Итак, очевидна связь понятия формы с понятиями энергейи о порождения языка. Поскольку язык есть «все повторяющая деятельность» (а не продукт ее), эта деятельность, по Гумбольдту, должна протекать определенным образом, т.е. в определенной форме. По сути дела, эта форма и обеспечивает систематичность и своеобразие деятельности языка; и «в действительности она представляет собой индивидуальный способ, посредством которого народ выражает в языке мысли и чувства». Иными словами, то своеобразие и та систематичность, которые наблюдаются в проявлении деятельности языка, обуславливаются его связью с народом, с его национальным характером, с его образом мышления, почему и оказывается возможным утверждать, что «языки всегда имеют национальную форму, являясь непосредственно и собственно национальным творением». Форма каждого языка является неповторимо индивидуальным образованием, хотя в своих существенных чертах она и схожа для всех языков. Она -«духовная настроенность говорящих на одном языке», «индивидуальный порыв, посредством которого тот или иной народ воплощает в языке свои мысли и чувства» (Гумбольдт 1984,70).
Возможно дать определение формы языка, и оно приводится Гумбольдтом (см. выше), но нельзя дать определение формы отдельного конкретного языка, его внутренней формы, так как «определение формы языка представляется научной абстракцией». Сознательно прибегая к довольно элементарной формулировке, можно сказать, что внутренняя форма языка обуславливает то, что его деятельность протекает так, а не иначе, использует такие средства, а не иные. «Характерная форма языка отражается в его мельчайших элементах, и вместе с тем каждый из этих элементов тем или иным и не всегда ясным образом определяется языком» (Гумбольдт 1984, 71). При этом Гумбольдт прибегает к метафорическому сопоставлению: конкретные языки «можно сравнить с человеческими физиономиями: сравнивая их между собой, живо чувствуешь их различия и сходства, но никакие измерения и описания каждой черты в отдельности и в их связи не дают возможность сформулировать их своеобразие в едином понятии» (Гумбольдт 1984, 72).
Гумбольдт различает «внутреннюю форму языка» как глубинный принцип его порождения, определяющий собой все своеобразие языковой организации, и «внешнюю форму языка» (звуковую, грамматическую и т.д.), в которой проявляется и воплощается внутренняя форма.
«Форме противостоит, конечно, материя», и на основе своих суждений Гумбольдт приходит к заключению: «В абсолютном смысле в языке не может быть материи без формы». Деятельность языка всегда протекает в определенной форме, и если ее отнять, останется неорганизованная, хаотичная груда материи, поэтому «понятие языка существует и исчезает вместе м понятием формы, ибо язык есть форма и ничего кроме формы» (Гумбольдт 1984, 72). Ведь даже то, что в языке «в одном отношении считается материей, в другом отношении оказывается формой». Заимствуя чужие слова, язык может трактовать их как материю, но материей они будут лишь по отношению к данному (заимствующему) языку, а не сами по себе.
Гумбольдт не раз подчеркивает важность понятия формы как основы для описания языков. Ведь «по разрозненным элементам нельзя познать то, что есть высшего и тончайшего в языке. ... Расчленение языка на слова и правила - это лишь мертвый продукт научного анализа» (Гумбольдт 1984, 70). Понятие формы, как считает Гумбольдт, открывает исследователю путь к постижению тайн языка, к выяснению его сущности. Пренебрегая этим путем, он непременно проглядит множество моментов, и они останутся неизученными. Без объяснения останется масса фактов, и, наконец, «отдельные факты будут представляться изолированными там, где в действительности их соединяет живая связь (Гумбольдт 1984, 71). Частности должны включаться в понятие формы языков не в виде изолированных фактов, а «лишь постольку, поскольку в них вскрывается единый способ образования языка» (Гумбольдт 1984,7).
Как же можно постичь эту самую форму языков, каким путем пойти в ее изучение? - Её можно постичь и уловить только в связной речи, изучая язык как всю совокупность актов речевой деятельности. Ведь форма языка - это синтез отдельных элементов в «их духовном единстве».
2.5. Соотношение понятий «национальный дух» и «язык»
В своих лингвистических исследованиях Гумбольдт затронул важные проблемы социально-философского характера, связанные с выявлением понятий «народ» и «язык». Гумбольдт считает «нацию» (для него это почти то же самое, что и «народ») такой формой «индивидуализации человеческого духа», которая имеет «языковой» статус. Считая нацию духовной формой человечества, имеющей языковую определенность» (Гумбольдт 1984, 9), специфику этой формы он усматривает главным образом в языке, хотя при этом подчеркивает, что в формировании нации, помимо языка, участвуют и другие факторы: «если нами нации назывались духовной формой человечества, то этим совершенно не отрицались их реальность и их земное бытие; такое выражение мы выбирали только потому, что здесь вопрос касался рассмотрения их (наций) интеллектуального аспекта (Гумбольдт 1984, 10).
Так как деление человечества на языки совпадает с делением его на народы, то отсюда должно следовать, что между языком и народом, или, точнее, духом народа, существует необходимая корреляция. «Язык и духовная сила народа развиваются не отдельно друг от друга и последовательно один за другой , а составляют исключительно и нераздельно одно и то же действие интеллектуальной способности». «Хотя мы и разграничиваем интеллектуальную деятельность и язык, в действительности такого разделения не существует» (Гумбольдт 1984, 68).
Каков же смысл употребления понятия «дух народа» в работах В. Гумбольдта?
следует помнить, что он обсуждает этот вопрос с связи с выявлением условий и причин различия языков. Считая недостаточным один лишь звуковой фактор для объяснения различия и специфики языков, он ищет более «высокий принцип», который по его мнению, объяснит и подтвердит различие конкретных языков («В практических целях очень важно не останавливаться на низшей ступени объяснения языковых различий, а подниматься до высшей и конечной...» (Гумбольдт 1984, 68). Различие языков эмпирически связано с различием народов; нельзя ли это различие, то есть специфику языков, объяснить исходя из «духа народа» как из более высокого принципа»? В.Гумбольдт ввел понятие «дух народа» в сравнительное языкознание как понятие необходимое, однако, его трудно постичь в чистом виде: без языкового выражения «дух народа» - неясная величина, знание о которой следует извлечь опять-таки из самого языка, язык же толкуется не только как средство для постижения «духа народа», но и как фактор его создания.
Тут как бы замкнулся заколдованный круг: дух народа как «высший принцип», обусловливая различие и специфику языков, со своей стороны сам нуждается в объяснении через язык. Гумбольдт разъясняет такое рассуждение: «Не будет заколдованного круга, если языки считать продуктом силы народного духа и в то же время пытаться познать дух народа посредством построения самих языков: поскольку каждая специфическая духовная сила развивается посредством языка и только с опорой на него, то она не может иметь иной конструкции, кроме как языковой» (Гумбольдт 1984, 11).
В понимании Гумбольдта, правильность и богатство развития языка прямо пропорционально связаны с соразмерностью воздействия на язык силы национального духа (по Гумбольдту, язык преобразуется с каждой новой ступенью духа). «Всеми своими корнями и тончайшими их фибрами он (язык) сплетен с силой национального духа, и чем соразмернее действует на язык сила национального духа, тем правильнее и богаче развитие языка (Цит. по кн.: Постовалова 1982: 52). Что может в языке зависеть от действия духа? - прежде всего от народного духа зависит сам принцип образования языка. Влияние духа расширяется также на структуру языка и образование форм.
Языки, соответственно, также обладают силой, воздействующей на дух. И это воздействие носит всесторонний и гармоничный характер. По образному выражению Гумбольдта, языки - это колеи, по которым деятельность духа совершает свое течение, или, при другом сравнении, - русло, по которому дух катит волны своей жизни.
В 1801 году в своих фрагментах монографии о басках Гумбольдт выдвинул тезис о том, что разные языки - это не различные обозначения одного и того же предмета, а «различные видения» его. Тезис о «языковом мировидении», с чисто эмпирической точки зрения содержит мысль о том, что различие языков не сводится к одному лишь звуковому фактору. Язык не есть ряд готовых этикеток к заранее данным предметам, не их простое озвончение, а промежуточная реальность, сообщающая не о том, как называются предметы, а, скорее, о том, как они нам даны.
Языком охватываются преимущественно объекты, входящие в круг потребностей и интересов человека, и отображаются не столько чисто субстанциональные свойства внеязыкового мира, а, скорее, отношение человека к нему.
Эти отношения в различных языках преломляются по-разному, через свойственное каждому языку семантическое членение. Соответственно, можно предположить, что в наших высказываниях о вещах и явлениях мы до некоторой степени следуем и тем ориентирам, которые предначертаны семантикой естественного языка. Следовательно, звучание соединяется не с предметом непосредственно, а через семантически переработанные единицы, которые уже в качестве содержательных образований могут стать основой самого акта обозначения и речевой коммуникации.