Культура русского символизма, как и сам стиль мышления поэтов и писателей, формировавших это направление, возникали и складывались на пересечении и взаимном дополнении, внешне противостоящих, а на деле прочно связанных и поясняющих одна другую линий философско-эстетического отношения к действительности. Это было ощущение небывалой новизны всего того, что принес с собой рубеж веков, сопровождавшееся чувством неблагополучия и неустойчивости.
Поначалу символическая поэзия формировалась как поэзия романтическая и индивидуалистическая, отделившая себя от многоголосия «улицы», замкнувшаяся в мире личных переживаний и впечатлений.
Те истины и критерии, которые были открыты и сформулированы в XIX столетии, ныне уже не удовлетворяли. Требовалась новая концепция, которая соответствовала бы новому времени. Надо отдать должное символистам - они не примкнули ни к одному из стереотипов, созданных в XIX веке. Некрасов был дорог им, как и Пушкин, Фет - как и Некрасов. И дело тут не в неразборчивости и всеядности символистов. Дело в широте взглядов, а главное, в понимании того, что всякая крупная личность в искусстве имеет право на свой взгляд на мир и на искусство. Каких бы взглядов ни придерживался их создатель, значение самих произведений искусства ничего не теряет от того. Главное, чего не могли принять художники символического направления - это благодушия и умиротворенности, отсутствие трепета и горения.
Подобное отношение к художнику и его творениям также было связано с пониманием того, что вот сейчас, в данный момент, на исходе 90-х годов XIX века, происходит вхождение в новый - тревожный и неблагоустроенный мир. Художник должен проникнуться и этой новизной, и этой неблагоустроенностью, напитать ими свое творчество, в конечном итоге - принести себя в жертву времени, в жертву событиям, которых еще не видно, но которые являются такой же неизбежностью, как и движение времени.
«Собственно символизм никогда не был школой искусства, - писал А.Белый, - а был он тенденцией к новому мироощущению, преломляющему по-своему и искусство... А новые формы искусства рассматривали мы не как смену одних только форм, а как отчетливый знак изменения внутреннего восприятия мира»[2].
В 1900 году К.Бальмонт выступает в Париже с лекцией, которой дает демонстративное заглавие: «Элементарные слова о символической поэзии». Бальмонт считает, что пустующее место уже заполнилось - возникло новое направление: символическая поэзия, которая и является знамением времени. Ни о каком «духе запустения» говорить отныне не приходится. В докладе Бальмонт попытался с возможной широтой обрисовать состояние современной поэзии. Он говорит о реализме и о символизме как вполне равноправных манерах миросозерцания. Равноправных, но разных по своему существу. Это, говорит он, два «различных строя художественного восприятия». «Реалисты схвачены, как прибоем, конкретной жизнью, за которой они не видят ничего, - символисты, отрешенные от реальной действительности, видят в ней только свою мечту, они смотрят на жизнь - из окна». Так намечается путь художника-символиста: «от непосредственных образов, прекрасных в своем самостоятельном существовании, к скрытой в них духовной идеальности, придающей им двойную силу»[3].
Такой взгляд на искусство требовал решительной перестройки всего художественного мышления. В основу его теперь были положены не реальные соответствия явлений, а соответствия ассоциативные, причем объективная значимость ассоциаций отнюдь не считалась обязательной. А.Белый писал: «Характерной чертой символизма в искусстве является стремление воспользоваться образом действительности как средством передачи переживаемого содержания сознания. Зависимость образов видимости от условий воспринимающего сознания переносит центр тяжести в искусстве от образа к способу его восприятия... Образ, как модель переживаемого содержания сознания, есть символ. Метод символизации переживаний образами и есть символизм»[4].
Тем самым на первый план выдвигается поэтическое иносказание как главный прием творчества, когда слово, не теряя своего обычного значения, приобретает дополнительно потенциальные, многосмысленные, раскрывающие его подлинную «сущность» значения.
Превращение художественного образа в «модель переживаемого содержания сознания», то есть в символ, требовало переноса читательского внимания с того, что выражалось, на то, что подразумевалось. Художественный образ оказывался в то же время и образом иносказания.
Сама апелляция к подразумеваемым смыслам и воображаемому миру, дававшая точку опоры в поисках идеальных средств выражения, обладала известной притягательной силой. Она-то и послужила в дальнейшем основой сближения поэтов символизма с Вл.Соловьевым, представлявшимся некоторым из них искателем новых путей духовного преобразования жизни. Предчувствуя наступление событий исторического значения, ощущая биение подспудных сил истории и не умея дать им истолкование, поэты символизма оказывались во власти мистико-эсхатологических* теорий. Тут-то и произошла их встреча с Вл.Соловьевым.
Безусловно, символизм опирался на опыт декадентского искусства 80-х годов, но он был качественно иным явлением. И он далеко не во всем совпадал с декадентством.
Возникший в 90-е годы под знаком поисков новых средств поэтической изобразительности, символизм в начале нового века и обрел почву в смутных ожиданиях близящихся исторических перемен. Обретение этой почвы послужило основой его дальнейшего существования и развития, но уже в ином направлении. Поэзия символизма оставалась по своему содержанию принципиально и подчеркнуто индивидуалистической, но она получила проблематику, которая базировалась теперь на восприятии конкретной эпохи. На почве тревожного ожидания происходит теперь обострение восприятия действительности, входившей в сознание и творчество поэтов в виде тех или иных таинственных и тревожных «знаков времени». Таким «знаком» могло стать любое явление, любой исторический или сугубо бытовой факт («знаки» природы - зори и закаты; различного рода встречи, которым придавался мистический смысл; «знаки» душевного состояния - двойники; «знаки» истории - скифы, гунны, монголы, всеобщее разрушение; «знаки» Библии, игравшие особенно важную роль, - Христос, новое возрождение, белый цвет как символ очищающего характера будущих перемен и т.д.). Осваивалось и культурное наследие прошлого. Из него отбирались факты, которые могли иметь «пророческий» характер. Этими фактами широко оснащались и письменные и устные выступления.
По характеру своих внутренних связей поэзия символизма развивалась в то время в направлении все более глубокой трансформации непосредственных жизненных впечатлений, их таинственного осмысления, целью которого было не установление реальных связей и зависимостей, а постижение «потаенного» смысла вещей. Эта черта и лежала в основе творческого метода поэтов символизма, их поэтики, если брать эти категории в условных и общих для всего течения чертах.
Девятисотые годы - время расцвета, обновления и углубления символистской лирики. Никакое другое направление в поэзии не могло в эти годы соперничать с символизмом ни по количеству выпускавшихся сборников, ни по влиянию на читающую публику.
Символизм был явлением неоднородным, объединявшим в своих рядах поэтов, придерживающихся самых разноречивых взглядов. Некоторые из них очень скоро осознали бесперспективность поэтического субъективизма, другим на это потребовалось время. Одни из них питали пристрастие к тайному «эзотерическому»* языку, другие избегали его. Школа русских символистов была в сущности достаточно пестрым объединением, тем более, что входили в нее как правило, люди высокоодаренные, наделенные яркой индивидуальностью.
Коротко о тех людях, которые стояли у истоков символизма, и о тех поэтах, в чьем творчестве наиболее ярко выражено данное направление.
Одни из символистов, такие как, Николай Минский, Дмитрий Мережковский, начинали свой творческий путь как представители гражданской поэзии, а затем стали ориентироваться на идеи «богостроительства» и «религиозной общественности». Н.Минский после 1884 года разочаровался в народнической идеологии и стал теоретиком и практиком декадентской поэзии, проповедником идей Ницше и индивидуализма. В период революции 1905 года в стихах Минского снова появились гражданские мотивы. В 1905 году Н.Минский издавал газету «Новая жизнь», ставшую легальным органом большевиков. Работа Д.Мережковского «О причинах упадка и новых течениях современной русской литературы» (1893) являлась эстетической декларацией русского декадентства. В своих романах и пьесах, написанных на историческом материале и развивающих концепцию неохристианства, Мережковский пытался осмыслить мировую историю как вечную борьбу «религии духа» и «религии плоти». Мережковский - автор исследования «Л.Толстой и Достоевский» (1901-02), которое вызвало огромный интерес у современников.
Другие - например, Валерий Брюсов, Константин Бальмонт (их еще иногда называли «старшими символистами») - рассматривали символизм как новый этап в поступательном развитии искусства, пришедший на смену реализму, и во многом исходили из концепции «искусства для искусства». Поэзии В.Брюсова присуща историко-культурная проблематика, рационализм, завершенность образов, декламационный строй. В стихах К.Бальмонта - культ Я, игра мимолетностей, противопоставление «железному веку» первозданно целостного «солнечного» начала; музыкальность.