Следует заметить, что между обоиминаправлениями аналитической философии (лингвистический и логический позитивизм)существует определенного рода связь. Она выражается, во-первых, в том,что сама логика противостояния вынуждает лингвистических аналитиков обсуждатьте философские проблемы и их решения, которые были существенны для логическогопозитивизма. Во-вторых, и это главное, лингвистический анализ унаследовал отлогического позитивизма некоторые принципиальные установки в понимании самогохарактера философской деятельности.
Свою задачу аналитические философывидят в том, чтобы вскрыть источник «метафизических» псевдопроблем и выявитьреальный, подлинный смысл слов, неправильно употребляемыхфилософами-метафизиками». Так, например, если путем анализа слова «знать»выявляется, что оно имеет целый ряд контекстуальных значений, между которымивряд ли можно найти что-либо общее, то, утверждают лингвистические аналитики,не существует какой-либо общей дефиниции знания и, следовательно, задачапостроения общей философской теории познания лишена смысла.
Представители лингвистическогоанализа сводят свои задачи к чисто негативным, или, как они самипредпочитают говорить, «терапевтическим», — к элиминации философских проблем,т. е. к избавлению философии от нее самой.
Аналитическая философия превращается,таким образом, в своеобразную «философию философии», занятую лишь темипроблемами, которые предложены философами, и не имеющую ни потребности, нинужды в том, чтобы заниматься вопросами, которые волнуют представителейспециальных наук, или же пытаться решать социально-этические проблемы,поставленные современным социальным развитием.
Философ, не формулирующий никакихфилософско-«метафизических» тезисов, не пытающийся решать мировоззренческиепроблемы, не конструирующий онтологические или гносеологические системы, затозанятый высокопрофессиональной и специализированной деятельностью по выявлениюс помощью особой техники точного смысла слов и выражений, обнаружению иустранению бессмыслицы,— таков идеал лингвистических аналитиков. Философиястановится одной из многих специальных дисциплин. В прошлом были великиефилософы, а теперь впервые в истории появились философы «искусные»,подчеркивал Л. Витгенштейн 3.
Конечно, строго говоря, по Витгенштейну, философия—это не наука, а философне является ученым. В самом деле, ведь философ (имеется в виду философ-аналитик)не похож он на логика, он занят анализом смысла слов и выражений обычного,актуально используемого языка, описанием того, что реально дано в языке.Философия, таким образом, есть описательная дисциплина, но не в смыслеописательной эмпирической науки, которая формулирует те или иные генерализациина основе статистического подсчета разных случаев. Он учил, что познание естьотображение (не зависящих друг от друга) фактов. Суждения являются “философиями истинности” единичных высказываний о фактах, т.е.выводимых из них логическим путем.
Язык интересует философа не в егочисто лингвистических качествах, а как носитель значений. При этом однои то же значение может быть выражено разными языковыми средствами и даже вразных национальных языках. Значения философом могут быть выявлены путемсвоеобразного «идеального эксперимента», т. е. мысленного представлениявозможных ситуаций, в которых употребляется то или иное слово, простого«всматривания» в работу языка и фиксирования того, что «непосредственноочевидно».
«Было бы правильно сказать, — пишет Л.Витгенштейн,— что наш анализ не может быть научным... В наших рассуждениях недолжно быть ничего гипотетического. Мы должны избавиться от всяких объяснений,и одно лишь описание должно занять их место. И это описание получает своюспособность прояснять, т. е. свою цель в связи с отношением к философскимпроблемам. Они, конечно, не являются эмпирическими; они разрешаются скореевсматриванием в работу нашего языка, и притом таким образом, чтобы заставитьнас осознать эту работу, несмотря на побуждение к ее неверному пониманию.Проблемы разрешаются не путем представления новой информации, но путем новогораспределения того, что мы всегда знали» 4.
Дж. Райл также обращает внимание наотличие работы философа-аналитика от работы логика. Излагая его точку зрения,Т. И. Хилл пишет: «...работа философа не совпадает с работой логика — хотянекоторые философы в то же время являются и логиками, — так как в отличие отвыводов логика философские аргументы никогда не могут стать доказательствами ине предназначены быть ими. В отличие от доказательств они не имеют посылок. Втой мере, в какой работа философа является позитивной, она схожа с усилиямихирурга описать студентам свои действия и затем проконтролировать своиописания путем медленных повторений своих действий» 5.
На основании данной здесь самой общейхарактеристики лингвистической философии нетрудно выявить те внутренниепротиворечия, которые с самого начала разъедают ее и ведут к определенным сдвигам,не только выводящим за рамки этого вида философского анализа, но при известныхусловиях и за пределы аналитической философии вообще.
В самом деле, лингвистический анализпытался утвердить себя в качестве некоей специальной дисциплины, хотя и не являющейсянаукой в строгом смысле слова, но способной к получению точных и бесспорныхрезультатов, окончательно сбросившей с себя груз «метафизическ,6их»предпосылок. Но это диктовало необходимость отказаться от формулировки какойбы то ни было философской программы и обусловило претензию на отсутствие вэтом течении не только каких-либо теоретических установок, принципов, но даже иопределенного метода анализа. Выбор того или иного метода означает егопредпочтение другим, что неизбежно влечет некоторые «метафизические» следствия.Лингвистические же аналитики претендуют на построение «беспрограммногоанализа».
Именно поэтому Л. Витгенштсйну неоставалось ничего другого, как заявить, что «не существует единственногофилософского метода, хотя действительно существуют различные конкретные методы,подобно различным терапиям» 6.
Логика принятия идеи о возможности«беспрограммного анализа» заставляет Дж. Райла идти еще дальше и утверждать,что даже методы самой этой школы в философии нельзя считать единственновозможными. Это же обстоятельство обусловливает и принципиальный отказ Л.Витгенштейна от какого бы то ни было общего определения языка (и дажеформулировки в общем виде понимания значения как употребления) и предпочтениеим конкретного анализа смысла тех или иных слов внутри отдельных «языковыхигр».
Вместе с тем, как бы ни хотелилингвистические аналитики избежать «метафизических» следствий путем принятиякакой бы то ни было программы, сама необходимость утвердить свое направление вкачестве философии, отличной от всех других, по самой логике дела не могла невести к принятию определенных предпосылок, то ли формулируемых явно, толи демонстрируемых в самой технике и практике анализа (таков вообще парадоксвсякой претендующей на «беспредпосылочность» философии).
Изучение практики лингвистическиханалитиков показывает, что те предпосылки, из которых они реально исходят всвоей деятельности, во-первых, носят явно философский (на языке аналитиков«метафизический») характер и, во-вторых, весьма неубедительны. Основной такойпредпосылкой является прежде всего сама установка на то, что смысл слов ищетсяв их обычном употреблении, а корень философских проблем («метафизических псевдопроблем»на языке аналитиков) усматривается в нарушении правил обыденного языка. Однакосамо понятие «обыденный язык» весьма неясно.
Нужно сказать, что сторонники этогонаправления рисуют картину собственной практики, существенно отличную отпростого «всматривания» в факты языка и последующего их описания. Мало простособирать различные случаи словоупотребления. «Сущность» становится «обозримой»не посредством «анализа» или пассивного наблюдения над тем, что «уже лежитперед глазами», пишет Дж. Райл, а с помощью «нового упорядочения или даженескольких таких упорядочений, которые я должен произвести... Поэтому-то и нетметода в философии, так как нет метода для изобретения случаев и дляупорядочения их... Так же, как нет метода для того, чтобы «быть пораженным»скорее одним фактом, чем другим...» 7.
Но отсюда вытекает возможность (инеизбежность) разного понимания фактов языка, разного осмысления того,что же считать подлинным, а не мнимым употреблением (значением) того или иногослова.
Сама лингвистическая философия, такимобразом, оказывается своеобразным видом «метафизики», выступающей в облачениитехники языкового анализа, хотя и не решающейся признать свою подлиннуюсущность.
Однако если согласиться с тезисом, чтоневозможно избежать «метафизических» утверждений при лингвистическом анализе,и одновременно принять тезис аналитиков об отсутствии какого бы то ни былопредпочтительного метода философствования, то тогда открывается возможностьпостроения самых откровенных «метафизических» концепций, не вступая вформальное противоречие с лингвистическим анализом. Парадоксальностьпоследнего состоит в том, что он заводит свою борьбу с «метафизикой» настолькодалеко, что даже само декларирование принципиальной «антиметафизичности»считается «метафизикой». Тем самым в лице лингвистического анализа аналитическаяфилософия доходит до той грани, когда она, по существу, отрицает себя и выводитза собственные пределы.