов в символьной форме используется множество приемов, в основном укладывающихся в объеме языка общения. Да собственно, как было отмечено, язык для этого и предназначен. Больше, практически, ни для чего. В этом плане можно обратить внимание на такое явление, как появление специальной терминологии в составе конкретного (напр., русского) языка. Это явление (использование спец. терминологии) очень легко классифицировать, если вспомнить, что исторически оно наиболее ярко прослеживается на примере единого для всех медиков (фармацевтов) языка. Сейчас этот язык вообще существует только как терминологический. В целом же, использование спец. терминов связано со становлением и развитием технологий. В частности, изготовления и применения лекарств, диагностики. Теперь вспомним, что медицина – одна из древнейших наук, актуальность которой никогда не становилась критически малой. В этом плане, именно медицина накладывала вполне зримый отпечаток на развитие иных направлений естественных наук. И вот на этих “иных” направлениях можно найти буквально огромное количество примеров, когда специальные термины измышлялись совершенно неоправданно, в подражание “старшей сестре” (или “брату” если иметь в виду не только русский язык). Нет смысла специально перечислять эти исторические примеры. Хотя многие из них кажутся сейчас смешными, все же есть неоправданный, но реальный риск оказаться необъективным. Да и не в этом ведь дело.
Масса несинхронных (по уровню понимания предмета) двойных преобразований, неоправданное расширение сферы использования терминологии, неизбежная в развивающемся обществе ассимиляция языков, продиктованная, в т. ч., необходимостью научного обмена и многие другие “текущие” причины привели и к возникновению множества парадоксов в общественном сознании. Например, был относительно длительный отрезок времени, когда очень мирно сосуществовали две антагонистических по сути концепции:
1. Человек “развился” из обезьяны (а в более глубокой ретроспективе – из “общего” для позвоночных предка) в процессе “плавной естественной эволюции”.
2. Человек “качественно” отличается от всех известных животных именно “сознательным” поведением. Т.е., поведение остальных животных подчинено “рефлексам и инстинктам”. Здесь термины “рефлексы и инстинкты” использованы для обозначения образной (“фотографической”) части сознания.
Хочется обратить внимание, что антагонизм между двумя приведенными концепциями:
А) вытекает из терминологии
Б) порожден терминологией.
Ведь если бы не она, то можно бы просто указать на количественную разницу параметров сознания и не придумывать специальную теорию для развития Человека. Конечно, и это не было бы истиной, достаточной “на все времена”. Просто не возникло бы заблуждения. А “на все времена” записано в Ветхом Завете. Только надо прийти к осознанию. По возможности, с меньшим количеством затрат на тупиковые ветви.
Теперь, когда мы увидели – насколько уязвим процесс восстановления образов – прототипов из упакованных фрагментированных абстракций, обратим внимание на то, что этот процесс и чрезвычайно актуален. Ведь в физической (“телесной”) жизни Человек имеет дело исключительно с объектами, адекватно описываемыми только при помощи объемных мыслеформ (образов). Наверное, нет смысла подробно раскрывать это высказывание. Достаточно ограничится одним примером.
И. Ньютон ничего не “придумал” в своей механике. Но велик он тем, что дал очень эффективное толкование (перевод из абстракции в образ) множеству разрозненных, известных к тому времени, эмпирически найденных и абстрактно (символьно) записанных зависимостей. Причем, были у этих зависимостей и “авторские” толкования. Но именно Ньютон оказался здесь гением. Пожалуй, единственная широко известная зависимость, которой он не смог дать никакого толкования – это запись, отражающая выявленную к тому времени зависимость пространственного расположения тел друг от друга. Точнее, выражаясь современным языком – “корреляцию” (?) в поведении материальных тел. Все же, он предложил эту запись, которая использовалась достаточно долго.
Естественно, преобразование абстракций в образы, сделанное даже Ньютоном, не могло быть полностью адекватным прототипу. Да это невозможно и в принципе. Речь идет всего лишь о длительности периода практической ценности преобразования. В рассмотренном примере он был феноменально большим. Было бы вполне логичным услышать от Ньютона, в качестве сверх краткого резюме (совр. жарг.) – “Гипотез не измышляю, но даю очень эффективные толкования”. Возникающие периодически дебаты о соотношении “классики/неклассики” кажутся всего лишь временными издержками переходного периода. Можно даже предположить, что “интенсивность” таких полемик служит индикатором необходимости новых толкований. С учетом выявленных ограничений и накопленной абстрактной (аналитической, эмпирической, технологической…) информации.
Появление и известная (в свое время) популярность теории относительности и были ответом на указанную естественную потребность развивающейся цивилизации в генерировании более полных обратных преобразований (от символов к образам). К сожалению, упомянутое толкование было очевидно незаконченным. Т.е., имело место некое промежуточное абстрактное преобразование и совершенно не эффективные попытки “выжать” из него новый, более полный образ. В общем, и автор (кстати, в первую очередь – автор) указывал на необходимость дальнейшего развития предложенных абстракций. Сейчас понятно, что выбранный путь преобразований не пригоден для генерации объемного образа. Нет смысла и здесь приводить буквально закритическое число накопленных экспериментальных данных, даже формально не имеющих ничего общего с предложенной формой записи. Словом, казавшаяся близкой к образному пониманию абстрактная запись, оказалась наоборот – слишком абстрактной. Настолько абстрактной, что не укладывалась даже и в ряд известных на то время абстракций. Именно поэтому и возник такой энтузиазм. По принципу – раз не абстракция, значит образ. Действительно – сказать, что полная энергия тела эквивалентна его полной массе – это как? Абстракция, или образ? Если мы знаем наверняка какое ни будь одно из двух указанных понятий – то может быть и образ. А если нет? К тому же, преобразование “к прототипу” должно заканчиваться указанием на тождество, где в левой части абстракция, а в правой – образ. Здесь этого нет.
Выдающееся место в процессе развития абстрактных описаний, чрезвычайно удобных для обращения в образ – прототип принадлежит математике. Все мы еще со школьной скамьи помним, насколько удобно при помощи Х и У определять, сколько мешков овса потребуется для прокорма трех лошадей в течение года. Множество даже более наглядных примеров можно найти, например, в программном обеспечении тех же компьютеров, минимизирующем объем обрабатываемой и хранимой информации. Т.е., эффективность использования математики во многих случаях просто феноменальна. Но, не во всех… .